Джонатан Майлз. Дорогие Американские авиалинии

За всю свою порушенную жизнь герой требует возмещения в размере 392 долларов 68 центов: история о лучшем из возможных провалов

Дебютный — и сразу скажу, хороший — роман Джонатана Майлза «Дорогие Американские авиалинии» наполнен литературными аллюзиями, но первая ассоциация, которая приходит на ум, — фильм Стивена Спилберга «Терминал». Все то же нехитрое и уж никак не новое отождествление «аэропорт=жизнь=Чистилище» автор использует просто как удобную несущую конструкцию романа, совершенно не предлагая заострять на этом внимание.

Герой и повествователь, в прошлом алкоголик, в еще более далеком прошлом поэт Бенджамин Р. Форд, на много часов застрявший в аэропорту по вине Американских авиалиний, в ожидании следующего рейса пишет двухсотстраничную жалобу: требует возмещения в размере 392 долларов 68 центов за всю свою порушенную жизнь. То есть, чего уж там, будем называть вещи своими именами, на протяжении двухсот страниц пытается вернуть Творцу билет. Скрывать от вас эту информацию долее значило бы попусту все усложнять: в этой книге, где на каждой странице поминаются Данте, Бунин или Дилан Томас, такого рода аллюзии лежат на поверхности, как маленькие комплименты читателю от шеф-повара. Хотя герой и заявляет, что ему «стоило быть русским романистом», потому что он «даже сраное требование о возмещении не может написать, не углубившись в собственное родословие», на самом деле очевидно, что главное, коренное отличие Бенни Форда и его творца Джонатана Майлза от подавляющего числа русских романистов — в ироническом взгляде на мир.

Не то чтобы это было гомерически смешно — Майлз, в общем-то, не юморист, хотя шутки у него часто удачные. Просто он пишет в той достаточно общей англо-саксонской манере, которая в лучших своих проявлениях постоянно держит читателя в состоянии готовности рассмеяться. В русской беллетристике эта традиция так навязчиво отсутствует, что хочется поставить под сомнение существование русской беллетристики вообще.

Но в «Дорогих Американских авиалиниях» ирония не самоцель, а тема. Потому что ирония — это только частный случай остранения, то есть взгляда на жизнь как в первый раз, попытки назвать ее по имени и осознания, что в процессе называния жизнь необратимо меняется. На момент повествования Бенни Форд, «исповедальный поэт, который не хочет больше исповедоваться», имеет редкую для литературного персонажа профессию переводчика. Прозаическая на сей раз исповедь героя перебивается фрагментами вымышленного романа несуществующего польского писателя. Это история о том, как демобилизованный одноногий солдат 2-го польского корпуса при Монте-Кассино возвращается с войны домой, но по ошибке садится не в тот поезд «и без конца воображает, что будет, если в Триесте он сойдет с поезда и до конца жизни не сядет в другой». Эта дублирующая сюжетная линия, так сказать, закрепление пройденного материала для недалекого читателя, на самом деле служит отправной точкой для профессиональной рефлексии Бенни Форда, для которого перевод оказывается куда более убедительной метафорой жизни, чем так услужливо предложенный нам автором постылый аэропорт:

«Какая-то новая свобода открывалась в том, что это ремесло не предполагало совершенства. Перевод — это приближение. Твой перевод может лишь подойти к оригиналу, написанному на чужом языке, но не дотронуться до него; близко подойти, но и только; почувствовать горячее дыхание оригинала. <…> Великий Джон Кьярди писал в шестидесятых: «Переводчик стремится лишь к лучшему из возможных провалов». Для человека, у которого провалы стали образом жизни, такая мысль имеет особую сладость. Лучший из возможных провалов. К тому времени, как я начал переводить, я не заслужил эпитафии лучше этой. Проигрыш, еще проигрыш. Проигрыш получше. Что сейчас — новый проигрыш? Да, конечно, глупый вопрос. Ладно, смейтесь сколько влезет, уроды».

В «Дорогих Американских авиалиниях» по касательной, как бы из вежливости, упоминаются и 11 сентября, и ураган Катрина, сравнявший с землей большую часть Нового Орлеана, и — в ретроспективе — лагерь Дахау, и межэтнические трения, и кросс-культурные связи, то есть все то, что в современном романе составляет почти обязательное меню человеческих проблем. Но, к огромному облегчению читателя, Майлз отнюдь не влипает в это программное, пестуемое западной литературой и поощряемое Нобелевской премией ханжество: дескать, кого интересуют твои разводы и бытовой алкоголизм? Если ты не нелегальный иммигрант, тебя не брали в заложники террористы, не сажали на героин и не продавали в сексуальное рабство, то какие проблемы вообще? Не такое нынче время, чтобы нянчиться с тобой! Потяжеле будет бремя нам, товарищ дорогой!

Но так думать — себя обманывать: как говорят психоаналитики, «все проблемы — между ушами». Бытовые драмы, повседневное безумие, разборки с Богом, не пришедшим на свидание, или рефлексия о поэзии в прямой речи Бенни Форда действительно убедительны, как и найденный им выход (обойдемся без спойлера, но, кажется, это лучший из возможных провалов).

И если в романе вопль библейского Иова: Не Ты ли вылил меня, как молоко, и, как творог, сгустил меня — ненавязчиво перекликается с тайным оружием бармена, «легендарным коктейлем «бетономешалка», предназначенным для мести, а не для выпивки», так ведь в человеческой голове именно так все и устроено. И сколько бы ни твердили герою все окружающие, что «жизнь — не лингвистика», у Бенни в этом серьезные сомнения. Как легко предположить исходя из моего рода деятельности — у меня тоже.

Джонатан Майлз. Дорогие американские авиалинии. М.: Фантом Пресс, 2009
Перевод с английского Николая Мезина

Другие материалы раздела:
Михаил Айзенберг. Тот же голос, 09.02.2009
Андрей Немзер: «Воевать надо было меньше», 09.02.2009
Варвара Бабицкая. Ричард Йейтс. Дорога перемен, 05.02.2009