Владислав Ходасевич. Сказка и четыре стихотворения для детей

OPENSPACE.RU публикует малоизвестные «детские» тексты Ходасевича

Перед новогодними праздниками OPENSPACE.RU публикует пять не самых известных текстов поэта Владислава Ходасевича — рождественскую сказку «Загадки» и четыре стихотворения для детей, три из которых представляют собой переложения с английского. Подробно об этих текстах пишет в отдельной статье ПАВЕЛ УСПЕНСКИЙ, подготовивший публикацию.


ЗАГАДКИ

Поплясав кругом елки, пошумевши в передней, напялив шубы, штанишки, варежки, валенки, дети разъехались по домам.

— Ну, Володя, — сказала мама, — ты поиграй немного и ложись спать, уж десятый час. А я поеду на именины к тете Жене.

И мама уехала. Володя вернулся к елке. Свечи на ней догорали, гасли одна за другой. Теперь, на свободе, можно было заняться полученными подарками. Были тут разные вещи: заводной паровоз, сабля, солдатики… На за паровозом надо было на четвереньках ползать по полу, а Володя уже устал; саблей воевать было не с кем, а солдатиков Федор Иванович напрасно ему подарил: Володе и свои надоели. Зато еще два подарка показались приятными: мешок с карамелью и книга. Мешок был ситцевый, весь в цветочках, карамель в разноцветных бумажках, а книга очень занятная. На ней крупными буквами было написано: «ЗАГАДКИ».

Сел Володя к столу, придвинул к себе мешочек и раскрыл книгу. Положив в рот конфету, прочел он первую попавшуюся загадку. Она была вот какая:

«Что за всадник? — Сам верхом, а ноги за ушами»?

— Что бы это могло быть? — подумал Володя. — У кого ноги возле ушей? Может быть, у кузнечика? Но какой же он всадник?

К этому времени первая конфета уже была съедена, и Володя для подкрепления взял вторую.

— Нет, не кузнечик, — рассуждал он: — тут что-нибудь не то.

Вопрос был такой мудреный, что пришлось скушать еще добрый пяток карамелек, но ответ так и не приходил в голову. Вскоре Володя потерял терпение, полез в конец книги, туда, где напечатаны были отгадки, и узнал, что всадник, у которого ноги за ушами, — не что иное, как очки.

— Забавно, — подумал Володя: — но как я сразу не догадался? Ведь так просто! Сидят очки на носу, а ноги у них за ушами.
И он скушал еще конфету.

Следующая загадка была тоже хитрая, но Володя почти сразу угадал, в чем дело.

«Лет птица — не синица. Носок долог, голос звонок. Кто ее убьет, свою кровь прольет».

— Если всадник, — не всадник, а очки, да если ноги у него не за своими ушами, а за чужими, так и тут птица, которая не синица — должно быть, совсем не птица. Но все-таки это что-нибудь летающее, и в этом летающем есть кровь, да еще кровь того, кто убьет это существо… Ну, значит, это комар; у него и жало длинное, и звенит он звонко.

Так рассудил Володя, потом посмотрел отгадку и узнал, что рассудил верно. В награду за это он опять съел конфету, — а кстати уж и другую, малиновую.

Так, загадка за загадкой, конфета за конфетой, съел Володя чуть не весь мешочек и перелистал в книге много страниц. Одни загадки были полегче, и Володя их скоро разгадывал, другие же потруднее, и над ними пришлось поломать голову. Иногда он все-таки добивался решения, причем иногда ошибался, иногда отгадывал верно, — а иногда терпения не хватало, и он одним глазом подсматривал ответ.

Долго ли это длилось, не знаем. Не знал и Володя. Однако в мешке оставалось всего несколько карамелек, а на елке одна горящая свечка, да и та провалилась в подсвечник, дымила, мигала, — вот-вот погаснет.

Тут попалась Володе загадка, коротенькая, но хитрая:

«Что быстрее стрелы»?

Думал, думал Володя, но не мог ничего придумать. Голова тяжелела, глаза слипались, весь стол был завален бумажками от конфет, во рту было приторно, под ложечкой где-то слегка мутило, а все же ответ на загадку не приходил ему в голову.

Тут-то вот и случилось то чудо, из-за которого мой рассказ — не рассказ, а сказка.

Нижние ветки на елке зашевелились, сверкнули из-под них два блестящих глаза, и явился перед Володей сам Серый Волк.

Володя не успел даже испугаться, как Серый Волк у него спросил:

— Ты чем это занят? Загадки разгадываешь? Пустяки! Лучше садись ко мне на спину, да помчимся-ка мы с тобой за тридевять земель, в тридесятое царство, к царю Сластене.
— И что там у царя Сластены? — спросил Володя.
— Как что? — удивился Волк. — Монпансье, варенье, тянучки, яблоки, груши, сливы.
— А пшенная каша есть? — спросил Володя.
— Разумеется, есть. Там и есть и получше вещи.
— А каша на молоке? — не унимался Володя.
— На молоке.
— С сахаром?
— С сахаром.
— И с миндалем?
— И с миндалем. Да чего ты торгуешься? Скорей, садись ко мне на спину, и поедем.

Посмотрел Володя на свой мешочек, почти пустой, подумал, какими сладостями угостит его царь Сластена, — и говорит:

— Ну, поедем.

И тотчас очутился он на спине у Серого Волка. В голове у него помутилось, все поплыло перед глазами, в ушах загудел ветер, в тумане неясно замелькали какие-то огоньки, дома, колокольни, потом лес, моря, горы. Наконец, Володя почувствовал толчок, и увидел, что Серого Волка нет, а сам он стоит на площади перед высоким дворцом. Колонные дворца разноцветные и прозрачные, сделанные из карамели. Широкая белая лестница — сахарная, с шоколадными перилами. От всего этого очень вкусно пахло, точно в кондитерской, и Володя уже собрался отколупнуть кусочек перил, как вдруг к нему подошел маленький, толстенький человек, в белом переднике и белой поварской шапке.

— Я главный повар и первый министр его величества царя Сластены, — сказал человечек. — Царь узнал о твоем прибытии и приказывает явиться.

Володя пошел за человеком во дворец, который описывать мы не станем. Довольно сказать, что и дворец, и все прочее в царстве Сластены было сделано из конфет, мармелада, печенья, варенья и тому подобных материалов. Картины во дворце были составлены из засахаренных фруктов и потому горели яркими красками. Сам царь, толстый, одутловатый, с нездоровым цветом лица, ленивый и лысый, сидел на троне из жженого сахара. В левой руку, как державу, держал он круглую миску, а в правой была у него, вместо скипетра, огромная ложка. В миске дымился горячий компот, и Сластена, не слушая дел, о которых докладывали министры, опускал ложку в миску и хлебал компот, проливая его на царское одеяние.

Все придворные были, по-видимому, такие же объедалы, как царь. Каждый держал в руках что-нибудь съедобное, все жевали, грызли и чавкали.

— Здравствуй, Володя, — медленно проговорил царь Сластена. — Очень рад тебя видеть. Вот, наконец, теперь есть товарищи для моих мальчуганов. Живи у нас, ешь сколько душе угодно, отказу тебе не будет.

Тут царь отложил в сторону миску и ложку, погладил себя по животу и тотчас задремал. Придворные стали расходиться, жуя на ходу, а Володю отвели к царским детям. Было их четверо: три сына и дочка. Старшему, которого, как и отца, звали Сластеной, было лет двенадцать. Средний, Миндаль, был ровесник Володе: ему недавно исполнилось девять, — а младшему, Мармеладу, шел шестой год. Царевна Оладья была еще совсем маленькая. Она лежала в кроватке, возле которой постоянно дежурило семь нянек. Матери у царских детей не было, потому что она недавно умерла.

Сперва Володя обрадовался предстоящей жизни у царя Сластены. Сладкого сколько хочешь, уроков готовить не надо, только и дела, что есть конфеты, да играть с царскими сыновьями. Не житье, а масленица.

Но на поверку все это оказалось не так хорошо. Мальчишки были балованные, капризные, ленивые и неразвитые. Они то и дело ссорились, то друг с другом, а то и с Володей. Кроме сластей ничто их не занимало, ничего они не знали, постоянно плакали и болели животом. Лица у них были такие же бледные, как у отца.

Вскоре они ужасно надоели Володе, да и все Сластенное царство ему наскучило. Что, в самом деле! Едят одни сладости, ни кусочка черного хлеба во всей столице! Книжку нельзя почитать, тоже ни одной нет, здесь про них никто и не слыхивал. Куда ни пойдешь, — перепачкаешься: все липкое, сладкое, приторное. Захочешь выкупаться — полезай в молочную реку, а она теплая, парная: нисколько не освежает. А берега у нее кисельные, вязкие, как болото. Гадость.

И еще одна печаль стала мучить Володю: соскучился он по маме, по своей комнатке. Что делается теперь дома? Нет ли котят у Пушинки? Не приехал ли дядя Митя?

Так скучно стало Володе, что он иной раз и поплакивал. Наконец, не стерпел да и говорит царенышам:

— Отпустите меня домой.
— Нет, — ответили они в один голос, — мы тебя не отпустим, ты нам кораблики из ореховой скорлупы делаешь.
— Отпустите, я вас очень прошу.
— И не проси: не отпустим.

Но Володя вспомнил про свою елку, про книжку с загадками, и еще больше захотел вдруг домой. Он решился на хитрость.

— Я бы, — говорит, — сам охотно остался у вас, да скучно: уж очень вы глупые. Даже ни одной загадки не можете отгадать.
— Как не можем? — вскричали сластеныши. — Загадывай сколько хочешь, все отгадаем.
— Нет, не отгадаете.
— Нет, отгадаем!
— Ну, хорошо, — говорит Володя. — Побьемтесь-ка об заклад. Я загадаю вам каждому по загадке. Если вы отгадаете все три, я останусь у вас навсегда. Если две — проживу я у вас десять лет. Если одну — пять лет. А если не отгадаете ни одной, то вы сейчас же велите Серому Волку отвезти меня к маме.

Царские сыновья согласились. Это, — говорят, — нам ни по чем, придется тебе оставаться здесь навсегда.

{-page-}

 

И стал Володя припоминать загадки, которые прочел в своей книге. Первую задал он старшему царевичу:

— Отгадай, — говорит, — что такое: «Дедушка смеется, инда шубонька на нем трясется».

Думал-думал царевич Сластена, да так и ничего и не выдумал. Попросил три дня сроку на размышление и все-таки не разгадал.

— Вот видишь, — сказал Володя. — А это просто кисель. Ты его каждый день утром ешь.

Царевич обиделся, дал Володе подзатыльник и ушел, а Володя задал среднему сластенышу вторую загадку:

«Ну, что за госпожа! Больно гожà: сидит на ложке, свесивши ножки».

— Отгадывай, — говорит: — что такое?

Задумался Миндаль и попросил на раздумье целую неделю. Но и за неделю ничего не придумал.

— Глупый ты, — сказал Володя, — ведь это лапша.
— Ничего не глупый, — возразил Миндаль, — а просто я и не думал про лапшу. Она не сладкая.

И он отвернулся. Тут подошел к Володе маленький Мармелад и говорит:

— Володенька, ты хороший. Загадай мне загадку полегче: ведь я еще маленький.

А Володя и говорит ему:

— Хорошо уж, проще вот этой загадки и быть не может: «Бел как снег, в чести у всех». Ну, отгадывай, а не то придется вам отпустить меня к маме.

Но маленький Мармелад даже отсрочки не попросил, а как услышал загадку, так сейчас и расплакался:

— Не могу, — говорит, — отгадать, не знаю. Я еще маленький.
— Да ты подумай, — сказал Володя, которому не хотелось выигрывать наверняка: он был благородный мальчик.
— И думать не хочу! — кричит Мармелад: — уж если не знаю, так не придумаю. Я еще маленький!

А сам ревет благим матом.

— Ну, и глупый же ты, — сказал Володя: — целый день сосешь сахар, а в загадке не можешь его узнать… Однако, прощайте, — прибавил он, обращаясь ко всем троим царевичам. — Вы проиграли. Зовите Серого Волка, пускай несет меня назад к маме.

Но не тут-то было. Царские сыновья заупрямились. Не хотят отпускать Володю.

— Да ведь вы проиграли? — спрашивает Володя.
— Проиграли, а все-таки тебя не отпустим.
— Да ведь это не честно! — возмущается Володя. — Вы слова не держите!
— Ну, и не держим. Мы не простые дети, а царские. Что хотим, то и делаем.

Рассердился Володя, расстроился и пошел жаловаться царю. Царь выслушал его и расхохотался:

— Молодцы мои ребятишки! Умеют за себя постоять. Не сдаются. А уж ты-то хорош: с маленькими связался.

— Какие же маленькие? Один даже старше меня.
— Молчать! — закричал царь. — Вот лучше ты мне загадай загадку. Посмотрим, чего я не смогу отгадать.

И он самоуверенно засмеялся, набив себе рот халвой.

— Хорошо, согласился Володя, — но дай мне свое царское слово, что если не отгадаешь, — я могу ехать к маме.
— Ладно, даю, — проворчал царь. — Не бойся, брат, разгадаю любую. Не придется тебе ехать к маме.
— Ну, вот тебе загадка, — сказал Володя: — «В земле родилась, в огне крестилась, на воду попала, — вся пропала».
— Гм… как? Повтори-ка, — проговорил Сластена.

Володя повторил.

Царь задумался. Думал час, два, три, скушал за это время целую миску гурьевской каши, два фунта изюму, коробку пастилы, тарелку клубники со сливками да блинчатый пирог с вареньем. Но ничего не выдумал. Позвал на помощь первого министра, собрал государственный совет, — все ни к чему. Рассердился царь. Велит привести Володю.

— Говори, скверный мальчишка, кто у тебя там в земле родился, в огне крестился?
— А к маме пустишь?
— Ты его поторгуйся! Вот я тебя! — И царь замахнулся ложкой. — Говори сейчас!
— Очень просто: соль, — отвечал Володя.
— Со-оль? — протянул царь Сластена и скорчил такое кислое лицо, какое только можно себе представить.
— Со-оль? — повторили за ним все министры, и все отплюнулись.
— Со-оль? — опять протянул Сластена. — Да как же ты смел, щенок, задать мне такую дрянную загадку? Да разве же ты не знаешь, что я даже слова этого не могу слышать? Тьфу, мерзость какая! Соль!

И он опять плюнул, а за ним все придворные.

— Ну, ваше величество, вы все-таки проиграли. По уговору я могу ехать к маме, — сказал Володя, хотя весь дрожал от страха.

— Что? — завопил в ответ царь, — Вы слышите? Он не унимается! После такой неслыханной дерзости, как (тьфу!) соль, он еще смеет проситься к маме. Не пускать его никуда…

И опять пришлось Володе жить в опротивевшем царстве Сластены. Он худел, бледнел, чах, скучал, от одного вида сластенских подданных ему становилось тошно, — а избавления не было. Часто плакал Володя, проклиная Серого Волка и раскаиваясь в своей любви к карамели.

Так прошел целый год. Вдруг во дворце случилась беда. Несмотря на всех нянек, злая колдунья проникла в комнату царевны Оладьи и напустила на нее странную болезнь: непробудный сон. Царевна была жива, дышала, даже сосала сквозь сон тянучки, но разбудить ее не могли. Созвали знахарей, выписали докторов, — ничто не помогало. Царевна спала, и все были в отчаянии. Некоторые даже потеряли аппетит. Про Володю забыли.

Вдруг, в одно прекрасное утро, царь присылает за ним скорохода. Володя идет, весь дрожит: знает, что царь не в духе. Входит — а царь глядит на него эдак ласково, улыбается и говорит:

— Подойди-ка сюда, Володичка. Здравствуй, милый. Как поживаешь?
— Плохо, — сказал Володя. — Скучно мне здесь. Отпусти меня к маме.
— Что ж, это можно, — ответил царь. — Если уж тебе так не нравится, я готов отпустить тебя. Только окажи ты нам одну услугу. Вот видишь ли… Да что ж ты стоишь, голубчик? Присаживайся.
И царь, потеснившись на леденцовом троне, усадил Володю возле себя.

— Вот так. Не хочешь ли апельсинчик? Нет? А кусочек мятного пряника? Тоже нет? Ну, после покушаем. Вот видишь ли, милый, ты, помнится, молодец по части загадок. А у нас выходит беда: Оладушка наша нездорова, ты это знаешь?
— Знаю.
— Так вот, приехал вчера один звездочет, посмотрел на нее и сказал, что она тотчас выздоровеет, как только я сам, или кто-нибудь из моих подданных, разгадает одну загадку: думали мы все много, а разгадать не можем. Хотим у тебя спросить.
— Какая ж это загадка? — спросил Володя.
— Совсем коротенькая, — ответил царь: — «Что быстрее стрелы?» Ну? Что быстрее стрелы? Угадывай-ка скорее. Угадаешь — отпущу к маме, не угадаешь — велю казнить тебя: сварить в шоколаде.

И с ужасом вспомнил Володя, что это та самая загадка, над которой он ломал голову, когда явился к нему Серый Волк. И чуть слышным голосом он ответил царю:

— Не знаю.
— Как не знаешь? Подумай, дорогой мой. Ведь это просто: что быстрее стрелы?
— Не знаю, — повторил Володя.
— Эй, берегись! — крикнул царь. — Не прикидывайся дурачком, говори скорее.
— Да не знаю же я, — всхлипывая, проговорил Володя.

Тогда царь объявил:

— Даю тебе три дня на размышление. Уведите его, да смотрите, как бы не убежал.

Володю увели. Все три дня провел он то в горьких, бессильных слезах, то в бесплодных попытках разгадать загадку. Как он теперь раскаивался, что соблазнился поездкой в Сластенное царство, как плакал по бедной мамочке, как жалел, что, садясь Волку на спину, не заглянул в отгадки или не сунул книжку в карман: ведь в ней всеми буквами напечатано это слово, простое слово, от которого зависит теперь его жизнь! И он вздрагивал, думая о том, каково быть заживо сваренным в шоколаде.

Однако, сколько ни думал бедный Володя, сколько ни плакал, — все было напрасно.

А время шло. И царь, и весь его двор, и народ — все напрасно ломали голову. Разгадка не приходила, царевна не просыпалась. Миновали три дня. Володе дали еще три, потом еще один, — все напрасно. Наконец, царь потерял терпение, вышел из себя и велел Володю казнить.

Все было приготовлено. На дворцовом дворе кипел шоколад в большом чугуне, под который палач в красном камзоле подкидывал дрова. Володю привели, раздели, подвели к чану. Он плакал, кричал, отбивался — тщетно. Палач схватил его за волосы, поднял над чаном и…

И Володя проснулся. Он сидел за столом, заваленном бумажками от съеденной карамели. Голова его лежала на книге загадок. Он оглянулся. Все было точь-в-точь так, как в ту минуту, когда появился Волк.

Володя взглянул на елку. Последняя свеча, которая готова была погаснуть перед приходом Волка, только что, видимо, погасла, и тонкая струйка дыма еще над ней колыхалась.
— Как же не долго я спал! — подумал Володя, — а как много видел во сне! Как быстро все промелькнуло!

И тотчас он понял, что ответ на загадку: «Что быстрее стрелы?» — сон.

{-page-}

 

СТИХИ ДЛЯ ДЕТЕЙ

Детская песенка
(с английского)

Если б было нам дано
Все моря вместить в одно —

Вот бы вышел океан,
Вот бы встал над ним туман!

Если б разом волшебство
Превратило в одного

Всех людей из разных стран —
Вот бы вышел великан!..

Если б только мы могли
Изо всех дерев земли

Сделать дерево одно —
Вот бы высилось оно!

Топоры бы все собрать
Да в один топор сковать,

С рукояткою одной, —
Вот бы был топор большой!

Если б этим топором
Это дерево потом

Подрубил бы великан
Да столкнул бы в океан, —

Вот ужасный был бы треск!
Вот бы громкий вышел всплеск!


Вычитанные страны
(из Стивенсона)

Вкруг лампы за большим столом
Садятся наши вечерком.
Поют, читают, говорят,
Но не шумят и не шалят.

Тогда, сжимая карабин,
Лишь я во тьме крадусь один
Тропинкой тесной и глухой
Между диваном и стеной.

Меня никто не видит там.
Ложусь я в тихий мой вигвам.
Объятый тьмой и тишиной,
Я — в мире книг, прочтенных мной.

Здесь есть леса, и цепи гор,
Сиянье звезд, пустынь простор,
И львы к ручью на водопой
Идут рычащею толпой.

Вкруг лампы люди — ну, точь-в-точь
Как лагерь, свет струящий в ночь,
А я — индейский следопыт —
Крадусь неслышно, тьмой сокрыт…

Но няня уж идет за мной.
Чрез океан плыву домой,
Печально глядя сквозь туман
На берег вычитанных стран.


Луна
(из Стивенсона)

Лицо у луны — как часов циферблат.
Им вор озарен, залезающий в сад,
И поле, и гавани серый гранит,
И город, и птичка, что в гнездышке спит.

Пискливая мышь, и мяучащий кот,
И пес, подвывающий там, у ворот,
И нéтопырь, спящий весь день у стены, —
Как все они любят сиянье луны!

Кому же милее дневное житье —
Ложатся в постель, чтоб не видеть ее:
Смежают ресницы дитя и цветок,
Покуда зарей не заблещет восток.


Разговор человека с мышкой, которая ест его книги

Мой милый Книжник! Ты совсем
Опять изгрыз два тома… Ловок!
Не стыдно ль пользоваться тем,
Что не люблю я мышеловок?

Хоть бы с меня пример ты брал:
Я день-деньской читаю книжки,
Но разве кто-нибудь видал,
Что я грызу их, как коврижки?

Из книг мы знаем, как живут
Индейцы, негры, эскимосы.
В журналах люди задают
Друг другу умные вопросы:

Где путь в Америку лежит,
Как ближе: морем или сушей?..
Ну, словом — вот тебе бисквит,
А книг, пожалуйста, не кушай.

*

Текст сказки воспроизводится по отдельному изданию: «Загадки». Сказка Владислава Ходасевича. Рисунки В. Замирайло. Петербург: «Эпоха», 1922. Последовательность детских стихотворений повторяет их порядок в рукописной книге Ходасевича «Стихи для детей», составленной в 1920 году (ОР ИМЛИ. Ф. 209. Оп. 1. Ед. хр. 6). Первое стихотворение воспроизводится по последней публикации в журнале «Перезвоны» (Рига, 1926. №10 (2). С. 283), которая в последовательности строф отличается от рукописного варианта. «Вычитанные страны», «Луна» и «Разговор человека с мышкой…» печатаются по изданию: Ходасевич В. Стихотворения. Сост. и подг. текста Н.А. Богомолова и Д.Б. Волчека. Л., 1989. С. 353—354, 258—259 и сверены с архивной рукописной книгой.​

Ссылки

• Павел Успенский. «Детский» Ходасевич, 29.12.2011