Хосе Антонио Марина. Поверженный разум: Теория и практика глупости

Выдержки из книги о рациональном подходе к тому, что обычно эмоционально именуется глупостью

Имена:  Хосе Антонио Марина

Введение

Изучение человеческой глупости всегда меня привлекало. Возможно, из-за того волнения, которое иногда охватывает, когда я вспоминаю об Эразме Роттердамском. Нет, я не стал бы писать глупости похвалу, но трактата она заслуживает. Если существует научная теория разума, то и глупость заслуживает такого же научного изучения. Я даже полагаю, что если бы подобная наука о глупости преподавалась в школах и университетах, то это принесло бы огромную общественную пользу. Можно даже помечтать о том, как все мы получили бы с помощью этого метода прививку от тупости. А ведь тупость – болезнь нашего времени, и она чрезвычайно заразна. Если разум – наше спасение, то глупость представляет собой гигантскую угрозу. Именно поэтому она должна быть исследована не менее внимательно, чем, например, СПИД.

Описывая историю глупости, нам пришлось бы обратиться практически ко всем периодам истории человечества. Наш биологический вид имеет обыкновение наступать на одни и те же грабли не два, нет, – двести раз. Тут есть о чем задуматься. С упорством пророка Ницше предсказывал, что все человеческие ценности будут переоценены, так как законы морали постоянно ставят их с ног на голову. Лично мне же представляется, что нам необходимо произвести переоценку всей истории, потому что часть того, что служит предметом нашей гордости, на самом деле является постыдным. Борхес написал книгу под названием «Всеобщая история бесславья». Вместе с Марией де ла Вальгома мы написали контркнигу – «Всеобщая история достоинства», представляющую собой памятник той нелегкой победе, которой добился разум. Я надеюсь, что кто-нибудь когда-нибудь напишет историю глупости, которая поразит нас всех и заставит понять, прочувствовать, что мы были обманутыми и обманщиками одновременно. Роберт Музиль в своем сочинении «О глупости» предупреждает об этой ловушке: «Если бы глупость не обладала некими свойствами, которые позволяют ей выдавать себя то за талант, то за прогресс, то за надежду или совершенствование, никто не стремился бы быть глупцом»¹.


***

Часто бывает сложно разделить поврежденный разум и разум, совершивший ошибку, потому что и тот и другой приводят к одинаково печальным результатам. Речь идет о сложных явлениях, которым трудно дать определение. Возьмем пример Франца Кафки. Он всегда считал себя несчастным, потерпевшим жизненное поражение, но не из-за отсутствия литературного признания, а от того, насколько трудно ему было жить. Иногда он пишет об этом поражении как о «судьбе», а иногда – как о «преднамеренной цели». «Я стремился к тому, чтобы продолжать свое существование, не испытывая дискомфорта». Он был жертвой своей невероятной уязвимости, которая заставила его написать: «На трости Бальзака было начертано: “Я ломаю все преграды”. На моей: “Все преграды ломают меня”». Откуда эта хрупкость? Можно ли было избежать ее? Нужно ли было избегать ее? Задам более каверзный вопрос: а мы хотели бы, чтобы он от нее не страдал?

Признаюсь, я не люблю поражений. Я считаю, что увлечение метафизикой разрушения, провала, несчастья было одной из болезней периода постромантизма. Увлечение созерцанием неудач разума, которые по возможности должны происходить не в моей голове, – вершина лицемерия. Фантазии де Сада очень увлекательны, если их читать, но не проживать. Превращение таких явлений, как деградация, разрушение, ужас, жестокость, абсурд, в объекты эстетики неизбежно, но приводит к подмене понятий. Это отдаляет искусство от жизни. Скандал поднялся вокруг утверждения Джорджа Стайнера² о том, что культура не делает людей лучше, потому что оно правдиво. Очень жаль.

Приняться за изучение такой сложной темы меня сподвигнул мой оптимизм педагога. Я считаю, что разум может одержать победу, и было бы очень хорошо, если бы это произошло. По моему мнению, у нас нет другого выхода. Цель этой книги – помочь борьбе с человеческой уязвимостью.


I. Злоключения разума

Некоторое время назад в одной немецкой газете было напечатано жалобное письмо некоего инженера, который разрабатывал печи крематориев для нацистских лагерей смерти. Он жаловался на то, что никто так и не оценил техническое качество его разработок. Ведь уничтожить быстро и эффективно миллион или несколько миллионов человеческих тел не так уж легко. Процесс уничтожения человеческих останков должен был быть непрерывным, быстрым и дешевым. Как вам нравятся претензии немецкого инженера? Не стоит преждевременно негодовать, потому что мы все часто используем сходный критерий. Военные технологии, например, прекрасны. Я, как страстный поклонник авиации, не могу удержаться от восхищения, глядя на то, как истребитель – само совершенство, – словно металлический дельфин, стремительно пронзает бесконечную синь небес. Но гонка вооружений находится в области иррационального. Эта красота предназначена только для того, чтобы убивать. Во время холодной войны в ядерных арсеналах сторон имелись бомбы, способные уничтожить планету сотни раз. То есть девяносто девять процентов бомб были не нужны. Несомненно, такое наращивание арсеналов было результатом рациональных решений, но сами эти решения принимались в рамках абсурда. Развитые страны должны сократить производство продовольствия или уничтожить часть урожая для того, чтобы не обрушить рынок. Деньги платятся фермерам за то, чтобы у них не было урожая. Это верное решение с точки зрения экономики. Но ведь миллионы людей умирают от голода, стало быть, такое решение, адекватное в рамках одной сферы, становится преступным в более широком смысле. Согласно данным ООН, в мире насчитывается более 1 миллиона 200 тысяч человек, живущих на один доллар в день и менее, однако мы в Европейском союзе платим каждой корове субсидию в размере двух долларов ежедневно. Я понимаю, эта помощь направлена на развитие скотоводства в наших странах, но простое сравнение цифр по меньшей мере внушает тревогу.

Принцип иерархии уровней представляется мне просто необходимым для того, чтобы понять человеческое поведение и справедливо оценивать его. Он обязывает нас к вынесению различных суждений на различных уровнях. То, что приемлемо на одном уровне, выглядит иначе, если неприемлем весь уровень в целом. Приведу два примера прекрасных поступков и чрезвычайно храброго поведения при совершенно неприемлемых обстоятельствах. Первый пример – это легендарная атака английской бригады легкой кавалерии при Балаклаве во время Крымской войны. Главнокомандующий лорд Реглан приказал кавалерии стремительно атаковать русские позиции, чтобы успеть предотвратить перегруппировку артиллерии противника. Атака мыслилась кавалькадой, вытянутой в линию. Реглан не учел того, что на русских флангах было сгруппировано большое количество артиллерии и стрелковых подразделений, которые могли расстреливать атакующих как мишени на ярмарке. Кавалерия геройски выполнила глупый приказ, но меня не удивляет комментарий британской газеты «Обозреватель»: «Крымская война продемонстрировала высочайшие достижения человеческой глупости». Из семисот кавалеристов, принявших участие в атаке, вернулись живыми менее двухсот. Они вели себя мужественно. Однако их храбрость оказалась бессмысленной. В эпитафии павшим надо было бы написать: «Погиб как герой, выполняя абсурдный приказ». Но в итоге появилось стихотворение Теннисона³, от красоты которого мне становится не по себе:

Лишь сабельный лязг приказавшему вторил.
Приказа и бровью никто не оспорил.
Где честь, там отвага и долг.
Кто с доблестью дружен, тем довод не нужен.
По первому знаку на пушки в атаку
Уходит неистовый полк.

Второй пример связан с терроризмом. Передо мной фотографии молодых студенток-мусульманок с горящими, как уголья, глазами; они красивы, в их лицах сквозит серьезность детей, которым пришлось преждевременно погрузиться во взрослые заботы. Они должны были стать ходячими бомбами и умереть, нанеся урон врагу. Их самопожертвование – образец храбрости, но сам террор, в рамках которого нужна такая храбрость, является аморальным и бессовестно использует этих девушек. Ребенок, идущий в школу; женщина, думающая о том, как свести концы с концами; мужчина, радующийся тому, что внес последний платеж по ипотечному кредиту, – все они погибают из-за чего-то, о чем порой даже не имеют представления. Что общего было у жертв взрыва на вокзале Аточа с войной в Ираке? Для терроризма человеческая жизнь – средство добиться выполнения неких политических требований. Двойственность уровней становится очевидной. Можно воздать должное патриотизму террориста и в следующий же миг бросить его в тюрьму за убийство.

Интеллектуальная оценка нашего поведения напоминает матрешку. Матрешки, находящиеся внутри, сами по себе могут быть разумнейшими, но это ничего не стоит, если матрешка-мать глупа. Из всего сказанного выше я вывожу другой принцип:

Для того чтобы оценить разумность поведения, мы должны прежде всего убедиться в разумности иерархии уровней или рамок, которую мы устанавливаем для того, чтобы оценка производилась с верхнего уровня.

Человеку, не способному справляться с проблемами, избавляться от тоски, переносить скуку, может представляться разумным употребление наркотиков. В этом случае цель ясна: ему нужно выйти из затруднительного положения, для чего существует эффективный способ – доза героина. Есть, однако, одно «но». Для того чтобы подобное решение было по-настоящему эффективным, оно должно в ту же секунду привести человека к смерти, то есть преодоление трудностей должно стать наивысшим из всех уровней. В противном случае продолжение жизни с усугубившимися проблемами превращает прием дозы героина в неразумный шаг. Продление времени – уровень намного более высокий, чем преодоление мгновения (это, конечно, верно лишь для того, кто хочет жить дальше).

______________________

¹ Перевод А. Карельского.

² Джордж Стайнер (р. 1929) – англо-американский литературный критик, писатель, теоретик культуры.

³ «Атака легкой бригады» Альфреда Теннисона (1809–1892) цитируется в переводе Юрия Колкера.