«Танкист, или "Белый тигр"» Ильи Бояшова

Блестящий образчик военной прозы о Второй Мировой оказывается замаскированным фэнтези про Ваньку-Смерть на живом танке

«Танкист, или "Белый тигр"» — вроде бы образец полузабытой военной прозы. Этот жанр у нас сейчас неактуален. Оно и понятно: для того чтобы мы, затаив дыхание, вникали в маневры бронетанковых дивизий, приемы ближнего боя и стратегическую мысль склонившихся над картой хмурых маршалов с воспаленными от бессонницы глазами и остро отточенными карандашами в прокуренных пальцах, мы должны чувствовать себя участниками их героической миссии. Ярость благородная должна вскипать в нас, как волна. Мы должны хотя бы представлять себе, как выглядит танк, и играть в дошкольном возрасте если не отцовскими, то дедушкиными орденами. А какой из современных нам боев мы можем воспринять как свой — последний и решительный? Такой, чтоб на своей территории и чтоб не мы были агрессором?

То-то и оно. Наш последний маршал — Жуков, а последняя священная война — та самая, и ей уже полвека. Великая Отечественная потихоньку спланировала на пыльные полки мемуаров или подернулась желтизной в духе «вся правда о сексуальной жизни Гитлера». Но поскольку война — один из основных человеческих интересов, свято место долго пустовать не могло. Эту нишу занял пожравший русскую литературу жанр фэнтези, который и заменил собой с одной стороны военную прозу, с другой — научную фантастику, осиротевшую, когда колонизацию космоса сняли с повестки дня, с третьей — вообще не очень прижившийся у нас жанр авторской сказки.

А вот Бояшов честно пишет о Второй мировой. На форзаце книги схематично, но узнаваемо изображен танк Т-34-85 с подписями: «Пулемет стрелка-радиста»; «Люк механика-водителя»; «Грязевой щиток» — и так далее. Не пренебрегайте этими сугубо техническими сведениями — разобраться в них будет не лишне. Собственно, они-то и составляют главное содержание книги.

Вот вкратце сюжет: из сгоревшего танка вываливается боец с девяностопроцентным ожогом. Человек-головешка каким-то чудом продолжает дышать, наращивает кое-какую кожу — в общем, выжил, но умом, понятно, двинулся. Теперь его зовут Иван Иваныч Найденов, в просторечии — Ванька-Смерть. Танкист дышит местью, и единственное, что сохранила его выжженная память, — имя врага: «Белый тигр», адская машина, танк-Призрак, который щелкает наших, как орехи, а сам неуязвим. Ванька тоже после своего второго рождения обрел ряд магических свойств и понимает язык танков, но все эти иррациональные обстоятельства воспринимаются читателем вполне буднично: в конце концов, порождение ада или «торжество немецкого гения» этот «Белый тигр» — не так важно для сюжета. Что действительно важно, так это толщина брони, объем двигателя и цейсовский телескопический прицел. Гонке противников через весь фронт, вызывающей в памяти «Моби Дика», сопутствует гонка вооружений, причем если судьбы людей особыми зигзагами не блещут, то жизнь железа завораживает своим многообразием. И вот это обстоятельство ваш технически тупой и пацифистски настроенный рецензент в самом деле воспринимает как чудо.

Объяснение чуду следует искать в языке Бояшова (а язык у него прекрасный) и в угле зрения. Что, например, мы знаем о «Белом тигре»? «В составе Пятьсот второго, Пятьсот третьего и Пятьсот пятого батальонов тяжелых машин «Белый тигр» никогда не числился. Его не было в списках Пятьсот четвертого и Пятьсот восьмого. Если верить кадровику, Призрак вообще не числился ни в каком составе»; «Все от его бортов рикошетило и отлетало»; «А потом словно в воздухе растворился»; «Удивительно, но у танкистов и панцир-гренадеров «Тигр» вызывал скорее страх, чем надежду!». Короче говоря, «Белый тигр» — типичный Назгул. Как только это понимаешь, все встает на свои места. Ванька-Смерть чувствует приближение врага по «смраду, знакомому еще с Курской дуги»: ну точно Фродо с его старой раной-радаром.

«Танкист, или "Белый тигр"» — это фэнтези. Никогда бы не подумала, что употреблю это слово как комплимент. Но Бояшов взял у фэнтези лучшее — то, за что мы, собственно, и любим этот жанр: детально и с любовью воссозданную иную реальность. Именно полувековая дистанция, сделавшая Вторую мировую непригодной для сопереживания, позволила ей стать поистине благодатным материалом для конструирования иной реальности. Бояшов очень верно угадал момент: война буквально на наших глазах — с вымиранием поколения фронтовиков — из живой памяти естественным образом уходит в музейный запасник, на склад реквизита для литературы, искусства или, например, пропаганды (Лев Рубинштейн в одном эссе цитирует старика, которому в День Победы активисты у метро предложили георгиевскую ленточку: «Молодые люди, орден с такой ленточкой у меня уже есть. С сорок четвертого года. А чужого мне не надо»).

Но Бояшов, в отличие от активистов с ленточками, свою войну идеологией (которая заведомо отдавала бы фальшью) не нагружает, сохраняя эпическую беспристрастность. Наши в «Танкисте» — далеко не ангелы, а пьяницы, насильники и мародеры — в общем, люди как люди. Не лучше и не хуже немцев. Наши оказались нашими не потому, что они на стороне Добра, а вроде как по географическому принципу. Бояшов и похвалит так, что лучше бы обругал: «Из своего кремлевского далека мудрое, всевидящее Око наконец поняло это и приказало остановиться». Аналогия с «Властелином колец» на сей раз прямо-таки демонстративная, и она не в нашу пользу.

Любая попытка воссоздать в романе психологический портрет советского танкиста сейчас обернулась бы более или менее добросовестной реконструкцией внешности неандертальца по форме черепа. Но фокус как раз в том, что иная реальность интересна читателю сама по себе, независимо от перипетий сюжета и психологии персонажей. Ну какая там психология у Ваньки-Смерти? «Жми! Он никуда не денется!» — вот и вся психология. Сюрпризов ждать не приходится. Память у него так и не восстановится — и слава Богу. Какова бы ни была прежняя жизнь танкиста — совершенно очевидно, что она скучна до оскомины в сравнении с его нынешним подвигом: «Он-то, единственный, знал — Призрак не мог раствориться в небытии. Окруженный развороченными Т-34, «Белый тигр» трубил в страшный рог своего ствола там, посреди полей Сандомира, и никакие бушующие вокруг огнеметные и орудийные вихри не могли теперь помешать им столкнуться». Это во-первых.

А во-вторых, вещный мир, который можно описывать бесконечно, потому что это вам не эльфийская бижутерия, но правда. Такая же сущая эпическая правда, как Троянская война: в этом смысле Бояшов ближе к Гомеру, чем к Толкиену. Характеристики экспериментальных моделей Т-34 читаются залпом, как Список кораблей — а это, вопреки сложившемуся предрассудку, увлекательное чтение.Илья Бояшов. Танкист, или "Белый тигр". М.:  Лимбус-Пресс, 2008