Фонтан кока-колы

Появись сейчас Пушкин, не знаю, что критики станут делать: комплименты по части гениальности получает не каждый второй — каждый первый

Имена:  Александр Кабаков · Алла Демидова · Андрей Немзер · Владимир Бондаренко · Лев Аннинский · Лев Данилкин · Роман Тименчик

Я прекрасно отдохнула бы у моря под адриатической сосной, если бы страсть к чтению не лишила меня пляжного покоя. Критик не человек — остальные 99% отдыхающих (российского разлива) ничего не читали. Только одна соотечественница с исчезающими признаками интеллектуальности была погружена, как я поняла по обложке, в детектив Устиновой. В отличие от европейских соседей по пляжу, которые читали завидно толстые тома — прямо-таки из списка «Большой книги», а один был мною замечен даже в чтении стихов.

Итак, о страсти. В аэропорту дернул меня черт приобрести в полет «Нумерацию с хвоста» Льва Данилкина. Сборник буквально набит книгами — как шкаф. Рецензиями, похожими на рекламу; аннотациями, похожими на рецензии. К любимому жанру афишного обозревателя — комплиментарно пересказанный сюжет — лучше всего подходит слово отзыв.

«2008 год был для отечественной литературы тучным годом; сто цветов расцвели и благоухали, словно по расписанию, а широта линейки жанров и направлений удовлетворила бы и самого ретивого начетчика». Это выводы, место которым предоставлено в преамбуле; установка для читателя. А вот и сами отзывы: «невероятно освежающее, радостное, духоподъемное впечатление» (В. Крапивин); «несомненное тонизирующее воздействие текста» (Ю. Бригадир, И. Бояшов); «Тщательно отшлифованная, бессловная артистическая проза; незабываемая» (Е. Чижов); «у нее прямой доступ туда, к глубинному роднику народной речи» (В. Кунгурцева); «удивительно сильные и проворные пальцы — которыми он с непостижимой легкостью перебирает горы слов, чтобы выбрать единственно возможные» («Библиотекарь» М. Елизарова); «остался замечательным рассказчиком, но не дает ни малейшего повода обвинить себя в конъюнктурности» («Гипсовый трубач» Ю. Полякова); «невероятно хорошо ложится на душу… будто Христос в лапоточках прошел», «слишком живой, слишком натуральный, слишком прекрасный это текст» («Щукинск и города» Е. Некрасовой). И так — без конца и без края. Пафос без предела. «Редкая комбинация экстраординарного воображения, языкового слуха, трезвого взгляда на вещи» (И. Наумов); «выдающееся произведение искусства, вызывающее беспримесное восхищение»; «об интенсивности колыхания языкового моря у Мильштейна можно судить уже по названию»… А называется роман одним словом — «Серпантин», вот вам и все колыханье. Данилкин экономит восторг только на З. Прилепине и Г. Садулаеве — впрочем, ими есть кому восторгаться.

Меня волнует профессиональная судьба Данилкина: все оценочно высокие, даже высочайшие слова он уже произнес, а появится завтра шедевр, что делать будет?



Сравниться с комплиментарным пафосом Данилкина (по напору) может только пафос Вл. Бондаренко. Он тоже доводит себя до экстатического состояния, говоря народным языком — трясучки, только с отрицательным знаком: «Никогда не поверю, что это сами по себе натальи ивановы <…> овладели всем культурным “мейнстримом” страны» («Завтра», № 39, 2009). Конечно, не сами по себе! — помогла мировая закулиса. И тот и другой заводят (и доводят) сами себя до имитации вполне определенного состояния. Откуда пафос? Происхождением — отчасти из А. Немзера, который, правда, обычно выделяет своих любимых, по ходу чтения замечая: «…перехватывает дыхание» (это одновременно аргумент и доказательство). Отчасти из Л. Аннинского: «Поразительный, чисто евсеевский скачок пера», «евсеевское портретирование эпохи», «поразительно», «поразительно», «поразительно» — три зачина трех абзацев подряд («Дружба народов», № 9, 2009).

Чехов говорил о Стасове, что он пьянеет от помоев. Стасовская традиция не умирала и, как показывают сочинения молодых коллег, умирать не собирается. Однако отнюдь не все, от чего приходит в восторг Данилкин, вызывает у меня отторжение. Не книги и не авторы, но сама критика сеет недоверие к текстам и авторам. Однообразно, бурно и сладко: фонтан кока-колы.

Впадая в искусственный экстаз, симулируя восторг, критики впадают в словесный шаманизм и к концу отзыва (рецензии, статьи, «феноменологии») забывают о том, с чего начали, противореча сами себе. Впрочем, что логика! Здесь не логика, здесь упоение, экзальтация. «Виртуозная работа» (О. Журавлев, «Соска»); «перед нами писатель из тех, кто моделирует романную вселенную (А. Волос, «Победитель»); «Попробуйте-ка увидеть верхние этажи этого романа. Шею свернете — слишком сильно придется голову закидывать» (С. Самсонов, «Анатомия Камлаева»). И так далее. Ни факта, ни аргумента, ни доказательства — одни только заклинания.

Впрочем, критикам сегодня есть чему поучиться — в плане бездоказательности и безапелляционности — у представителей других жанров. Вот Алла Демидова («ЛГ» № 38, 23—29 сентября 2009 г.), сочинившая между премьерами книгу «Ахматовские зеркала», высказывается о Романе Тименчике: «Во-первых, я знаю больше, чем Тименчик», а во-вторых, «я его вообще не читаю, потому что факты, которыми он апеллирует, я знаю». Интересное замечание про книгу «Анна Ахматова в 60-е годы», в которой насыщенные новой информацией комментарии занимают две трети объема. Вызывает восхищение и язык актрисы, которая сообщает, что она пишет «совершенно другим языком», чем Тименчик (это точно, он вряд ли смог бы «апеллировать фактами»); и высокомерная самоуверенность по известному принципу «романа не читал, но скажу». С другой стороны, критикам можно поучиться и у прозаиков. Например, у меланхоличного Александра Кабакова, отвесившего комплименты (в том же номере «ЛГ», где Демидова) Прилепину и Елизарову: «очень одаренные литераторы… альтернатива либеральному крылу в литературе». А вот назвать кого-нибудь из «писателей-либералов» в ответ на резонную и урезонивающую реплику интервьюера — что, мол, «новые левые» «писать еще не научились?» — Кабаков уклонился.

От восторга до ненависти, от брюзжания до пафоса — один шаг. Забить на аргументацию! Безапелляционность облегчает задачу — имитировать оргазм. Появись сейчас Пушкин, не знаю, что критики станут делать: комплименты по части гениальности получает не каждый второй — каждый первый.

Данилкин вправе иметь свой вкус, Аннинский — свой. Но что будут делать профессионалы, где искать инструменты? Нужные слова брошены в топку. Все — или почти все — готовы признать Демидову замечательной актрисой. Но при этом Тименчик, к примеру, навряд ли взялся бы играть Медею…

Чем, казалось бы, опасны восторженные эпитеты и превосходные степени? А вот чем: критическое слово они обесценивают, читателей — дезориентируют, а писателей — разлагают.