Глянцевый поэт

Медиа пускает литературу только на своих условиях: если та сделает медиа какое-то выгодное предложение. Что это может быть?

Необычное событие произошло на нашей улице: вышел первый номер глянцевого поэтического журнала «Поэтому». Стихов там, правда, немного, но это как раз неплохо. Стихи в журнале не должны идти в ряд, как солдаты, и каждому автору требуется особое окружение. Хуже другое: глянцевый журнал с таким неожиданным наполнением слишком ясно обнаруживает свою принадлежность другой области массмедиа — он гораздо ближе к телепередаче, чем к литературному журналу. Это обстоятельство надо учитывать, но не стоило бы идти у него на поводу.

Поэзия и массмедиа несоединимы не из-за плохой работы пропагандистов, а из-за сущностного, природного различия. Поэзия не способна стать медиасобытием ровно потому, что она — реальное событие. Ее природа не драматична, а мир медиа строится на драме в том смысле, как ее определяет Зигмунт Бауман: «Реальные события случаются лишь единожды, и они необратимы и неповторимы; драма же выглядит как реальное событие, но может быть повторена когда угодно».

Поэтому литературное и медийное пространства — соперники и враги. Медиа пускает литературу только на своих условиях: если та сделает медиа какое-то выгодное предложение. Что это может быть?

Медийное пространство — это знаковая система потребления: какая-то третья сигнальная система, составленная из значков-сигналов. Поэтому медиа предъявляет не произведение, но автора: только его можно превратить в такой сигнал, с произведением это не получится. И отбирает среди множества авторов тех, с кем подобная операция станет возможной и не слишком опасной. Так отбирают заложников.

Здесь нет никакого недоброго умысла, ведь способность свободно существовать на публике — особый дар, крайне редко совпадающий с дарованием литературным. В противном (вот именно) случае автора трудно узнать: отчего такая судорога? откуда это суетливое и испуганное выражение?

Я совсем не уверен, что вменяемому литератору стоит делать какие-либо предложения массмедиа или соглашаться на них, а новый журнал — хорошее тому подтверждение. Это лучший подарок людям, полагающим, что нет на свете никакой новой русской поэзии. Даже те авторы, которые на самом деле существуют, здесь смотрятся фантомами. Точнее, все они кажутся не поэтами, а поэтессами.

Такое деление вообще идет не по половому признаку, и поэтам обоего пола поэтессами стать легче легкого. Например, все авторы, учитывающие в процессе письма будущую реакцию публики, несомненно, поэтессы. Любая оглядка поневоле оказывается кокетливой; это, увы, ее неотменяемое свойство. Стихи охорашиваются, проверяют, все ли на месте.

Нет, все не на месте. Вернее, не на месте здесь сама поэзия.

Поэзия — занятие не интимное, а общественное, поскольку стихи говорят голосом языка — голосом общества. Общественное, но не публичное. Становясь публичной, поэзия совершает подмену понятий, и стихи не могут в ней не участвовать. Поставленные в ложную ситуацию, они и сами начинают заметно привирать.

В последние годы это происходит со стихами Дмитрия Воденникова. Именно его лицо украшает обложку нового журнала, что закономерно: это самый яркий пример автора, чутко стилизующего себя под медийные ожидания. И по мутации его «лирического субъекта» можно судить, каковы эти ожидания.

Мне трудно писать о Воденникове. Человек он одаренный и по-своему искренний. Но, похоже, именно ложная ситуация ставит его искренность в такие грубые кавычки, что фальшивить начинает каждый звук, каждая буква. Совершенно непонятно, почему талантливый человек из всех возможных образцов выбрал того Игоря Северянина, что ближе всего к самопародии: «ваш нежный, ваш единственный».

Чему ж удивляться, когда в какой-нибудь «Школе злословия» представителей других профессий спрашивают о жизни и смерти, о политике, науке и языке.

А поэта — о том, каким бы он хотел стать растением. И правда: о чем еще можно спросить такого нежного и единственного?