Феномен удобства позы

Проза поэтов, разные переводы, «Континент», Милош, Филиппов

• В июльском «Знамени» (№7, 2011) опубликован цикл Алексея Зараховича «Белая цифирь» и подборка Николая Звягинцева: «Вещам положено отвисеться, / Стать чешуйками на блесне, / А ты один с вислоухим сердцем / И сразу видно — идёт снег, // Сделанный из кошачьей шерсти / Чьих-то запахов и шагов, / Как люди панафинейских шествий / Вдоль невидимых берегов». В том же номере — проза Ольги Седаковой Opus incertum. В предуведомлении автор пишет: «Способ изложения и язык этой прозы я назвала бы устно-письменным: если мы обращаемся к близким людям, то можем и на письме положиться на их понятливость, как мы делаем это в устном рассказе. Лишь бы они не заскучали». Здесь же мемуар Лидии Карась-Чичибабиной «Называй кем хочешь, Мастер» о Борисе Чичибабине и Александре Межирове: «В “Огоньке” стихи Чичибабина охотно взяли, но для публикации попросили небольшую врезку, чтобы представить его в журнале. Неизвестно, чем руководствовалась редакция: или имя Чичибабина еще считалось крамольным, — это был 1987 год, или еще чем-то, но они хотели, чтобы кто-то из маститых представил его. И хотя совсем недавно Межиров звонил Чичибабину со словами: “Борис, поздравляю Вас с бессмертием”, но написать врезку, когда Нузов обратился к нему, — отказался, мотивируя тем, что он человек сталинской эпохи, проживший всю жизнь в страхе, и еще чем-то в этом роде. С легкостью согласилась написать Белла Ахмадулина, которую совершенно случайно встретил Нузов и попросил об этом». В критической части Марианна Ионова рецензирует сразу аж шесть книг издательства «Воймега», констатируя, что-де «авторов “Воймеги”, при большей или меньшей свободе обращения с дискурсом современности, единят не какие-то общие положительные установки, а общий минус-прием — отказ от эксперимента». Хорошо, что это не всегда правда.

• «Новый мир» (№6, 2011) предлагает читателю стихи Олега Хлебникова, Владимира Алейникова и три стихотворения Юрия Смирнова, по крайней мере в одном из которых чувствуется — как бы это поделикатнее, ну пусть будет «ощутимое» — влияние Федора Сваровского. В разделе переводов имеется «Неистовый Орланд» Лудовико Ариосто в переводе и с предисловием Евгения Солоновича. Екатерина Дайс размышляет о книге стихов Андрея Полякова «Китайский десант»: «Поляков пишет тонко и скупо, на уровне подсознания, подобно тому как Апулей вставляет новеллу внутрь романа, внедряя то, что именно потеряла ласточка-Психея: брата-муравья, Амура. И вся книга приобретает новый смысл». Наталья Черных рецензирует «Четыре тома» Ольги Седаковой: «Этот четырехтомник — издание-оксюморон, апология эклектики. Зыбкое, подвижное, прихотливое — и величественное строение. Каждый фронтон выполнен в остром, порой режущем глаз сочетании стилей». В «Интерпоэзии» (№1, 2011) стихи Глеба Шульпякова и prose poetry Шамшада Абдуллаева: «Старый радиоприемник, забытый с 61 года в стенной нише передней комнаты, издает рыхлый гуд уже в семь утра — на сей раз судья объявляет, панчер такой-то, — декоративный рык или хмельная хрипотца, в которой прозреваешь что-то предохотничье, бородатое, красно-кирпичную шею, гаагскую знать, мшистую броню лукавых сокольничих, плоеный воротник, уложенный горностаем. Устроились тут с рассвета и нудно рассуждают о слове — на резном топчане, застланном ковром и двойными стегаными одеялами в атласном орнаменте, примостились впятером в дымчатую рань, когда брезг бьется на ветвях, — почти непереводимом, “камбагалпарварлик” (узб.), бедноскость, ручательство за бедных, францисканцы вскрикнули бы пронзительно, бедностьковедение, щедроты знаний о бедности, радение о бедных, истязуемый оттяжкой целебной бедности, льстивый алфавит бесцветных лишений и т.д.». В части переводов имеются Питер Балакян в переводе Гургена Баренца, Сара Тисдейл в переводе Михаила Ракунова (зачем и как «ласковые дожди», soft rains, превратились в «сладкие ливни», я не понимаю, но предположим) и Квези Менса в переводе Александра Стесина. О собственных стихах Александра Стесина пишет Андрей Грицман, а об «Оде одуванчику» Владимира Гандельсмана — Вадим Муратханов.

• Второй собственно поэтический журнал в сегодняшнем выпуске — «Арион» (№2, 27011). Имеются среди прочего стихи Максима Бородина и большая подборка Владимира Строчкова: «И каждый тепловую смерть вселенной / в себе несет, грядущий незабвенный — / и генерал, и маршал, и солдат, / ведь умирая — зазубри, дубина — / монады мы, нам целый мир чужбина, / будь мы хоть кто, хоть ротный, хоть комбат». В критической части публикуется статья Глеба Шульпякова «Мир прекрасен, а человек умирает»: «По моему глубокому убеждению, сожалеть о том, что А или В, сделав неверный выбор, перестали быть поэтами и стали “куплетистами”, не имеет смысла. Поскольку в данном случае ни А, ни В никогда поэтами не были. Ведь поэта “делает” не только текст, но еще и энергия противостояния — маленькому, сегодняшнему, мелкому времени. Его энтропии и соблазнам, в чем бы они ни выражались — в славе, деньгах или власти. Поэзия, хочу я сказать, отчасти в силу этого противостояния и рождается. И если поэт исчезает, растворяется в своем времени, начинает обслуживать его, то — повторяю — он никогда поэтом не был. Как говорит герой “Сталкера” о Дикобразе, просившем в Комнате много счастья, а получившем кучу денег: “Дикобразову — дикобразово”. Точно так же и тут». Имеется также третья часть очерков Евгения Абдуллаева о поэзии 2010-х.

• «Новый журнал» (№263, 2011) предлагает вниманию читателей стихи Владимира Гандельсмана: «Как пробирают они — до дрожи: рельсы, / шпалы, туннели, речные мосты, пути, / будки стрелочников, курганы, бельцы, / брянски, курски, пустопорожние / грохоты, вокзалы, “ручку позолоти”». В этом же номере «Дневник 1927 года» Бориса Поплавского: «Глубина речи есть феномен удобства позы говорящего, вкуса папиросы, холода стакана с пивом и лимонадом, который держишь в руке, но умнее всего человек, когда он говорит лежа, засыпая или крепко вздыхает, крякает, устраивается поудобнее, чтобы проспать, пропустить жизнь как сеанс в кинематографе». Там же беседа В. Торчилина с Наумом Коржавиным. «Поэзия — не развлечение. Об этом писатели пытаются говорить и сейчас. Но говорят неверно, в основном ругают народ. Представляют людей идиотами — но людям Пушкин нужен, даже если они сами до какого-то момента этого не понимают. Когда-то давно я сказал Кайсыну Кулиеву, что всю восточную поэзию можно вместить в одну пушкинскую строку — “В крови горит огонь желанья”, а русскую в “Жил на свете рыцарь бедный”. Кайсын засмеялся... Пока будет жизнь, будет и поэзия. В этом я уверен. Правда, в том, что будет жизнь, я как-то не очень уверен...» — говорит, в частности, Коржавин. В «Урале» (№6, 2011) стихи Юрия Казарина.

• На «Полутонах» появились подборки Александры Цыбули, Галины Рымбу, Наталии Черных и Никиты Миронова: «везде трусцой / в узлах воды уснул морской звездой / и нижет кот на лапу молоко / то кажется ему что далека / та миска и помойное ведро / все для тебя / куда большой / уж укатил и мячик за собой / он уволок и прекратил тобой / манипулировать / комок застывших мыслей в голове / совок и поднимаешь пыль / лови и собираешь сок / с настенных досок косоглазый хмель / и я твой юг твой запад северо-восток / твой блудный военторг твой зверь». На «Мегалите» в «Трамвае» (№9, 2011) — переводы Ксении Щербино, Полины Барсковой, Стефани Сандлер, Валерии Цыганковой и Виктора Iванiва из Сары Даулинг. «Зинзивер» (№4, 2011) публикует Пьера Паоло Пазолини в переводе А. Ткаченко-Гастева и крохотную статью о современной румынской поэзии, сопровождающуюся несколькими публикациями — Адриана Алуя Георге, Марты Петреу и Иоана Эс. Попа (все переводы Кирилла Ковальджи). Обновились давно замершие «Новые облака». По нашей части имеются переводы: Эло Вийдинг, Вимберг и Прийт Пармаксон. Кроме того, публикуется prose poetry Александра Балтина: «Стадион, как огромный котёл, кипящий шумом. Мощно, ослепительно-ярко сверкают прожекторы, и тёмный, осенний, вечерний воздух роится мириадами крохотных золотых брызг. Гул. Свист. Из репродуктора объявляют счёт. Дома за стадионом сливаются в единую массу огней, на фоне которой кое-где чернеют голые рослые тополя». Одиночные публикации: две части книги Антона Нестерова и Ирины Гуровой «Книжка в четыре руки» — раз и два. Кроме того, Библиотека «Вторая литература» начала выкладывать в сеть полную подборку старых номеров «Континента». Первый здесь.

• На сайте «Радио Свобода» — беседа Елены Фанайловой и Анджея Франашека о Чеславе Милоше. «До сих пор хуже всего известен период с сентября 1939 года до 1940 года, когда он добирался из Румынии в Польшу через Советский Союз. Особенно неохотно он говорил про свой период в Бухаресте, скорее всего, потому, что он попал туда с довоенной польской элитой, с которой он совершенно не чувствовал общности, и, возможно, еще потому, что он в то время расстался со своей невестой, будущей его женой. Весь этот период он постоянно о чем-то тосковал, он окрашен постоянной грустью. Этот период его биографии до сих пор не описан в деталях. Но мне удалось найти то место, где он жил в Бухаресте, и даже его стихотворение, которое он написал и опубликовал на румынском языке», — говорит, в частности, Франашек. Дмитрий Волчек беседует со Светланой Ивановой о новой книге поэта Василия Филиппова и о нем самом. Томаш Гланц говорит о только что скончавшемся в Праге поэте и художнике Николае Аксельроде (печатавшемся под псевдонимом А. Ник). «Несмотря на то что он приехал из Советского Союза, было понятно, что он не из той страны, из которой в 1968 году в Чехословакию приехали танки. Один из видных диссидентов того времени, философ Зденек Пинц, устроил Ника на работу в кооперативе инвалидов. Он общался с людьми, которые занимались джазом, публиковали в полусамиздатском режиме материалы, связанные с современной музыкой и современной поэзией. То есть он продолжил тот тип культурного существования, которое вел в Ленинграде», — вспоминает, в частности, Гланц. Наконец, Борис Парамонов размышляет здесь же, на «Свободе», о стихах Веры Павловой: «...речь у Веры Павловой идет отнюдь не о бытовых персонажах и повседневных заботах, при всей детализованной, живой конкретности ее стихов. Ее речь по-своему иератична, как бы поднята над землей, и сама земля, хотя и со строчной, обретает космическое измерение, сохраняя в то же время антропоморфную характеристику: она осиротеет без поэта, без поэзии».

• «НГ-ExLibris» публикует статью Бориса Романова о трехтомнике Мандельштама, а также отчет о прошедшем в Грузии поэтическом фестивале. «Унiан» предлагает нашему вниманию интервью с украинским поэтом и прозаиком Юрко Издрыком: «...история, на мой взгляд, по крайней мере история Второй мировой, должна писаться таким способом: Сидор убил Иванова, Иванов застрелил Фрица, Швайвангер переехал танком столько-то человек (с конкретными фамилиями)... Это будет история Второй мировой войны. В этой истории тот мой приятель со своими родителями-чекистами никак с моей частной историей, историей моего деда и его Воркуты не связаны. Что, я должен чувствовать к нему неприязнь как к представителю какого-то класса или что?» «Восточно-Сибирская правда» публикует материал о Юрии Кублановском, а Анатолий Найман в «Еврейском слове» довольно убедительно ругает памятник Иосифу Бродскому, открытый недавно в Москве: «Это новое выражение темы “поэт и чернь”, современная вариация на нее. Ваше дело, безликие, пройти через жизнь как призракам, — добившийся же признания поэт единственный заслуживает человеческого облика. Признания — читай: успеха. Его символизирует местоположение, в сквере на Новинском бульваре, с одной стороны, наискосок Американское посольство, с другой, высотка на площади Восстания, напротив памятник Шаляпину. Как бы сказать, Рублевка, но еще лучше. Если к кому вызывающая пошлость этой идеи неприменима в первую очередь, то к поэтам, и к Бродскому в особенности». «Культурная инициатива» отчиталась о вечерах «Метаморфозы. Беседы о художественном переводе. К столетию немецкого экспрессионизма», о выступлении Владимира Строчкова и о вечере немецкого поэта Хендрика Джексона, презентовавшего русско-немецкую книгу своих переводов поэм и стихотворений Алексея Парщикова Erdöl («Нефть»), вышедшую в берлинском издательстве Kookbooks.

• Каждый год, начиная с 1948-го, радио Би-би-си транслирует серию лекций, названных именем первого генерального директора Би-би-си лорда Рита. Лекции эти читают разные достойные люди, а в этом году — лидер бирманской оппозиции Аун Сан Су Чжи. История эта здесь ради двух цитат. Первая: «Одна из главных обязанностей политического заключенного — поддерживать хорошую физическую форму, чтобы не сломаться эмоционально. И я помню, как во время такой зарядки я подумала — это не я, я бы не смогла так спокойно и мужественно переносить страдания. И мне на ум пришли строки из стихотворения: "Нет, это не я, это кто-то другой страдает. Я бы так не могла…". Лишь вернувшись из тюрьмы домой, я поняла, что это строки из "Реквиема" Ахматовой. Когда я вспоминала их, я ощущала почти физическую связь, которая объединяет всех, кто может полагаться только на свои внутренние силы. Поэзия — великая объединяющая сила, которая не знает временных или пространственных границ». И вторая. Процитировав стихотворение Ирины Ратушинской («Нет, мне не страшно, через год, дыша острожными ночами, / Я доживу до той печали, назвать которую исход. / И дух проплачет мне свободу. <...> / Неправда, страшно, милый мой, / Но сделай вид, что не заметил»), Аун Сан Су Чжи прокомментировала его следующим образом: «Смелость, которую отражают строки Ратушинской, знакома всем диссидентам. Они делают вид, что им не страшно. Одновременно они делают вид, что не замечают, как их товарищи тоже притворяются. Это не лицемерие. Это мужество. Ахматова и Ратушинская — русские поэты. Но стремление выжить в условиях тирании и стремление быть хозяином своей судьбы и своей души знакомо людям всех рас». Полный текст лекции по-английски здесь.

• Телеканал «Культура» рассказывает о спектакле театра «Практика» по стихам Елены Фанайловой, Федора Сваровского, Веры Полозковой и Андрея Родионова. В жюри Международного конкурса переводов тюркоязычной поэзии «Ак Торна» вошли Вера Павлова (в качестве председателя) и Бахыт Кенжеев. Антрополог Фрэнсис Теккерей, директор Института эволюции человека в Йоханнесбурге, направил Англиканской церкви официальную просьбу разрешить эксгумацию останков Шекспира, которого ученый подозревает в употреблении марихуаны и, согласно Corriere della Sera, кокаина. Откуда бард в XVI веке брал кокаин, выделенный только в середине XIX века, и почему он его курил, южноафриканские исследователи не поясняют.​