Нобелевские волнения

НАТАЛЬЯ ИВАНОВА считает, что писателя в отечестве слишком захватывают отечественные литературные страсти

После того как было объявлено решение Нобелевского комитета о присуждении премии Марио Варгасу Льосе, отечественная окололитературная мысль всколыхнулась: как так? почему опять – не мы? когда же наконец Нобеля получит кто-нибудь из наших?

Вопрос амбиций.

Впрочем, в России теперь объявлен период официальной постановки амбициозных задач. Неизвестно, правда, будет ли решение.

Писатели высказываются асимметрично. Например, Дм. Быков предложил в «Известиях» весьма нетривиальную идею: а не замахнуться ли нам, не создать ли гуманитарное Сколково, русскую Касталию. И место уже есть готовенькое – Переделкино. Рядом со Сколковом, если кто не знает. Когда живущие в этом самом Переделкине пытались раньше выбраться в город через забитое пробками Минское шоссе, то ныряли через Сколковское шоссе. Теперь оно закрыто.

Собрать всех гуманитариев вместе в Переделкине, где создать нечто вроде Тартуского университета, волнуются гуманитарные мечтатели. (А ведь Сталин для этого Переделкино и разрешил: пусть писатели в одном месте, в одном колхозе создают полезную нетленку.)

И тогда все у нас получится – потому что без развития гуманитарной мысли отечество застрянет в настоящем (прошлом). Как Винни-Пух в гостях у Кролика.

И Нобеля, глядишь, получим. Почему нет? Сделали же сами премию «Большая книга», сами и вручаем: сумма немаленькая, на втором месте после Нобелевской. А если очень захотим, так и еще поднимем. Всё в наших руках. В конце концов, есть Вексельберг. В крайнем случае, Фридман. Мечтать не вредно, особенно если вспомнить имена русских нобелиатов – Бунин, Шолохов, Солженицын, Бродский; Пастернак вообще жил-таки и умер в Переделкине. И похоронен на здешнем кладбище. Место, так сказать, намоленное, если не сказать – удобренное. Правда, за этот «бренд» (и эту землю) сегодня борются жулики, а не поэты. Разборки, нападения, суды, мордобития – вот что связано с топонимом «Переделкино» сегодня. Безграмотный стенд, украшающий въезд в ворота Дома творчества, который теперь именуется «гостиницей», вопиет о происходящем. Какие имена, какие фамилии «выдающихся» писателей его украшают! От Пастернака до Пупкина. Спросите: а Пупкин – это кто такой? Вот и я спрашиваю. Зато он попал в одну рекламную строку с Пастернаком.

Вот почему я сомневаюсь – и в успехе решения амбициозных научных задач через Сколково, и в успехе гуманитарной мысли в новом, Переделкинском университете. По поводу Сколкова: почему не Дубна? Почему не Троицк? Почему не новосибирский Академгородок? Новые деньги, закопанные в новом месте, дают новые возможности – надеюсь, все знакомы с текстом «Буратино». Примерно так объяснил свой скепсис новый нобелевский лауреат по физике (российского происхождения) Андрей Гейм.

Шутки шутками, скепсис скепсисом, патриотизм патриотизмом. Можно ли перепатриотить патриота? – риторически спрашивал Фазиль Искандер, единственный из русских писателей, в ком я вижу нобелевского лауреата. Ответ очевиден: патриоты никогда не радуются за чужих. Патриоты попробовали порадоваться за «своих» физиков, но быстро осеклись. Патриоты у нас одинаковы – что футбольные, что научные. Им совершенно все равно, какая игра, – главное, чтобы победили наши.

Так вот: при том раскладе сил, который сегодня имеется в русской словесности, а главное, при раскладе литературных нравов я не исключаю повторения исторического сюжета: через десять, двадцать, не знаю, сколько лет Нобеля получит русский писатель, но жить он, скорее всего, будет за границами отечества. (Как, кстати, и испаноязычный Марио Варгас Льоса, который давно уже живет не в Перу – на родину наезжает, но необязательно и весьма спорадически.)

Писателя в отечестве слишком захватывают отечественные литературные страсти. Писатель в отечестве не может жить, как Фолкнер и Хемингуэй. Толстой и Достоевский жили в одно время, не будучи даже знакомы друг с другом. Сегодня писатель в отечестве варится даже не в одном котле – в одной кастрюльке с другими писателями. Писатели сосредоточены в Москве и в Питере, где концентрация чуть поменьше. Писателями набиты общие тусовки. В тусовке меняются местами и позициями, входят в жюри, входят в комитеты, входят в наблюдательные советы. Привыкли жить рядом, вместе – в одних домах, в одном районе. Вместе гуляют с собаками и ходят в одну поликлинику. (Бессмертно определение Достоевского «литературная кадриль».) И при всех ворчливых претензиях к Нобелю: дают не тем, всегда ошибаются и т.д. – почему-то хотят Нобеля. Будет тогда и на нашей литературной улице праздник!

Кстати, об улицах.

Музей Булата Окуджавы расположен на улице Довженко. Будучи в опале у кино- и просто начальства («руководства»), Александр Петрович Довженко здесь построил дом – а сначала хатку, как на родине, – и посадил сад. С этой дачи и хатки, с этого сада и начиналась улица Довженко. Дача снесена, хатка разрушена, сад уничтожен. На месте всего мемориально-довженковского (а Довженко безусловная фигура мирового масштаба, за его дом и хатку Голливуд выложил бы миллионы) возведено нечто пятиэтажно-хрустально-небосводное: Церетели, фигура местного культурного ландшафта, который до того переделал под себя дом Нади Леже, не остановился на достигнутом: и эти поля – тоже маркиза Карабаса. Так что от Александра Петровича Довженко не осталось следов на переделкинской улице Довженко. Вот такие дела. А вы мечтаете то о гуманитарном Сколкове, то о Нобеле.

Но самое забавное, это кого именно называют из отечественных литераторов среди номинантов Нобеля. Не единожды слышала – разумеется, только в отечественных СМИ – имена Константина Кедрова и Тимура Зульфикарова. Приехали.

Я один раз была среди приглашенных – гостем Нобелевского комитета – и всю неделю нобелевских празднеств, включая выступления, вручения и королевский прием, провела в Стокгольме. Это был год, когда нобелиатом стала Вислава Шимборска. Польская поэзия богата именами, и Шимборска фигура безусловная. А мы хотим наград, но не имеем критериев. У нас награда есть форма поощрения, а не признания.

И последнее. А что всех так возбудило? Россия сегодня разве литературная страна? Литература сегодня в России не входит в число общественных приоритетов. Литераторы более чем удалены от центров внимания. Так о чем волнуемся?