Книга для милиционера

Несмотря на данные социологических опросов, интеллектуалы просто не могут жить без текста, они никогда не откажутся от чтения книги или текста на любом носителе

Опять угнетают цифры. Данные социологических опросов ползут все ниже и ниже: 40% россиян, даже покупающих книги, не собираются их хранить, доля крупных домашних библиотек (свыше 600 книг) сократилась с 90-х годов с 10% взрослого населения до 2% (цитирую Б. Дубина). Книги практически не читают 58% опрошенных. Было хорошим тоном еще 5—10 лет назад «хоронить» толстые литературные журналы; сейчас наконец дошло, что дела обстоят гораздо хуже: население вообще прекращает читать, оставляет эту привычку в прошлом. Как необязательную.

Сначала, видимо, все просто — как будто вы бросили курить. И ведь почувствовали себя лучше, не так ли? Вот — показательный «Краткий курс счастливой жизни», модная Гай Германика, установочный «Первый канал»: в кадре (разнообразный продакт-плейсмент) мобильные устройства разных видов и типов, автомобили любых марок, собаки невероятных пород, компьютеры, брендовые галстуки и туфли. Но мой глаз никак не мог успокоиться — чего-то в интерьере для меня явно не хватает. Не хватает — книг (ни одной). Анекдот про милиционера, которому можно подарить на день рождения книгу («книга у него уже есть»), здесь не работает. Милиционер есть, но книги у него нет и не будет.

После нарастания и пика грамотности человечество идет по кругу к новой безграмотности, к быстрому и краткому чтению только и исключительно цифр и символов.

Падающие тиражи и падающие продажи отражаются прежде всего на книгоиздателях. Крупные — отказываются от малотиражных книг, а если подпускают к себе таких авторов, то все-таки стремятся их адаптировать к своим целям, вырастить из них крепких беллетристов. Выход за рамки ожидаемого, никакой неформат им не нужен. Невдомек, что самое главное (оборотясь назад) — мейнстрим русской литературы, составивший ее мировую славу, ее всемирность, — как раз состоит из неформата. Нарушение канона, выход за рамки, уничтожение границ: повесть «Медный всадник», роман «Евгений Онегин», поэма «Мертвые души», роман в перепутанных хронологически повестях «Герой нашего времени» — и так далее, вплоть до непонятно чего по жанру «Былого и дум» и «Войны и мира». Хотя… хотя издатели, ориентирующиеся на тиражных авторов тиражных книг, как показывают данные последних лет, неправы! Вот данные «Хроники пикирующей области» начальника отдела Роспечати А. Воропаева: «В целом за годы кризиса (2008—2011 гг. — Н.И.) основной корпус “рыночной” литературы, выходящей тиражом от 5 до 50 тыс. экз. и являющейся основой коммерческого книгоиздания в стране, потерял и по числу выпущенных изданий, и по тиражам примерно 30%. А выпуск интеллектуальной литературы вырос — и по названиям, и по тиражам — примерно на 15%».

Читать текст полностью Форматная литература понятна и востребована издателем. И она же предлагается читателю, и здесь предложение, как навязчивая реклама, формирует спрос; в метро вас «спускает» огромный рекламный щит-портрет с Анной Берсеневой, а вот если навязывали бы портрет Людмилы Петрушевской, то, может, и ее узнавали бы потребители. Что же касается неформатной, то здесь механизмы должны быть совсем другими. Пока что они практически отсутствуют — за исключением довольно все-таки разветвленной премиальной системы, которая тоже не срабатывает. Потому что тоже — форматная. (Насчет премии «Неформат» высказываться пока не буду — первые ее шаги на публике впечатления не оставили.) В качестве поисков такого механизма предлагаю заглянуть в смежные сферы искусств, правильно эксплуатирующие именно то, чего, с точки зрения потребителя, им как раз недостает.

То есть — использующие недостаток чего-либо как достоинство!

Так работает симфоническая музыка. От классической до современной.

Или опера.

Странно было бы сетовать на сравнительную с Мадонной «непопулярность» Рене Флеминг. А ведь количество чающих попасть в филармонию или в Метрополитен-опера ограничено. Но это важно, а не только престижно. Важно — без этого нельзя жить (некоторым, не всем). И они готовы платить.

Не наблюдается толп, сносящих двери на премьеру к Дмитрию Крымову. Хотя билетов и на его интеллектуальные драматические спектакли, и на оперу «Смешанная техника» на Малой сцене в МАМТ не достать.

Ограничение числа чающих происходит как-то само собой. Больше определенного количества билетов не потребуется — отнюдь не «Олимпийский» тут нужен. Но ведь никто не рыдает по поводу положения симфонических оркестров, выступлений пианистов, оперных спектаклей, балетных новаций. Театры забиты. Механизмы коммуникации с публикой, системы музыка—продюсер—слушатель, театр—спектакль—зритель отлажены. Может быть, попробовать приложить эти механизмы и к той литературе, которая носит странное имя некоммерческой (ведь никто не говорит о некоммерческой музыке или некоммерческом театре)?

Билеты на концерты симфонической музыки (или билеты в оперу) стоят дорого. Даже очень дорого. А люди туда стремятся — те, для которых эта музыка, этот театр есть часть их существования. Без этого они не могут. И — покупают билеты именно сюда, а не тратят их на попсу. Или покупают музыкальные абонементы на год. (Что похоже на подписку — скажем, на книжную серию.)

И книги — такие, о которых я говорю, — должны быть недешевыми. Очень хорошо изданными, чтобы никакая электронная версия для ридера не смогла заменить этот piece of art. (Только не тот тип позолоченных новорусских изданий в коже и с камнями.) Тогда, глядишь, и прибыль пойдет, и книгопродавцы/книгоиздатели задумаются. Только книга — такая — и привлечет своего покупателя/читателя/собирателя.

Просто читатель, превращающийся в нечитателя, стремительно уходит в прошлое.

Об этом свидетельствует и весьма оптимистический опыт растущей книготорговли в «Фаланстере», о котором сам Борис Куприянов рассказывает с удивлением. Через месяц-другой откроется магазин интеллектуальной книги в Воронеже, {-tsr-}в Перми он хорошо функционирует вот уже несколько лет. Это развивающееся направление. Интеллектуалы ведь просто не могут жить без текста, они никогда не откажутся от чтения книги (ридера), текста на любом носителе. Это не просто привычка, как у гоголевского Петрушки, лакея Чичикова в «Мертвых душах», а глубокая, экзистенциальная потребность. Поэтому эти скромные тиражи — и продажи в магазинах интеллектуальной книги — не падают. В отличие от продаж в книжных универсамах.​