Девяностолетие Александра Галича

OPENSPACE.RU попытался выяснить у современных поэтов, какое место занимает Галич в их сознании и бытии

Имена:  Александр Галич

В день девяностолетия поэта мы решили поговорить о его литературном наследии с теми, кому оно, с нашей точки зрения, должно быть небезразлично. На наши вопросы ответили семь современных авторов — в диапазоне от Сергея Гандлевского до Псоя Короленко.

Александр Галич. Песня про генеральскую дочь



1) Как вы думаете, актуальны ли стихи Галича сейчас, для сегодняшней действительности и литературного процесса?
2) Актуален ли этот автор для вас лично, в частности, влияет ли он на то, что вы пишете?


Сергей Гандлевский

1. Галич был лириком сатирического толка. С поднятым забралом он перечил власти, от которой тогда исходили произвол и запрет называть вещи своими именами. Галич вернул значимость выхолощенному от казенного употребления классическому русскому стиху. Сейчас от власти снова исходит зло, но оно видоизменилось: если упрощать, придется говорить в первую очередь о цинизме и глумливой демагогии. Теперь художественный метод Галича выглядел бы полным дон-кихотством: нынешнюю публику не надо будить и открывать ей глаза — она вполне осведомлена, ей просто не хочется слышать, она с облегчением впала в подлость. Общество в массе своей уже не рабское, как было при жизни Галича, а холопское — здесь есть существенный смысловой оттенок. А как художественно отвечать на почти повальный цинизм, станет понятно только тогда, когда кто-то сумеет это сделать наилучшим образом. Но воскрешение Галича возможно, ведь воскресает же сейчас в стихах некоторых молодых поэтов ранний Маяковский, с поэтикой которого, казалось, русская поэзия рассталась раз и навсегда.

2. Галич — и как поэт, и как легенда — был одним из кумиров моей молодости. Сложился я и по-человечески, и литературно в 1970-е, в самое что ни на есть советское время. И Галич, скорее всего, смолоду вошел в культурный состав моей крови. Влияет ли он на мои писания, судить, разумеется, не мне. Буду рад, если влияет.


Елена Фанайлова

1. Александр Галич продолжает традицию Некрасова и Маяковского, то есть не выключает политическое и социальное из контекста искусства, напротив, делает политическое и социальное предметом искусства. Учитывая происходящие на нашей родине процессы, а именно: сначала дикий, а теперь уже то ли государственный, то ли гебешный капитализм с вытекающим отсюда расслоением общества; формирование автаркии, слабо маскируемой демократической риторикой; политический реваншизм и возврат к символическим моделям советского прошлого; схлопывание пространств публичной свободы и госконтроль над СМИ, - учитывая все это, фигура и опыт Галича оказываются сверхактуальными.

2. Я познакомилась с творчеством Александра Галича в двадцатидвухлетнем возрасте, то есть в 1984 году, когда шла череда смертей генсеков. Мой тогдашний бойфренд был махровым антисоветчиком и имел прямое отношение к КСП. В его гостеприимном доме беспрерывно звучали Галич, Высоцкий, Ким, Мирзаян, Визбор и другие столпы этого пришедшего ныне в упадок движения. В те времена, на фоне юношеской любви к серебряному веку, Галич казался мне немного странным, слишком публицистическим, слишком прямолинейным, слишком советским, если угодно. С возрастом я изменила мнение. Теперь он кажется мне великим рассказчиком, Бояном затонувшей сталинской империи, не певцом ее, но бытописателем. Его нравственные максимы сформулированы в стихах так, что забыть их невозможно. Несколько лет назад мне довелось по долгу службы прослушать архивные записи Галича, сделанные во время его работы на Радио Свобода в Мюнхене. Это десятиминутные фрагменты, где он рассказывает историю написания песни (он писал о реальных людях, ничего придуманного, все его зэка и вольняшки) и затем пел у микрофона. Более всего меня поразила постановка его дыхания и ритмика речи. Это дыхание большого стиля. Он физиологически воплощал собой время пятилеток и Гулага, войны и советских миграций, он был телом великой империи, которое производило сценарии советских кинофильмов и получало Сталинскую премию. Он был очень крупная личность, крупный художник, человек большого кругозора. Его сильное эстетическое качество — омерзение. Думаю, с ним он и эмигрировал.

У меня есть стихотворение, написанное по канве его «Облаков». Это текст о распаде и гибели русской литературы. И стихотворение о литераторе европейской окраины, «Литератор, любовник», где цитируется «Баллада о вечном огне»: «Тум, балалайка, шпилт, балалайка, Кем он родится к новой войне? Возможно, Симоновым иль Мисимой.»



Сергей Круглов

К сожалению, вряд ли в отношении Галича я могу быть вам полезен... Из российских поэтов того поколения мало кто оказал на меня влияние. Евтушенко и Вознесенского я не любил никогда, и только позже смог оценить некоторых других авторов; если же, так сказать, ближе к гитаре — любимыми были Окуджава и Высоцкий, но и их влияние на мои стихи исчезающе невелико — в поэзии для меня достаточной была музыка стиха, а текст, положенный на музыку, я как-то воспринимаю более как песню, чем как стихи... И собственно Галича — в ту пору, когда воск, так сказать, мягок и легко кладется на матрицу — я слышал совершенно мало... Еще раз простите, что не смог оправдать ваших планов.


Тимур Кибиров

1. Галич на мой взгляд, вполне заслуживает причисления к лику великих русских поэтов прошлого столетия. Поэтому для жизненной действительности он - по определению - актуален, как актуальна вообще классическая литература. Насчет современного литературного процесса ничего сказать не могу - я, к сожалению и стыду, плохо знаком с этим таинственным процессом.

2. Думаю, в теперешних моих сочинениях непосредственное влияние Галича не слишком заметно. В свое время он был для меня необыкновенно важен, наверное, без его текстов я был бы каким-нибудь другим литератором.


Дмитрий Воденников

К сожалению, я, скорее всего, не смогу написать: мне просто нечего сказать по этому вопросу. Я так плохо знаю Галича (на уровне 3-го класса), и он так мне далек, что...

Мне неприятно вас подводить, но я, правда, ничего из себя не выдавлю.
Не сердитесь на меня.


Андрей Родионов

1. Я думаю, что Галич неактуален сейчас, поскольку Александр Галич, во-первых, жил в другой стране. Он чувствовал себя гражданином большой страны, которую уважали в мире. И следственно, все, что он писал, было очень возвышенно, и он отвечал за каждое слово. К тому же он был очень изящен — в своем творчестве, по крайней мере. А сейчас изящной словесности нет. Люди пишут, в общем-то, о себе, а Галич писал не о себе. У него, что называется, душа болела. Это совершенно сейчас неактуально — время-то грубое, в котором мы живем.

2. Лично для меня Галич очень ценен. Я, конечно, в детстве и в юности очень много слушал его. Конечно, теперь уже не слушаю, но очень ценю творчество Александра Галича и иногда использую словечки из его песен. Он достаточно сильно на меня повлиял, и даже не столько как поэт, сколько как исполнитель своих стихотворений, потому что я сам, в общем-то, достаточно часто выступаю исполнителем своих текстов.


Псой Короленко

1. Наследие Галича актуально, как наследие любого большого художника. Естественно, динамика культуры подразумевает, что любое наследие, которое остро-социально актуально в свою эпоху, не может иметь той же самой актуальности в другую эпоху. Но оно может быть актуально по-другому. Те художники, которые сегодня внутренне ангажированы именно таким диссидентским, социально-протестным духом, как у Галича, могут в этом отталкиваться от него. Недавно я слышал песни Кима, которые он называл «песнями Галича», в кавычках — это были его собственные песни, но в них имелась такая вот политическая, протестная доминанта. И все же это остается в рамках какой-то локальной, я бы даже сказал периферийной, маргинальной зоны - социально-политической сатиры. Надо сказать, что и для самого Галича эта сатира, на самом деле — всего лишь еще одна краска. А сам Галич гораздо шире — вот что важно: его совершенно невозможно сводить к этому «диссидентскому» параметру. В действительности его наследие гораздо актуальнее в другом плане: в том, какой он создал тип интонирования, пения, какой у него лиризм в песнях, в том числе как он использует речитатив и мелодекламацию. Какой он создал интересный артистический имидж: ощущение независимости, не политической, а скорее какой-то внутренней, психо-эмоциональной. Гарик Осипов, известный пропагандист ресторанного архива шестидесятых, называет это «советским дендизмом». В одном из своих последних интервью он сравнил Галича с Аркадием Северным. Для кого-то это может прозвучать парадоксально, но мне очень понятно это сравнение — вспомнить даже голос, бархатный баритон того и другого. Я могу свидетельствовать, что многие люди принимали одного за другого, не говоря о том, что Северный пел некоторые песни Галича, а также Игоря Эренбурга и Константина Беляева. Они были более подпольными певцами — притом, что они не были ни диссидентами, ни эмигрантами. Они были подпольными в плане рынка — то что называется «индепендент мьюзик». У них не было совсем никаких появлений в масс-медиа, официальных релизов, не было дисков, причем ни у нас, ни за рубежом. Так вот народ очень часто думал, что это поет Галич или Высоцкий, вот что характерно! Сейчас, в нынешнюю эпоху происходит нейтрализация этих двух ветвей городского шансона. Чем дальше от шестидесятых мы уходим, тем больше наследие Галича, Беляева, Высоцкого, Северного, Игоря Эренбурга и других певцов такого рода будет сливаться, и при этом оно будет актуально, потому что несет свой идейно-художественный заряд. «Идейный» — не в смысле «политический», а философско-художественный заряд: воплощает философию песни, философию артистизма. Хотя эта плеяда исполнителей вчера воспринималась как два разных тренда, но чем дальше в двадцать первый век — тем больше это будет для нас один тренд, и в этом смысле актуально: это значительно более масштабное влияние, чем те же «песни Галича» в творчестве Кима (которые явно не являются самой сильной стороной творчества Кима, и сам Ким наверняка согласился бы с этим).

2. Для меня вышеназванные направления в жанре песни очень важны — и интимно важны — и именно в той «констелляции», так скажем, о которой я сейчас говорил. В этом смысле я очень ценю Галича, и достаточно характерно, что я один из первых концептуальных, тематических концертов назвал «Чтобы не вышло, как с Галичем». Это была игра слов: перед концертом я рассказывал, как нас в детстве пугали: «Будешь петь протестные песни — смотри, чтоб не вышло, как с Галичем!». И дальше я задавал вопрос: «А что вышло с Галичем?» — «А его убило током в Париже». Парадокс. Поэтому на том концерте я велел все электричество выключить, это был акустический концерт при свечах и на рояле. «Не как с Галичем» — это без электричества. И акцент был сделан не на политических песнях Галича. Об их актуальности, все-таки, невозможно говорить всерьез — это другая эпоха. А вот, скажем, по этому поводу я пел песню «И того купить, и сего купить». И там был вставной комментарий — что, мол, сыр жрали, колбасу жрали, хорошо жили, понимаешь (это было во время дефолта)! И все политические аллюзии носили характер чисто декоративный и симулятивный. Так, в афише предлагалось привести с собой на концерт не менее одного стукача, и так далее. Но не в этом дело. Главное — как по-другому зазвучали песни любовные, как по-другому зазвучали песни философские, песни о поэтах... Хотя мне пришлось их немножко переделать: например, песни о поэтах были посвящены Лотману, Витухновской, лучшим людям Рунета. Галич все-таки злободневен, актуализм у него очень важен, поэтому если мы хотим петь его песни сейчас, то одним из направлений может быть реконтекстуализация. Я тогда это сделал очень радикально, то есть мой «Галич» пел песню про Лотмана, пел песню «Спрашивайте, мальчики» голосом Егора Летова, и так далее. Это был, в общем-то, по сути римейк квартирника Галича, в 98-м году, в духе тогдашнего постмодернистского капустника (в хорошем смысле слова).

Сейчас я не пою песен Галича, но мне нравится творчество Максима Кривошеева, я считаю его очень интересной, яркой фигурой театральной и бардовской песни. В частности, мне нравится, как он Вертинского и Галича, и для меня это является источником вдохновения — не прямо, а косвенно. Я, например, пою песню «В этой роще березовой» из репертуара Кривошеева — она же, естественно, всем известна как песня из фильма «Доживем до понедельника» на стихи Заболоцкого. Там её поет «Штирлиц», Николай Тихонов. И это не имеет прямого отношения к Галичу, но имеет отношение к его интеллигентной маскулинности, брутальности, сексуальности, дендизму, как говорит Гарик Осипов, и независимости, которые я вижу и в Максе Кривошееве, и в самом Гарике, и в других разных людях, которые для меня составляют некоторую парадигму голосов, актуальных в моем собственном творчестве, в моем собственном художественном жесте.