Светлана Бодрунова. Современные стратегии британской политической коммуникации

Человек в постдемократии должен адекватно понимать, что стоит за такими словами, как «модернизация», «демократия», «ценности», «свобода» и т.д.

Имена:  Светлана Бодрунова

Больше десяти лет назад российское общество было шокировано «человеком, похожим на генерального прокурора» в «грязном видео». На языке британских медиатеоретиков это называется sleaze («грязь»). В те времена обычным делом были публикации прослушек, «войны компромата» и т.д. Потом пришел Путин. Взошла заря новой эпохи. «Слиз» стал куда менее популярен, а главное, как выяснилось, и менее действенным. Это видно, например, по прошлогоднему «грязному видео» с оппозиционерами.

Зато началась эпоха «подкручивания повестки дня». Британские теоретики это называют spin. «Спин» — это настоящий постмодерн, верный признак окончательного наступления постдемократии. Правительство (исполнительная власть) осуществляет различные программы — в рамках вверенного ему бюджета. Вокруг каждой программы (реформы) схватываются группы интересов. Эта схватка могла бы длиться вечно и быть игрой с нулевой суммой. В классические времена начала ХХ века политические акторы в публичном пространстве боролись за симпатии общественного мнения «по-честному». Во времена постдемократии группа политических советников (spin doctors) при исполнительной власти, консорциум мозговых трестов и медиаменеджеров продуманно создают «длинную рамку новостей», «риторический нарратив». Цель — навязать такую рамку восприятия политики, из которой потребителю медиапродукции выскочить очень трудно, если вообще возможно. И главное — потребитель как бы и не замечает рамку. Он думает, что рамки нет. Он, например, искренне думает, что «вертикаль власти» (или: «модернизация») — это нечто прямо связанное с первичной реальностью. И либо находит повсюду дивные подтверждения «укреплению вертикали», либо, напротив, клянет полное ее отсутствие...

Светлана Бодрунова опубликовала великолепную монографию о том, как «слиз», «спин» и фрейминг появились в Британии. И оказывается, все это там появилось в те же времена, что и у нас. Россия не отстает от Европы в освоении всего нового, доброго и прогрессивного. Переход от «грязного пиара» к «контролю за повесткой» в Британии произошел при Блэре. У нас это происходило в те же девяностые — нулевые. В России при Ельцине наивно дебатировали «национальную идею». При Путине никакого «тендера» уже не было. Рамка «национальной идеи» была сконструирована сверху. Вертикаль власти, равноудаленность бизнеса, суверенная демократия, восстановление государства — все это путинская «рамка». Игра с «фреймами» стала последовательной. Она превратилась в полноценную медиаполитику.

Сейчас, например, мы с интересом наблюдаем, как политическая игра президента Медведева ведется вокруг рамки под названием «модернизация». Читая книгу Бодруновой, можно с удивлением обнаружить, что сдвиг политического курса Блэра осуществлялся также с помощью этой рамки. Британские лейбористы прикладывали слово «модернизация» к чему попало. Оно не означало ничего конкретного. Но было ключом, паролем, сигнальным словом... Оно создавало целый длящийся поток риторики. С помощью которой можно было сегментировать общество на «своих» и «чужих». Например, Бернар Манен в своем анализе постдемократии пишет о том, что общественные перемены ныне происходят не потому, что в открытом публичном пространстве борются политические акторы, предлагающие свои альтернативы. Эти классические времена далеко позади. Теперь, в постдемократии, верхние элитные группы выявляют проблему, находят ее решение с помощью закрытых от общества экспертиз, вырабатывают длинную стратегию решения проблемы. А затем уже вбрасывают тему в общество. Причем уже с готовой рамкой ее восприятия. Целенаправленно раскалывают дискуссию на «за» и «против», а затем с помощью spin-технологий аккуратно добиваются «подкрутки» общественного мнения в пользу поддержки правительственного решения. Придумали всё это не в Кремле. В Кремле это лишь своевременно освоили.

Бодрунова в своей книжке дает хороший обзор того, как американские и английские медиатеоретики в нулевые годы осмысляют случившиеся перемены. Именно в это уже ушедшее десятилетие стало ясно, что людей, а особенно детей и молодежь, надо специально учить восприятию новостных потоков в медиа. Рассказывать им о фрейминге («рамках»), о том, как надо «критически воспринимать», «отстраивать сознание от потока», как нужно относиться к политической риторике, к медиаперсонам. Это не значит, что «медиаобразованный» человек должен в результате видеть в любых усилиях исполнительной власти одно коварство и «мировое зло». Просто человек в постдемократии должен адекватно понимать, что стоит за такими словами, как «модернизация», «демократия», «ценности», «свобода» и т.д., когда он их слышит в политической риторике администрации.

Власть посылает мистифицированный месседж. Но его получатель должен его демистифицировать. И принять для себя решение — поддерживать тот курс, который спрятан, «зашит» в «длинную риторическю рамку», или нет. «Медиаобразование» как задача стало обсуждаться на уровне ЮНЕСКО и ООН. Потому что критические, рефлексивные механизмы цивилизации работают на то, чтобы и в меняющемся мире — все более «массовом», все более «контролируемом» — человек сохранял возможность выбора.

Книгу С. Бодруновой надо смело рекомендовать для чтения старшеклассникам, губернаторам, сотрудникам администраций, политическим радикалам-антипутинцам, левоориентированной интеллигенции. Это лучшая на сегодня в России книга для тех, кто хочет понять, что такое медиаполитика.

* * *

В постиндустриальном обществе медиакратия становится самостоятельным и даже центральным стратегическим фактором развития, а СМИ из подсобной социальной инфраструктуры превращаются в силовой инструмент с растущим потенциалом.

С небольшими допущениями можно сказать, что за последние сто лет в Британии фактически сложилась трехпартийная система, что качественно определяет состав и поведение британской политической элиты.

…Еще одной традиционной чертой британской политической элиты является высокая степень неформальности внутриэлитарного общения. Эта традиция берет начало в эпохе Просвещения, когда формировались знаменитые британские элитарные клубы. Как отмечает профессор П. Кларк, клубная традиция заметно повлияла на британское понимание демократии как свободного представительства сообществ и ассоциаций в выборных законодательных органах. Сегодня эта традиция нашла продолжение в культуре советников по особым вопросам — spad’ов (от «special advisor»), которые формируют вокруг министра или другой публичной фигуры нечто вроде закрытого клуба или влиятельного круга, а также способствовала сращению политической и финансовой элиты во второй половине ХХ века.

Можно сказать, что финансовая элита Британии столетиями функционировала и продолжает жить как субкультура, весьма влиятельная на мировом рынке и почти незаметная среднему британцу.

…Мы можем сформулировать определение истэблишмента: истэблишмент — это относительно гомогенный, но меняющийся с течением времени элитарный мейнстрим, который персонифицирует установленный общественный строй в глазах остального общества, а также стремится сохранить свое господствующее положение как совокупный «лидер общественного сознания» и доступ к ключевым ресурсам, определяющим как общественное сознание, так и реальную жизнь остального общества. По нашему мнению, истэблишмент — это актуальная часть элитарной прослойки; в силу заинтересованности в собственном стабильном положении истэблишмент использует коммуникацию на основе проактивности.

…Сформировался новый путь рекрутирования элиты — через медиа.

…К концу века в британской политологии сложилось понимание культуры Даунинг-стрит как средоточия «серых кардиналов» и «людей в тени», а также понимание современного процесса премьерства как коллективного, где решения принимаются не единолично (премьером) и не на уровне правительства, а коллегиально в неформальном кругу близких друзей премьера.

…Кодекс госслужащего содержит рекомендацию, согласно которой оптимальным сроком службы на госдолжности является срок в три года. Однако на нарушителей этой рекомендации не налагается никаких санкций, и пресс-секретарь Бернард Ингхэм служил Тэтчер почти одиннадцать лет, а политический секретарь Марша Вильямс работала с Вильсоном во время обоих сроков его правления.

К середине 1980-х политическая партия в Британии перестала быть эффективным инструментом обретения власти, так как перестала отвечать фундаментальным запросам фрагментирующихся социальных слоев.

…Предвыборный манифест лейбористов 1983 года называли «самой длинной предсмертной запиской в истории».

…После скоропостижной смерти лидера Рабочей партии Джона Смита и выборов Блэра на пост лидера партии в 1994 году базовый комплекс текстов за подписью Блэра содержал сквозной тезис о борьбе не за устаревшие классовые потребности, а за социальные ценности в индивидуалистическом сообществе взаимозависимых субъектов.

…Кульминацией стала реализованная в 1994 году инициатива Тони Блэра переписать Статью 4 (Clause 4) партийной конституции лейбористов, утверждавшая приверженность партии борьбе за общественную собственность на средства производства и перераспределение общественных благ. <…> Политолог Ник Де Люка призывает не недооценивать этот шаг Блэра: «Одним махом Блэр убил социализм. Как только ты отказываешься от перераспределения благ, ты становишься центристом».

{-page-}
     

По уровню идеологической содержательности «New Labour» ближе к симулятивной партии «новых демократов», чем к обновленному консерватизму британских 1970-х. К 2005 году Джон Пилджер уже называл Блэра «лидером самого правого режима на нашей памяти».

Выстроим последовательность перехода политического истэблишмента Британии (прежде всего партий) к медиаполитике: от классовой идеологии и ее продвижения через правление — к срединному этапу «маркетинговой политики» («атаки на повестку дня», скатывание к центризму через пересмотр идеологических платформ, унификация предвыборных программ — к медиатизированной политике, в которой различия проводятся не на идеологической основе или на основе повесток дня, а на имиджевой основе и на основе доступа к контролю над информационными ресурсами.

Сердцем правительственных коммуникаций Британии стали во второй половине ХХ века отношения между премьер-министром и его личным советником по прессе... В Британии личного споуксмэна премьера называют его мундштуком: он должен быть «продолжением рта» премьера, говорить за него.

Тэтчер предпочла не зависеть от сотрудников Номера 10 и создала внутри него новое стратегическое подразделение, Центр изучения политики (CPS), и в течение двух лет вокруг и внутри Номера 10 возникла качественно новая формация спэдов. Это были «люди Тэтчер» — пятеро членов CPS, четыре министра Кабинета, личные секретари и муж Тэтчер. В своих мемуарах Тэтчер называет своих сотрудников по офису «семьей».

Отношения Тэтчер и Ингхэма в середине 1980-х называли «свадьбой умов».

Тим Белл стал адвокатом бизнеса перед правительством Тэтчер. Будучи уже знаменит к моменту знакомства с ней, он приобрел еще большую клиентуру сперва для братьев Саатчи, компанию которых возглавлял, а затем для собственной пиар-фирмы «Лёве & Белл» благодаря связям с Даунинг-стрит. …Белл был единственным человеком из окружения Тэтчер, которому было отчего-то позволено вносить в отношения с Тэтчер небольшой градус флирта.

…Наибольшим влиянием обладал Алистер Кэмпбелл, ставший для Блэра незаменимым — «больше, чем правая и левая руки, вместе взятые». Его отношения с Блэром приобрели характер неразрывной дружбы — с тем оттенком, что позволил Н. Джоунзу усомниться, «кто чей премьер»; фильм Би-би-си 2000 года о премьере получился почти целиком о его пресс-секретаре. Журналисты часто становились свидетелями того, что премьер — «слабое звено» в цепочке.

Блэр и Кэмпбелл примерно одного возраста, у них обоих по трое детей, им нравится одно и то же в спорте и еде. Близость Кэмпбелла и Блэра вышла на новый уровень, когда Фиона Миллар, жена Кэмпбелла, была назначена консультантом по имиджу супруги премьера Чери Блэр. В 1990-е годы Кэмпбелл повсюду сопровождает Блэра, постоянно попадая в кадр, держит с ним контакт глазами, выручает в сложных интервью («Такое ощущение, что ты интервьюируешь двух человек», — признается одна журналистка), летает с ним в заграничные командировки в одном салоне, отгороженном от прочих участников полета.

К середине 1980-х годов 73 процента британских газет оказались в руках иностранного капитала и контролировались всего тремя людьми.

Пиар-индустрия в Британии сейчас дает годовой оборот в 1,2 млрд фунтов — больше, чем показатели в производстве железа, стали, каменного угля и рыбной ловли, вместе взятые. PR дает работу более чем 40 000 человек, из них 25 000 — сотрудники пиар-отделов частных компаний. Общее число журналистов в стране — около 50 000, то есть на одного «коммерческого» пиармена приходится два журналиста, а с учетом агентского, государственного и некоммерческого секторов это соотношение почти равно 1:1.

В случае «мягких» политических новостей репортаж превращается в так называемое «ковровое» освещение сексуальных, налоговых и коррупционных скандалов.

…Главным изменением в печатной журналистике стал процесс, связанный с именем Мердока и известный сегодня как «падение Флит-стрит»: именно Мердок первым еще в 1985 году перевел редакции принадлежащих ему качественных и таблоидных изданий с этой знаменитой «улицы газет» в более экономичные и оборудованные современной техникой здания в других частях Лондона. Это явление получило название «революции Уоппинга» (Wapping revolution) по названию района Лондона, куда переехали редакции. Вслед за Мердоком такие решения приняло большинство владельцев газет, и в итоге из центра Лондона исчезла складывавшаяся столетиями уникальная корпорация с традиционной атмосферой и высоким уровнем личных связей внутри нее.

Когда у трапа прилетевшего с саммита в Гваделупе самолета журналисты задали Каллагану вопрос о массовых забастовках, он заявил, что извне ситуация вовсе не видится кризисной, и обвинил прессу в нагнетании истерии. На следующий день, 11 января, таблоид «Сан» вышел с первополосным заголовком «Кризис? Какой кризис?» («Crisis? What Crisis?»), что ознаменовало отход и так уже проконсервативной прессы от освещения позиции лейбористского правительства и почти полный ее переход на сторону бастующих. В итоге Каллагану пришлось выйти в отставку и назначить выборы, на которых его партия проиграла.

Тэтчер не была, как пишут ученые, первым британским политиком с иконическим статусом, но она стала первым премьером, чей иконический образ оформился с помощью постоянных информационных воздействий и был несколько оторван от ее настоящего характера: свидетельства «людей Тэтчер» говорят о том, что она тяготилась собственным имиджем, хотя обсуждала эту проблему только в узком кругу.

…В эпоху постмодерна под всепоглощающим воздействием медиа как канала социальной коммуникации и стратегическим влиянием политической информации в обществе складываются устойчивые рамочные (фреймовые) политико-коммуникативные ситуации, которые обретают собственное имя и предопределяют коммуникативные «правила игры» в политическом поле.

Ни один из тех, кто боролся за спиной Мейджора за первенство в партии, не воспринимался как реальный претендент на пост лидера: Хезелтайн слыл главным интриганом британской политики, Хезза был «отыгранной фигурой», а Редвуд — «внеземной формой жизни, неспособной добиться расположения Средней Англии».

Т. Райт вспоминает: «В мой первый день в Парламенте в 1992 году мне сказали: «Что бы вы ни делали здесь, в конце у вас должен остаться “Форд Сьерра 2.3 Дизель”». Этот автомобиль, тогда один из самых удобных и экономичных, получил кличку “MP’s car” — “Машина парламентария”».

История политических скандалов в Британии почти повторяет саму политическую историю страны, но никогда до конца 1980-х скандалы не выходили на уровень регулярной повестки дня.

«Таблоидная истерия» закончилась только со смертью принцессы Дианы, когда население обвинило СМИ во вмешательстве в личную жизнь и гибели «народной принцессы».

…Спин вырос «в длящуюся рамку для новостей», то есть стал новой рамочной дискурсивной конструкцией в политической коммуникации. <…> Культурная роль этой «рамки» этим далеко не исчерпывалась: спин, в отличие от слиза, вышел за пределы политической жизни и стал общекультурным феноменом британского постмодерна, а культура спина стала британским видом постмодерной культуры.

…В период с июня 1997 года по июль 2003 года общественная полемика ни по одной теме (включая «проблему 2000», террористическую атаку на Нью-Йорк и иракский кризис) не разгоралась сильнее, чем по поводу деятельности спин-докторов.

Спин в определении Питчера есть превалирование стиля презентации над содержанием и сущностью сообщения (формула «style over substance»).

…С онтологической же точки зрения спин — это особая характеристика широкого общественного дискурса, заключающаяся в превалировании способа изложения информации над самим содержанием информации; инициаторами такого дискурса (спин-докторами) неизбежно являются специалисты по работе с коммуникативным полем.

Ученые отмечают высокую идеологическую насыщенность пропагандируемой информации, а спин-информация представляет собой «опустошенное» сообщение, в котором стиль подачи превалирует над содержанием. Здесь и коренится главное отличие пропаганды от спина.

П. Ричардс строит формулу «культуры спина»: «Не верьте ни одному слову спин-доктора. Он и сам не ждет, что вы ему верите. Это спин». То есть налицо феномен конвенциональной границы допустимой манипуляции и складывания культуры отношений, в которой «игра с правдой» воспринимается как норма… Спин — это форма социальной мимикрии под лучшее, так как в каждом человеке живет стремление казаться лучше, чем он есть.

{-page-}
     

Синонимом спина стало грубо-просторечное «чушь» (bullshit): так его оценивает Б. Пресс. Макнейр для оценки спинизации политических сообщений предлагает разработать «ерундометр» (bullshitometer), а в США даже выходит книга Г. Франкфурта «On Bullshit» («О ерунде»), исследующая семантику слова, его терминологизацию и культурную роль информационной ненасыщенности в сегодняшнем обществе.

В эпоху спина следует говорить не о смыслократии как власти, построенной на создании новых смыслов и управлении ими, так как спин-обработка выхолащивает содержание знака, подменяя его пустотой и симуляцией воздействия, а о вуотократии: власти, построенной на бессодержательности, умении создавать «значимую пустоту».

…Спин, по Питчеру, «это новый декаданс».

…И здесь источником спина он видит скуку. Состояние фрустрации и скуки, растущее вместе со скоростью обмена информацией и унификацией политических и рыночных акторов, мешает нам критически оценивать информацию и формировать к ней эмоциональное отношение; мы становимся инертны, нас ничто не интересует, и на нашем сознании паразитирует спин — чужой взгляд, превращающий нас в марионетку.

Ярким примером стало рождение в разгар серии правительственных скандалов третьего ребенка Блэров Лео, по поводу чего политический журналист Би-би-си Ник Эссиндер задался вопросом: «Он был зачат спин-доктором?», намекая на «слишком своевременное» рождение малыша.

Вьетнамская война вызвала к жизни будущий спин-рум: в Белом доме появилась «Ситуационная комната» (Situation Room), которая служила штабом спэдов, отвечающих за политические решения о войне.

При Никсоне шла мало заметная стороннему глазу «война истэблишментов» — западного и восточного. Многие речи соратников Никсона и его самого становятся намного более понятны, если учитывать, что в истэблишменте США шла борьба, в процессе которой технологии «мягкой манипуляции» получили резкое развитие.

Главная легенда о нем — что его на самом деле не существует, а псевдоним складывается из слов «Джейл» («тюрьма»), «гувер» (марка пылесоса) и имени племянника редактора журнала, где была опубликована первая статья, подписанная «Д. Эдгар Гувер» — сразу же ставит его в ряд крупнейших информационно-политических фигур современности. Вторая легенда о нем (о главном борце с преступностью) уходит корнями в мифологию и менталитет Америки. К тому же на него в ФБР работал целый «отдел по связям с населением», в задачи которого входило формирование общественного мнения о директоре ФБР. Яркой чертой стало создание канонического портрета Гувера; до этого даже не все президенты США имели такой портрет.

«Большой идеей» модернизации в условиях деградации социальной базы Рабочей партии стал так называемый «Третий путь» — новая социальная доктрина, разработанная «главным социологом» Британии, главой Лондонской школы экономики Энтони Гидденсом и принятая на вооружение многими левоцентристскими правительствами, партиями и лидерами, в частности Биллом Клинтоном, Герхардом Шрёдером, но прежде всех — Тони Блэром, «главным адвокатом третьего пути».

На практике «третий путь» означал введение либеральной проблематики (ослабление государственного регулирования экономики, приватизация, глобализация и др.) в политическую риторику и практику левоцентристских режимов и партий, теоретически ориентирующихся на комплекс противоположных экономических мер: рост планового сектора, национализацию монополий, протекционизм — и на рабочий электорат. Поэтому часто «третий путь» считается кличкой неолиберальной социально-экономической политики в ее атлантическом варианте.

В 1994 году сложилась базовая конфигурация будущей Даунинг-стрит: Блэр+Кэмпбелл — Браун+Уилан; борьба за лидерство между двумя политиками после смерти Дж. Смита была впервые замещена открытой враждой их спин-экспертов; СМИ назвали эту кампанию «битвой спин-докторов».

Предвыборное влияние газеты было притчей во языцех: в 1992 году ее читали 22% населения, в том числе самые аполитичные, то есть самые электорально волатильные слои; за девять месяцев до выборов 1992 года отмечено 9%-ное смещение предпочтений читателей «Сан» в сторону тори. Это влияние не было секретом и для самой газеты, которая на следующий день после выборов 1992 года поместила на первую полосу заголовок о выборах: «Это “Сан” их выиграла»… 9 апреля 1997 года, поддержав Блэра, газета вышла с подзаголовком «Дадим переменам шанс»; это само по себе стало новостью на неделю, и в прессе началась параллельная бесплатная кампания по обсуждению причин новой аффилированности газеты. Заявление «Сан» открыло официальную предвыборную кампанию лейбористов и дало ей «высокий старт». 1 мая 1997 года «Сан» повторила заголовок 1992 года: «Это “Сан” повернула их».

Отношения тори и СМИ в период 1996 — начала 1997 года ученые называют «дефицитом прессы»; он продлился вплоть до выборов 2001 года, когда поддержка населения для тори составила 32,7%, тогда как их поддерживали только 7,6% журналистов национальных газет. Наряду с коллапсом репутации тори переход проконсервативной прессы на сторону новых лейбористов стал важнейшим фактором их победы в 1997 и 2001 годах.

Ставшая знаменитой страница «Сан» долгое время висела под стеклом в личном кабинете Кэмпбелла в Номере 10… Кэмпбелл пытался всячески выделять репортеров таблоидов: посещал их личные вечеринки, организовывал товарищеские матчи по футболу между Офисом и редакцией «Сан», давал личные интервью и т.д. В итоге возникла постоянная практика обмена черновиками статей между таблоидами и Номером 10.

В Кодекс добавили параграф 88, который гласил: «Все главные интервью и появления в СМИ, как печатные, так и эфирные, должны быть согласованы с Пресс-офисом Номера 10 до принятия каких-либо соглашений». Так Кэмпбелл получил полную власть над информационными потоками не только внутри правительства (через контроль глав отделов информации), но и в отношениях со СМИ (через контроль планируемых публикаций).

Большую роль в централизации принятия решений сыграла компьютерная программа «Повестка дня» («Agenda»), созданная для опережающей идентификации общественных проблем.

Свод новых правил позволил правительству Блэра затуманить соблюдавшуюся ранее грань между партийными интересами и «беспартийной» правительственной информацией, выдавая партийные решения за правительственные, и наоборот; это позволило всей правительственной информационной машине работать в интересах одной партии, а спин-докторам — сформировать то, что в США описывается как «непробиваемая информационная стена».

В 1997—2003 годах (до иракского кризиса) правительство пережило непрерывную цепочку скандалов, и ситуация развивалась по принципу синусоиды: новый скандал взрывал прессу, едва предыдущий начинал идти на спад.

…Журналисты «Сан» предупредили Кэмпбелла в пятницу, что завтра обнародуют эксклюзив. Кэмпбелл позвонил Куку, застал его в аэропорту с женой (они улетали на выходные на курорт), заставил вернуться в Лондон и дал Куку час на размышление. Через час Кэмпбелл по поручению Кука собрал пресс-конференцию; на ней министр рассказал журналистам об уходе из семьи и с поста. Судьба и карьера Кука пошли под откос, но эксклюзив был сорван, а стабильность в правительстве и репутация Блэра — сохранены.

…Эмблематичным спин-скандалом стала «история Джо Мур». 11 сентября 2001 года сотрудница отдела информации министерства транспорта Джо Мур разослала подчиненным срочный мэйл с сообщением: «Сегодня хороший день, чтобы зарыть плохие новости», призывая отдел опубликовать негативную статистику по общественному транспорту, пока внимание прессы отвлечено терактами в США.

«Мягким» аналогом утечки… является так называемый трейлинг — организация обсуждения той или иной проблемы в прессе или кулуарах до ее парламентского обсуждения. <…> Кто-то из Лобби спросил Кэмпбелла, считает ли он, что парламент будет недоволен постоянными утечками. На это Кэмпбелл ответил: «Я никогда, никогда никому не сливал информацию, которую сначала надо было предоставить парламенту…». Конец фразы утонул в хохоте журналистов, но смех моментально стих, когда Кэмпбелл спросил: «Ну, кто скажет, когда я последний раз это делал?»

В 2002—2003 годах все главные решения правительства были «слиты» в прессу до объявления парламенту. Среди них — новая программа финансирования высшего образования, программа выплат на обзаведение домом… программа по борьбе с преступностью и антиобщественным поведением и, конечно, подготовка войск для введения в Ирак.

С целью устранения попыток перебить Блэра или задать ему вопрос письменные копии речи, розданные партийцам, не имели трех последних страниц: сказали, что эти страницы еще в печати.

…«Риторическая вертикаль» повторяет и отражает «институциональную вертикаль».

Лучшим примером саундбайта в британской истории можно считать фразу Блэра из речи на похоронах принцессы Дианы: «Она была народной принцессой» («She was People’s Princess»). Эти слова… в губы премьер-министра вложил его пресс-секретарь.

…Министры правительства Блэра (например, Робин Кук) и даже Чери Блэр не раз публично каялись перед народом: это всякий раз приносило потрясающие плоды.

Спин — это рамочная социокультурная и социально-коммуникативная ситуация конца ХХ века, утвердившаяся на разных уровнях общественной коммуникации (от межличностной до массовой) и характеризующаяся недиалектическим подходом к информации, преобладанием в ней интенции над фактическим содержанием и тоталитаризацией управления информационными потоками с использованием манипулятивных дискурсивных и управленческих практик, разрушающих этические каноны и ценностные комплексы социума.

…После иракского кризиса 2003 года «Ченнел-4» провел опрос и узнал: Блэр занимает первую строчку в списке ста худших людей Британии, обогнав серийных убийц и даже Артура Чемберлена… Вместо Blair писали Bliar (например, B.Liar) — от слова liar, «лжец», Blur — «затушёвщик» или Tony Blah Blah Blah — «болтун».

Для многих журналистов, как пишет Макнейр, когорта лейбористских спин-докторов представляла неприятную «пятую власть», чье существование подрывало редакционную независимость и неприкосновенность.

…Полноценные коммуникативные ситуации проходят в своем развитии цикл становления — зрелости — слома, отличаются рядом стабильных свойств и существуют параллельно в двух формах — процессуальной и когнитивной/онтологической. Завершаясь процессуально, коммуникативная ситуация способна к возрождению в сознании аудитории СМИ в форме перцептивного фрейма, задающего вектор восприятия по принципу «призраков прошлого».

С егодня машина «мягкой пропаганды» с комплексом институтов и развитой системой технологий работы с новостным дискурсом представляет, возможно, наиболее значительную угрозу старинной демократии Великобритании.

Другими словами, спин оказался глубоко контрпродуктивным.