Оцените материал

Просмотров: 10496

Хари Кунзру. Без лица

27/12/2008
Фрагмент романа одного из лучших молодых писателей Соединенного Королевства, пока неизвестного русскому читателю

©  Настя Баржа

Хари Кунзру. Без лица
В январе в издательстве «Лимбус Пресс» выходит роман Хари Кунзру, писателя, переведенного на двадцать языков, журналиста, вице-президента британского ПЕН-клуба. Хари Кунзру — наполовину англичанин, а наполовину происходит от кашмирских пандитов, т.е. брахманов, членов высшей индийской касты. Его произведения позволяют, помимо всего прочего, взглянуть на традиционную для английской литературы колониальную тему под новым углом.

— Вспомни, как быстро я умею меняться. Все будет так, как было в тот день,
когда я впервые говорил с тобой под большой пушкой Зам-Замой...
— В образе мальчика, одетого как белые люди, когда я впервые пришел в Дом Чудес.
А во второй раз ты обернулся индусом. В кого воплотишься ты в третий раз?

Редьярд Киплинг. Ким


Пран Натх

Время действия: три года после начала нового столетия. Красная пыль, что некогда была плодородной горной почвой, дрожит в воздухе. Она оседает на всадника, который медленно продвигается по оврагам, избороздившим равнины к югу от гор. Пыль сушит горло, тонкой пленкой покрывает одежды, забивает поры розового потного английского лица.

Его зовут Рональд Форрестер, и пыль — его специальность. Точнее сказать — борьба с пылью. Членам Европейского клуба в Симле 1 не надоедает эта шутка: Форрестер — лесник 2. Пару раз он пытался объяснить это подчиненным-индусам, но они не поняли юмора. Индусы полагают, что имя пришло к нему вместе с работой. Лесник-сахиб 3. Как инженер-сахиб или мистер судья.

Форрестер-сахиб борется с пылью. Семь лет он провел в горах, высаживая защитные пояса молодых деревьев и добиваясь исполнения запретов на вырубку леса и нелицензированный выпас скота. Даже сейчас, в отпуске, работа следует за ним по пятам.

Он делает глоток солоноватой воды из фляжки и напрягается в седле, когда камни из-под копыт катятся по крутому, сухому склону. День клонится к вечеру, жара спадает. Небо испятнано иссиня-черными тучами, которые пригнал муссон, — со дня на день начнется сезон дождей. Он хочет, чтобы это случилось поскорее.

Форрестер приехал в эту страну именно потому, что здесь не было деревьев. На службе, посиживая на веранде правительственного бунгало, он полагал, что отсутствие деревьев сделает его путешествие тихим и спокойным. Теперь все вокруг ему не нравится. Безотрадная страна. Единственные растения здесь — пучки острой желтой травы и чахлые терновые кусты. В этом пейзаже он чувствует себя неловко, не на месте.

По утрам, когда солнце раскаляет его палатку, Форрестер видит сны. Сны о деревьях. Полки гималайских кедров шагают по долинам и по взгорьям. Этакие хвойные «красные мундиры» 4. Баньяны, разметав корни-щупальца, черной листвой застят синеву неба. Дубы причудливых форм и плакучие ивы видоизменяются на грани сна и яви, пока он ворочается в постели. И он просыпается — потный, утомленный, раздраженный. Он едва успевает побриться, как пот и пыль уже снова сбегают со лба красными ручейками. Форрестер знает: кроме себя, винить некого. Все говорили ему, что он выбрал дурацкое время для путешествий на юг.

Если спросить, что он здесь делает, Форрестер затруднится с ответом. Возможно, он приехал из упрямства, потому что в это время года все остальные едут на север, в прохладу предгорий. Он провел в седле три недели. В поисках чего? Чего-то такого, что заполнило бы брешь.

Более опытный человек сказал бы, что эта брешь имеет форму женщины, и посвятил бы свою жизнь в Симле охоте на невест — на чаепитиях и матчах поло. Вместо этого Форрестер, неуживчивый, молчаливый, скачет по оврагам — воплощенная пустота, обернутая в хаки, видящая сны о деревьях, пустота, ждущая чего-то, что заполнило бы ее.

©  Настя Баржа

Хари Кунзру. Без лица
То, чего он ждет, находится от него не более чем в миле. Когда опускается солнце, Форрестер замечает вдали отблески металла и ярко-розовое пятно. Он останавливается и смотрит. За последние полтора дня он не встретил ни одной живой души. Постепенно он различает целый отряд. Скорее всего, это — землевладельцы-раджпуты 5. Они ведут за собой верблюдов и сопровождают занавешенный паланкин, подпрыгивающий на плечах четверых носильщиков.

К тому времени как процессия оказывается на расстоянии оклика, солнце уже почти погрузилось за горизонт. Форрестер ждет. Его лошадь бьет копытами по берегу высохшего русла реки. Носильщики паланкина останавливаются немного поодаль и опускают свой груз. Головы их обмотаны огромными розовыми тюрбанами, у них ухоженные длинные усы. Они смотрят на потеющего англичанина, как покупатели на молодого бычка. Восемь пар черных глаз, любопытных и бесстрастных.

Из-за спин неожиданно выныривает худой мужчина средних лет, одетый в набедренную повязку-дхоти и неопрятную белую рубашку, под мышкой у него зажат черный зонтик. Его внешность кажется неуместной посреди оголенной земли. Очевидно, что здесь он главный, и он, похоже, раздражен тем, что его слуги остановились, не дождавшись его указаний. Протискиваясь вперед, он приветствует Форрестера по восточному обычаю. Форрестер собирается заговорить на хинди, но мужчина здоровается с ним по-английски:
— Похоже, будет дождь, а?

Оба поднимают глаза к небу. Как бы в ответ увесистая капля воды разбивается о лицо Форрестера.

<***>

Когда наступает ночь, лоточники вывешивают над товарами масляные лампы. В воздухе царствует запах древесного дыма — люди готовят пищу. Аромат еды просто пронизывает воздух. Пран очень хочет есть и просит у лоточника немного пакоры 6. Карманы у него абсолютно пусты. Неужели никто не одолжит десяток-другой рупий ему, наследнику миллионов? Некоторое время Пран бродит поблизости, недалеко от дома, надеясь, что кто-нибудь его пожалеет. Напрасные надежды. Он бродит по округе. Избитое тело болит. От одежды, покрытой коркой грязи, поднимается вонь сухих экскрементов. Стоя на углу под высокой стеной особняка, он вжимается в нее, чтобы пропустить похоронную процессию. Кучка плакальщиков с фонарями следует за погребальными носилками, которые несут полдюжины людей в белых масках. Тело того, кто так долго был его отцом, туго обернутое полосками хлопчатобумажной ткани, усыпано лепестками календулы. Пара толстых жрецов семенит впереди, торопясь побыстрее покончить со всем этим.
За спиной мальчика раздается хриплый голос:
— А, гадкий полупропеченный кусок хлеба? Пришел попрошайничать на мой угол?
Голос звучит резко, насмешливо. Пран смотрит вниз и видит нищего старика с высохшими ногами. Этот человек сидел здесь всегда. Его вытянутое лицо шершаво от грязи, кожа цвета угля усыпана оспинами от какой-то детской болезни. Он сидит перед чашкой, сделанной из апельсиновой кожуры; в чашке пара мелких монет. Пран прячет от него глаза. Однажды, повинуясь импульсу злобного озорства, он схватил монеты попрошайки и убежал. Тогда это казалось ему очень забавным. Сейчас он переминается с ноги на ногу и смотрит на землю и на пару культей, выставленных в мир немым укором.
— Вспоминаешь, как украл мою чашку и смеялся, потому что я не мог догнать тебя?
Пран издает горлом некий уклончивый звук.
— Теперь моя очередь смеяться, — говорит нищий.

©  Настя Баржа

Хари Кунзру. Без лица
Пран кивает. Похоже, что попрошайка настроен поболтать, так что Пран решается задать вопрос, не идущий у него из головы:
— У вас, случайно, не найдется какой-нибудь еды?
Попрошайка смотрит на него с изумлением и тихо произносит несколько строк из молитвы. Пран принимает это за ответ.
— Я не ел с утра… — тихо говорит он.
Нищий смеется так громко, что прохожие оборачиваются. Он смеется, и хлопает себя рукой по бедру, и барабанит культями по настилу.
— Он хочет есть! — кричит он. — Он голоден! Вы слышали? Он хочет есть!
Прохожие улыбаются. Некоторые смеются: «Он хочет есть…»
— Когда приедет мой дядя… — начинает Пран, но нищий хохочет еще громче. — Что мне делать? — растерянно спрашивает Пран.
Нищий согнулся от смеха.
— Дядя… он тебя накормит…
Когда попрошайка, наконец, обретает контроль над собой, он изгибает губы в гадкой усмешке:
— Иди к своим и ешь с ними.
— Кто это — мои?
Нищему это кажется еще более забавным.
— Ты найдешь их в Клубе телеграфа. Ладно, маленький ублюдок, я научу тебя. Когда набьешь живот, не забудь обо мне. Договорились?
Клуб почты и телеграфа Агры — не самый роскошный в городе. Это обычное здание в викторианском стиле, функциональная коробка красного кирпича, к фасаду которой приспособлен каменный портик. Внутри витает неистребимый запах жареной пищи, от которого никак не удается избавиться, сколько бы уборщики ни терли и ни полировали. Уборщики трут и полируют усердно, обезжиривая поверхности, натирая воском полы, смахивая пыль, пока у них не начинают болеть руки. Ничего не помогает. Здесь по-прежнему стоит запах пищи, жаренной в гхи, — густой, безошибочно узнаваемый запах Индии.

Членов клуба объединяет многое. Женщины разделяют друг с другом увлечение хлопчатобумажными платьями с цветочным узором, которые, пусть и не лучшего качества, всегда чисты и отглажены, даже в жаркую погоду.

Кроме того, женщины Клуба почты и телеграфа носят шляпы. То же делают и мужчины. Даже когда на небе тучи. Даже издеваются некоторые в помещении. Видели, как жена полковника артиллерии делала это. Жена политического резидента в Бхаратпуре клянется, что однажды видела, как несколько этих (под этими она подразумевает членов Клуба почты и телеграфа Агры) играли партию в бридж — в шляпах. В помещении. После наступления темноты. Солнце давно уже опустилось, а они все сидели, качая топи на головах, как будто летним утром катались на лошадях. Жена резидента любит рассказывать эту историю. Ее друзьям нравится слушать. Только чхи-чхи 7 так могут — носить шляпы ночью! Эту историю всегда встречают смехом. Но, невзирая на шутки, мужчины и женщины Клуба телеграфа носят шляпы при любой возможности: экстравагантные, дорогие шляпы с широкими полями, гарантирующие, что их лица всегда-всегда закрыты от солнца. Солнце — определенно Плохая Вещь.

Для членов Клуба почты и телеграфа Агры большая часть жизни проходит по категории Плохих Вещей. Таково, по меньшей мере, мнение жены резидента и ее друзей, которые считают членов клуба раздражительными, обидчивыми и высокомерными. Практически невозможно говорить с ними, не вызвав у них обиды по тому или иному поводу. На самом деле с ними никто и не хочет разговаривать, кроме разве что Ронни, Клайва, Питера и некоторых других мужей — им приходится работать вместе. Если ты что-то значишь на железной дороге или, разумеется, на почте и телеграфе, чхи-чхи практически не избежать. Что же касается (напоминают друг другу леди, потягивая чай в более престижном и более эксклюзивном Клубе Управления гражданских служащих) их ужасного акцента, ужасной раздражительности и абсурдной манеры постоянно говорить о родине — они просто зануды.

©  Настя Баржа

Хари Кунзру. Без лица
Родина, родина, родина! Милая Англия! Все знают, что никто из них ни разу не был даже близко к Англии. Кому-то это покажется милым. Но в конечном счете эти люди скорее отвратительны. Они украдкой жуют бетель, их девушки бегают за рядовыми и сержантским составом и частенько сидят на корточках, а не как положено в креслах, когда думают, что их никто не видит. Если кто-то стоит восемь анн 8, это всегда будет видно. Кровь берет свое.

Брр, эти ужасные, ужасные черно-белые полукровки…

Но в Клубе почты и телеграфа Агры ужасные черно-белые собираются для того, чтобы обменяться собственными представлениями об отвратительности — о том, как отвратительны туземцы, отвратительны индийские привычки и манеры, а также о жесткости, в которой они (мужья) держат своих подчиненных и с которой они (жены) наказывают своих слуг, если те у них есть. Местные жители хитры, ненадежны и склонны к злодейству. Их сладострастие вошло в поговорку. Какой контраст с родиной, с северной чистотой английских обычаев и манер! Они-то, англо-индийское сообщество, знают, к чему привязано их сердце. Они знают, какую половину себя ценить. Они носят шляпы и читают по-английски все, что удается достать, о родине, избегают солнца как чумы и страдают, когда в их коже вырабатывается меланин. Разумеется, они не называют его так. У них есть другие имена. Грязь, неухоженность. Ах, у нее такая неухоженная кожа! Никто к ней и близко не подойдет. И этот ее нос. Такой плоский и широкий. Не как у тебя.

Только внутри клуба они могут быть самими собой. Они могут танцевать и играть в хаузи-хаузи 9 и не обращать внимания на враждебные взгляды местных и насмешливые перешептывания младших офицеров, направляющихся к Клубу Управления гражданских служащих, в двери которого никогда не впустят ни одного англоиндийца. На какое-то время их уши могут отдохнуть от неуклюжих шуток и плохих стишков. Таких, например:

Одна леди по имени Старки
Полюбила индийского Дарки 10,
Результатом грехов
Стало девять сынков,
Двое черных, два белых, пять хаки.

Вот, к примеру, человек по имени Гарри Бегг. Сколько раз он слышал это? И каждый раз убеждался: это так несправедливо. Оттенок его кожи, точный оттенок его кожи, вытравлен в мозгу Гарри Бегга, как серийный номер. Кожа Гарри имеет цвет конверта из манильской бумаги. Или чуть темнее. У него очень даже неплохой почерк, если сравнивать с другими. Он хорошо ладит с девушками, хотя, разумеется, большинство из тех, с кем он гуляет, бросят его не раздумывая, если какой-нибудь младший клерк или английский рядовой проявит к ним интерес. Одна или две уже сделали это. Чертовски несправедливо. Ведь дела не всегда обстояли так. Скиннер, тот Скиннер, который основал Бенгальских уланов 11, тоже был таким, как Гарри. Более того — лорд Робертс 12, командовавший войсками во время бурской войны. Даже лорд Ливерпуль 13, да-да, тот Ливерпуль, который был премьер-министром, — он тоже был таким. Его бабушка по материнской линии была родом из Калькутты. Это написано в книгах по истории. Любой может посмотреть. Когда-то смешанный брак был, можно сказать, обычным делом — во времена Компании 14, до того как биологи и евангелисты заставили всех бояться черной крови.

Когда неопрятный белый мальчишка заговаривает с ним, Гарри, слегка сутулясь, будто от груза своей манильской кожи, как раз выходит из клуба. Огни мерцают, и он отправляется на встречу с Дженнифер Кэш, у которой тонкие черты и лицо цвета пергамента. Может быть, этим вечером ему удастся почувствовать себя приличным человеком. Пока они никуда не ходят, могут появиться другие мужчины — другие, более белые. Дженнифер так легко увести от него. Одна лишняя нашивка. Зарплата в фунтах, а не в рупиях. Все это так хрупко. Но этим вечером он полон надежд.

И тут маленький ублюдок все портит.

Мальчишка делает шаг вперед и самым непринужденным образом хватает его за рукав.
— Хелло! — говорит он на приторном базарном английском. — Я тоже черно-белый, как и ты. Я хочу есть. У тебя есть какая-нибудь еда?
Кожа у парня, пожалуй, светлее, чем у Гарри, хотя трудно сказать точно из-за слоя грязи. У него английское лицо, лицо, которое можно даже назвать красивым — в другом месте, при других обстоятельствах. Его приятная внешность и белизна кожи вызывают у Гарри ярость. Двадцать три года раздражительности и ношения шляп, двадцать три года попыток подняться над цепким болотом черноты стремительно подступают к горлу. Его тошнит от надменности в этом лице и самодовольно-просительного выражения на нем. Гарри рычит:
— Убери от меня свои грязные лапы, ты, гомик!
Мальчишка отшатывается. Гарри смотрит на него широко раскрытыми глазами. Самое ужасное, что они, вероятно, одной крови. Может быть, Гарри немного удачливее его, правильнее говорит по-английски и обладает подобием хороших манер. И тем не менее одна кровь. Гарри и уличный мальчишка наполнены ею примерно до одного уровня, как два стакана чая. Это последнее, что он хотел бы испытать по дороге к Дженни Кэш в этот прекрасный вечер, когда он чувствует себя таким благородным и белым — белым, как снег, белым, как теннисная туфля, белым, как золоченый ангелок в этом чертовом пушистом небе. Пропади он пропадом, маленький паршивец!


1 Симла (Шимла) — город в Северной Индии, в предгорьях Гималаев.
2 Forester (англ.) — лесник.
3 Сахиб (уст. сагиб) — господин; в Индии — уважительное обращение к европейцам.
4 «Красные мундиры» (англ. redcoats) — английские солдаты.
5 Раджпуты — военно-феодальное сословие, имеющее высокий статус.
6 Пакора — овощные оладьи, обжаренные в панировке или тесте.
7 Чхи-чхи — здесь: евроазиаты, особенно англоиндийцы. Также — междометие, выражающее отвращение («фу, фу!»). В качестве существительного используется для обозначения экскрементов.
8 Восемь анн — старая мелкая монета; дешевка. Еще один термин для обозначения англоиндийцев.
9 Хаузи-хаузи — азартная форма лото.
10 Дарки (англ. Darkie) — темнокожий.
11 Бенгальские уланы (конец XIX века) — легкая кавалерия британской армии.
12 Лорд Робертс — фельдмаршал Фредерик, главнокомандующий британской армией в ходе Англо-бурской войны (1900).
13 Лорд Ливерпуль — премьер-министр Великобритании с 1812 по 1827 год.
14 Компания — предположительно имеется в виду Британская Ост-Индская компания.

Хари Кунзру. Без лица. СПБ.: Лимбус Пресс, 2009. Перевод с английского Аси Анистратенко


 

ВСЕ ПОДАРКИ:

Все новости ›