Эдуард Успенский. История про Гевейчика, гуттаперчевого мальчика

Написав несмешную, вторичную и фальшивую книгу, самый знаменитый детский писатель страны поставил нас всех в неловкое положение

Имена:  Эдуард Успенский

Успенский всех нас поставил в крайне неловкое положение. С одной стороны, во всеуслышание заявлять, что «наше всё» (а создатель Чебурашки, «Простоквашина» и гарантийных человечков, безусловно, «наше всё») оплошало и написало плохую книгу, — занятие крайне неблагодарное. Дело, конечно, не в излишнем пиетете, а в том, что всякий рецензент, дерзнувший написать такое, рискует скатиться в нездоровый, некрасивый эпатаж (хотя, разумеется, это в чистом виде продолжение разговора о целесообразности отрицательных рецензий вообще). С другой стороны, шум, поднятый вокруг «Истории про Гевейчика», не позволяет нам смущенно отвести глаза, хоть именно это — первая, естественная и вернейшая реакция. Перед нами как раз тот случай, когда просто необходимо заняться «развенчанием».

Книга про Гевейчика — мальчика, сделанного из сока дерева гевеи, — получилась какая-то мутная. По словам автора, первоначальный заказ на плеяду новых «супергероев» ему поступил от издательства «РОСМЭН», которое, увидев результат, от этой идеи тут же отказалось, чем немало Успенского оскорбило. Изрядно переработанного Гевейчика приютило издательство «АСТ» и, снабдив иллюстрациями Геннадия Соколова, выпустило в свет. Все это отличным образом характеризует участников событий: и «РОСМЭН», и «АСТ» (между прочим, пятьсот рублей за сто шестьдесят страниц текста на офсете), и Успенского, которому писать на заказ строго противопоказано. Последнее становится очевидным по прочтении первых же страниц сказки.

Текст композиционно, стилистически и фактически списан с «Дяди Федора». Разве что мама со сложным характером в «Гевейчике» редуцирована до «шоу-тети, то есть артистки, которая работает на телевидении» и с Галей (главной героиней) «очень редко встречается». Вообще, замечу на полях, после Гевейчика начинаешь замечать некоторую долю шовинизма в большинстве произведений Успенского. Вспомним хотя бы нетленный образ старухи Шапокляк или бесконечных мам — называемых, но далее вообще не участвующих в судьбе семьи и ребенка. Собственно, только бабушки и маленькие девочки не вызывают у автора нареканий, а половозрелое женское население сплошь стервозно и истерично. В остальном ребенок и окружающие его звери отличаются от классической троицы из Простоквашина лишь поразительной несимпатичностью и нереалистичностью. Место недалекого, мечтательного Шарика и рационального Матроскина заняла домашняя живность, представленная собственно Гевейчиком, ассирийской кошкой Аськой и хомяком Персиком, которые вяло враждуют между собой на протяжении всей книги приблизительно в таких вот выражениях:

«Однажды с соседней березы к ним залетела сорока.
— Я решила вас осчастливить.
—Не надо! — одновременно подумали все.
— Надо. Я — классный педагог. Можно у вас что-нибудь стащить?
— Можно. Стащите Персика, — фыркнула Аська и показала на хомяка».

Для тех, кто плохо помнит мультфильмы:

« — Чтобы продать что-нибудь ненужное, — сердится кот, — надо сначала купить что-нибудь ненужное. А у нас денег нет. — Тут он на пса посмотрел и говорит: — А давай, Шарик, мы тебя продадим».

К сожалению, сходство «Гевейчика» и «Простоквашина» сугубо формальное. Новая книга Успенского лишена не только феерических диалогов, которые стоило бы растаскивать на цитаты, но и в принципе какого бы то ни было юмора. То, что должно было стать удачной шуткой, вызывает недоумение и неловкость: на каких детей это рассчитано?

«Однажды кошка Аська внимательно посмотрела на Терпсихору и сказала:
— Мне кажется, что ты не Терпсихора, а Терпсихор. <...>А ну, покажи мне, как ты писаешь?
— Прямо здесь, на полу?
— Нет, писать необязательно. Только показать.
— Собачка подошла к стулу и подняла ногу. <...>
— Все? Ясно, — сказала кошка. — Собачки-девочки писают по-другому. <...>
— Но как тебе это в голову пришло? — спросил Персик. — Что он мальчик?
— Я в первый раз об этом задумалась, когда этот тип, вернее Тяп, под потолком летал.
— А почему? — спросил удивленный Персик.
— По кочану и кочерыжке».

Это только кажется, что шутки ниже пояса давным-давно вышли из моды. На самом же деле они просто нашли себе новое пристанище — в сказках Успенского. В пику Гевейчику уместно вспомнить «Чудаков и Зануд» Ульфа Старка, которых отечественные родители поначалу восприняли крайне опасливо: Старк сравнивает изгибающийся член с рогаликом! Однако случай Старка показывает, что тонкая грань между милой естественностью и заурядной пошлостью есть; она чувствуется и родителями и детьми.

Кажется, впрочем, что Успенскому просто неинтересно, смешна ли шутка, занятен ли сюжет. Его книга вообще получилась какой-то ненастоящей: второстепенные герои так же безлики, как и основные, сам Гевейчик — волшебный мальчик из далекой страны, обладающий сомнительными, но все же суперспособностями (умением прилепляться к стенам и ходить по ним, умением растекаться в каучуковую массу и затем вновь превращаться в антропоморфное существо) — мог бы быть с успехом заменен любой зверушкой, поскольку способности свои фактически не использует, а события, выдаваемые за приключения (встреча с привидением, война с подвальными крысами, похищение Гевейчика), приключениями на самом деле не являются. Например, кошачий бог Ассириус¹ уменьшает девочку Галю, чтобы та смогла попасть в Игрушечный город. Кажется, что такой сюжет можно развивать бесконечно, вступая в диалог и с Алисой, и с Питером Пэном, и с Щелкунчиком, но вместо этого Галя в Игрушечном городе отправляется с друзьями в театр смотреть «Колобка», отличающегося от оригинала лишь хеппи-эндом.

«Только Колобок начал свою историю, только он дошел до слов: “Я из полки достаён и с водой перемешён”, как лиса открыла рот и сделала “Ам!”. Галя заревела во весь голос. <...> Тут сбежались все артисты, стали её успокаивать. Даже сам директор театра пришёл. А медведь взял лису за задние лапы и на глазах у всех вытряхнул из неё колобка и дал девочке его подержать».

Приблизительно таков же накал страстей в каждой из рассказанных Успенским историй: вроде бы в сундуке с сокровищами и живет привидение, но привидение совсем не страшное (но и не веселое): боится  мобильных телефонов и учит детей географии. Автор утверждает, что «История про Гевейчика» получилась «сладкая», совсем сказочная, рассчитанная на совсем маленьких. Однако почему вдруг маленьким детям перестал быть нужен увлекательный сюжет и смешные шутки — непонятно. Кажется, здесь и кроется основная ошибка Успенского — он с чего-то вдруг решил заговорить с детьми языком сюсюканья и агуканья (и ведь совершенно точно раньше за ним такого не водилось). А делать этого не стоит: дети лучше взрослых чувствуют фальшь, но в отличие от взрослых не готовы ее прощать. Если дружить с крокодилом Геной или держать в доме обезьянку Анфису приятно и занимательно, то представить себе ребенка, возжелавшего заиметь у себя дома Гевейчика, крайне проблематично. Обычный дворовый котенок значительно веселее.


___________________
¹ Уместность и сочетаемость персонажей – отдельная история; Успенский, например, считает, что уместно помещать в одном тексте ассирийского бога – покровителя кошек, Буратино из джунглей Амазонки и говорящую сороку из Переславля-Залесского.

Эдуард Успенский. История про Гевейчика, гуттаперчевого мальчика. — М.: АСТ, 2011​