Если найденный объект не поддается опознанию, его можно провести по статье «предмет культового назначения».

Оцените материал

Просмотров: 15106

Питер Акройд. Падение Трои

Татьяна Григорьева · 17/08/2011
Перед нами не авантюрный исторический роман, а роман об исторической картине мира как таковой и наших о ней представлениях

Имена:  Питер Акройд

©  Rex Features / Fotodom

Питер Акройд

Питер Акройд

Роман Питера Акройда «Падение Трои», выходящий сейчас на русском языке в Издательстве Ольги Морозовой, легко вписывается в наши представления об этом писателе. Мы уже знаем и Акройда-беллетриста, и Акройда-биографа, и это сочинение не выходит из уже существующего ряда. В жанровом отношении «Падение Трои» вполне традиционное для автора произведение, в котором вымышленные герои смело вмешиваются в историческую реальность, уточняя и подправляя ее, а их прототипы жертвуют некоторыми биографическими подробностями для пользы вымысла.

Не нужно быть специалистом по истории археологии, чтобы сразу понять, что за главным героем, господином Оберманном, скрывается Генрих Шлиман. И до поры до времени читатель будет испытывать иллюзию, что он может положиться на Акройда-биографа и почерпнуть некоторые новые подробности раскопок Трои, еще неизвестные ему, например, по «Греческому сокровищу» Ирвинга. Но это, конечно, не так, и «следить за руками» приходится уже начиная с того момента, когда Оберманн с молодой женой Софией только приезжают на место раскопок. Но, конечно, игра с биографией великого энтузиаста-археолога тут значит нечто гораздо большее, чем желание запутать читателя и зачем-то заставить его думать, что Шлиман, например, умер совсем не так и не тогда, как всем хорошо известно.

Для Акройда археологическая тема важна как продолжение его размышлений о наших отношениях с историческим знанием; о наших возможностях оценить хоть сколько-нибудь объективно историческую древность; о домыслах, которые мы допускаем; наконец, о том, как формируется картина мира и, в частности, прошлого в наших догадках и гипотезах. И наука археология подходит для этого как нельзя лучше. С одной стороны, материальная культура во плоти — ощутимые, в буквальном смысле слова вещественные доказательства. С другой стороны, невероятный простор для интерпретаций и сплошной волюнтаризм. Неслучайно среди археологов распространена такая полушутка, полуописание метода: если найденный объект не поддается опознанию, его можно провести по статье «предмет культового назначения».

А что мы знаем о Шлимане? С одной стороны, лихой энтузиаст, одержимый идеей раскопать именно Трою, и ничто другое, и тем самым частично погубивший ее. С другой — человек, заставивший науку признать гомеровский мир не только как миф, а всю мировую общественность — следить за сводками с археологических полей как за светской хроникой; открывший микенскую цивилизацию и вообще сделавший археологию предметом всеобщего интереса. Оберманн, то есть сверхчеловек, действует абсолютно в соответствии с этой устоявшейся трактовкой шлимановского характера — например, уничтожает улики, то есть находки, опровергающие его теоретические выкладки; рассуждает об археологии как об искусстве и считает, что идея важнее доказательств.

«Моя жена уже археолог, господа. Ей не нужно образование. Так же как и мне. Я стал археологом, когда решил найти дворец Одиссея. И, оказавшись на Итаке, нашел его. Я поднялся на гору Аэтос и начал копать. Вот она, археология. Интуиция!»

«— Доказательства? Доказательства здесь. — Он коснулся своей головы. — И здесь. — Он показал на сердце. — Другого руководства мне не нужно».


«— Не говорите мне, что возможно, а что невозможно, профессор. Если бы я придавал этому значение, я бы ничего не достиг».

И кого-то этот пылкий первооткрыватель и популяризатор, сочинитель истории напоминает. Кажется, самого Акройда — или по крайней мере обозначенный им собственный метод исторического расследования1. Интересно, не привлекает ли Акройда фигура любителя и энтузиаста, противопоставленная архивному ученому, в силу его собственных увлечений и методов работы. Ведь и сам он действительно мастерски воссоздает контекст эпохи, именно переплетая вымысел и реальность и сталкивая персонажей с историческими личностями. Так, например, повествование детективного романа «Процесс Элизабет Кри» очень оживляет появление Карла Маркса в библиотеке. И кто скажет, что он туда не ходил?

Однако в «Падении Трои» — как будто специально для того, чтобы отмежеваться от трактовки романа как очередной интерпретации вклада Шлимана в археологическую науку, — примерно с середины повествования вымысел выступает на первый план. Причем речь идет не просто о некоем альтернативном развитии событий, а о фантастических, едва ли не мистических происшествиях; невероятных находках, свидетельствующих о проклятии здешних мест (так, на расшифровываемых табличках появляются знаки — отрубленные головы) и злодейских вредительствах. Наконец, возникает любовная линия, вполне уместная в «Одиссее капитана Блада» и «Джейн Эйр» и совершенно выбивающаяся из биографического канона Шлимана и его верной жены и соратницы Софии.

И при этом, несмотря на то что к финалу сюжет закручивается все стремительнее, перед нами не авантюрный исторический роман, а книга об исторической картине мира как таковой и наших о ней представлениях. Вот как Александр Торнтон, сотрудник Британского музея, занимающийся протоисторической письменностью, пытается объяснить, как устроен один из этапов научного познания мира: «Я часто замечал, что вселенная словно самым естественным образом приспосабливается к нашим убеждениям и описаниям». Между тем ответ на вопрос о том, стали ли раскопки Трои ее «падением», остается открытым. В одной из бесед с коллегами Оберманн говорит: «Хорошо сказано… Мы все в Трое удивительные звери. Каждый из нас — деревянный конь». А имеются в виду турок Кадри-Бей — представитель турецкого правительства, без особого успеха следящий за тем, чтобы Оберманн не присваивал себе находки; англичанин Торнтон; француз Лино и, наконец, сам Оберманн — немец, коммерсант и авантюрист. Все они, и каждый по-своему, — представители современной европейской цивилизации, которые, в поисках корней и своего места во вселенной, привлеченные гомеровским мифом, штурмуют Трою.

Оберманн как-то с удовольствием замечает собственную оговорку: он назвал себя не открывателем Трои, а ее основателем. А в другой раз, когда найденные артефакты расходятся с его теорией, восклицает: «Ни один из вас не имеет ни малейшего представления об археологии. Я открыл новый мир, а вы хотите омрачить его. Вы хотите, чтобы он пал». И Троя все же гибнет в очередной раз. На этот раз это Троя Оберманна, то есть его мечта о ней.


___________________
1 О нем пишет, в частности, Варвара Бабицкая: «Говоря о родословной своего героя, Акройд пишет, что в этом вопросе “предположения важнее доказательств”. Такая формулировка довольно точно характеризует подход Акройда к реконструкции шекспировской биографии вообще».


Питер Акройд. Падение Трои. — М.: Издательство Ольги Морозовой, 2011

Ссылки

Все новости ›