Привкус попкорна

Если надо чем-то завлечь читателя, ничего нет лучше фотографии кинозвезды на обложке: «хороший роман, в нем играл Брюс Уиллис»

Имена:  Брайан Барроу · Жан-Доминик Боби · Питер Мейл

Что касается современной иностранной литературы, тут наши издатели слушаются Ленина беспрекословно. Важнейшим из искусств для них все еще… ну, понятно. Как бы хороша ни была книжка, она имеет мало прав на существование по-русски, если она не экранизирована. Ну кому нужно документальное исследование об американской преступности 30-х, если там на обложке нет Джонни Деппа? Кому нужен роман «Хороший год», если аннотацию к нему нельзя закончить словами «Рассел Кроу»? В результате издатели начинают путаться в показаниях: «это хороший роман, поэтому его собираются экранизировать» превращается в «это хороший роман, в нем играл Брюс Уиллис». Хотя, надо признать, с точки зрения книгопродавца, а не поэта, это правильно: если книжка экранизирована — она уже часть массовой культуры, ее уже легко любить. А если нет — мало ли, мы же не можем сами решать. Вдруг это гадость-выплюнь-немедленно?

Так что фильмы часто попадают к нам раньше, чем книги, по которым эти фильмы снимались, и эта временная петля оказывается источником бесконечных радостей, от радости узнавания до радости вдоволь поругаться («да вы с ума сошли, в фильме все будет не так»).

В фильме Джулиана Шнабеля «Скафандр и бабочка» (номинация на «Оскар», приз «Золотой глобус», приз BAFTA за лучшую киноадаптацию романа, Каннский приз за режиссуру, «Сезар» лучшему актеру Матье Амальрику, и так далее), вышедшем в 2007 году, все будет не совсем так, как в книге (1997 год, автор умер через два не то три дня после выхода). Жан-Доминик Боби оказался почти полностью парализован после инсульта, и двигался у него лишь один глаз, так что книгу он надиктовал за двести тысяч морганий. Получилась очень спокойная повесть о грезах, которая тем, кто смотрел кино, покажется скучноватой. Ни тебе грудастых красавиц, ни изобретательных спецэффектов: описание повседневной жизни инвалида, который способен лишь придумывать ядовитые замечания в ответ на вопросы врачей, вспоминать о своей жизни («машинально сделал те простые движения, которые сегодня кажутся мне чудесными») и представлять, как он ест, например, лионскую колбасу. Мысленно он путешествует по разным странам, даже по тем, где никогда не был, в реальности же не может даже прогнать муху, севшую ему на нос. Фильм завлекал разнообразием картинок: камера была то единственным глазом героя, то плясала вокруг него, то уходила в разноцветный туман. Книга не старается завлечь: это история, которую Жан-До рассказывает, чтобы оставаться живым. Новая Шахерезада, сама себя обманывающая. Герою не надо «оставлять свой след» (Жан-Доминик Боби, редактор французского Elle, достаточно наследил в жизни), удивлять кого-то или доказывать что бы то ни было. После фильма — нежно-попсового, постоянно подмигивающего зрителю, — книжка, пусть и не гениальная, заслуживает уважения.

Выход книги «Хороший год» Питера Мейла именно сейчас — это очень, очень логично. Кино Ридли Скотта с Расселом Кроу все успели забыть настолько, что даже на обложке не физиономия актера, а какое-то страшное сердечко, увешанное блекло-красными опухолями винограда. И даже на задней стороне обложки не Кроу, а Питер Мейл с бутылкой и бокалом вина, а в аннотации ни слова не сказано про Ридли Скотта. И правильно: Мейл — местный прованский домовой, поющий гимны югу Франции, а у нас сейчас в книготорговле период нежной любви к путеводителям и травелогам. Что же касается Рассела Кроу, то хорошее вино всегда уделывало этого актера по всем показателям: цвету, бодрости, крепости и послевкусию.