Фотоглиптипия, альбуминовая печать, стеклянные негативы

Андерсен, Диккенс, Гоголь, Теннисон, Гюго, Одоевский, Стивенсон, Гончаров и другие писатели, которых, оказывается, фотографировали

«Заглядывая в будущее культуры, — пишет Сьюзен Зонтаг в эссе «Взгляд на фотографию», — Уолт Уитмен пытался увидеть то, что “лежит по ту сторону различий между красотой и уродством, значимостью и тривиальностью”. Наступит пора, утверждал “величайший поэт и провозвестник великой американской культурной революции”, и никто не сможет провести эти различия. Уитмен верил, что действительность вот-вот догонит искусство и демистифицирует его». И далее: «Но выполнение этой миссии оказалось по плечу лишь одному из видов искусств — американской фотографии, которая сама отнюдь не являла и не представляла “демистифицированную действительность”».

В нынешней публикации есть фотография Уитмена — не самая, по правде сказать, интересная. Однако имеет, кажется, смысл, оттолкнуться от слова, которое использует Зонтаг: демистификация. Возможен быстрый (схематичный и не слишком внимательный) взгляд на историю, при котором она делится на три периода: дописьменный, письменный, который оказывается «довизуальным», наконец, визуальный, начавшийся, в общем, только с массовым распространением фотографии, которое к тому же было поддержано быстрым триумфом массмедиа.

В нашей нынешней галерее — старые и очень старые фотографии из архивов. На них запечатлены писатели, не заставшие триумф эпохи визуального — вроде Альфреда Теннисона, Чарльза Диккенса, Ивана Гончарова и Николая Гоголя.

Есть что-то завораживающее в этом пересечении эпох. Ньепс сделал первую фотографию в 1826 году. В 1826 году Пушкин написал «Пророка», умер Карамзин, родился Салтыков-Щедрин.

Фотографии Диккенса, Уайльда, Уитмена, Островского, Герцена — это, конечно же, демистификация. Причем в прямом смысле: запечатленное на фотографии становится менее таинственным. «Довизуальная история» скрыта от нас почти в буквальном смысле вуалью. Она является территорией воображаемого — однако на эту территорию проникли, оказывается, партизаны мокрого коллоидного процесса, партизаны платинотипии и другие партизаны. Какими бы статичными ни были их фотографии, то, что запечатлено на них, вырывается из воображаемого и с нарастающей, пугающей скоростью движется прямо на нас — как поезд Люмьеров.

…Напоминая нам, что история непрерывна, что никаких «периодов» не существует, что нет никаких «эпох». Что мы и сами, скорее всего, не почувствовав ничего такого, перешагнули уже порог нового времени, название которому придумают еще не скоро.​