Кингсли Эмис. Везунчик Джим

Книга Эмиса могла бы стать хорошей пьесой, она так и просится для постановки в каком-нибудь камерном театре на задворках Вест-Энда

Имена:  Кингсли Эмис

Бренд «настоящий английский юмор» давно превратился в клише, редко оправдывающее ожидания. Но само явление, хочется надеяться, не совсем переместилось в область фактоидов из путеводителей — дело не исчерпывается просмотром старых реприз Аткинсона, Фрая и Лори на YouTube, можно при определенной доле везения пообщаться и с настоящими жителями Соединенного Королевства. Или обратиться к классике жанра — от современного Барнса до умершего Эмиса.

«Счастливчик Джим», кстати, его дебютный роман (1954), и приметы ушедшего времени бросаются в глаза: в пабах еще можно курить, а герой, играя перед публикой акцентами, пародирует кокни или диалект северных районов, тогда как сейчас, возможно, обратился бы к говору новых жителей Лондона, как это делает Г. Малкани в «Лондостане».

Джим Диксон — простой молодой англичанин, которого судьба привела на преподавательское поприще в одном из колледжей близ Лондона. Нет, с мозгами у него все хорошо, как и с мотивацией (альтернатив контракту, который продолжат или разорвут, у него, если честно, почти нет), но вот как-то так все время получается… Возможно, английская медиевистика просто не его призвание:

«А ты не замечал, как часто мы приспосабливаемся к тому, что нам особенно ненавистно?»

Или дело в британской традиции походов в паб, с последующим употреблением больших количеств пива — к традиционному «обеденному пиву» тут присовокупляется не менее традиционное «предобеденное», — и академическим общением:

«— Наверное, скоро отвиснете, Альфред? — спросила Кэрол.
— После десятой полупинты обычно не отвисаю, — парировал Бисли».

Скорее всего, впрочем, дело в невезучести специфического рода — примерно как у Вустера. Только Джиму Диксону не спешит на подмогу верный Дживс. Например, Джим хочет очаровать своего профессора (это изначально непросто: тот не всегда замечает окружающих, а Джима упорно величает именем его предшественника) и тщательно готовится нанести ему визит по случаю домашнего концерта. Однако в результате Джиму приходится оправдываться перед въедливой и чопорной профессорской женой по целому ряду пунктов: куда делся столик из спальни (он его спьяну прожег сигаретой и решил спрятать в чулан)? Что стало с постельным бельем (снова прожег, а обгоревшую бахрому счел за лучшее обрезать бритвой)? Почему, звоня им домой, он пародировал голос корреспондента из News of the World (это уж совсем сложно объяснить)?

Джим оказывается «маленьким человеком» среди лощеных аристократов, надменной богемы и чопорных ученых — и, чтобы не выглядеть в глазах всей этой публики совсем жалким шутом, он поневоле ведет себя как трикстер. Тем более что дел у него и без забот о карьере невпроворот: бывшая девушка при каждом удобном случае норовит если не покончить с собой, так закатить сцену; новая девушка — невеста сына того самого профессора. А еще есть добрые друзья (с халявным виски в шкафах) и злостные враги: одному он разрисовал академический журнал. И что? Тот был пакостник и ябеда, а разрисовал Джим «всего лишь карандашом»…

Впрочем, доля шуток в шутках Эмиса, ведущих свое происхождение от породистых уайльдовских wits, в какой-то момент сильно уменьшается в пользу так называемой правды жизни:

«осознание факта потери времени отнюдь не является стимулом немедленно прекратить терять время»; «супружество — кратчайший путь к правде»; «еще вы поймете: самые отъявленные иллюзии приходятся вовсе не на годы юности, как внушают нам взрослые. Нет, иллюзии особенно пагубны в период, следующий сразу за юностью».

Книга Эмиса вообще могла бы стать хорошей пьесой, она так и просится для постановки в каком-нибудь камерном театре на задворках Вест-Энда — ну разве что снабжена лишними для театра пейзажными декорациями:

«Изгороди, в свете фар бледно-рыжие, будто линялые, в соответствии с рельефом пропадали из поля зрения и снова появлялись. Салон такси казался единственно возможным домом».

Но на каком-то этапе и «правда жизни» в свою очередь уступает место грустному монологу героя о самом себе в духе уже почти чеховском. Джим поднимает бунт:

«В кои веки Диксон делал то, что хотел, — и был готов расплачиваться. Арабская пословица, одобряющая такую жизненную позицию, явно не закончена: к “бери что хочешь и плати за это” следует добавить: “что гораздо лучше, нежели по принуждению брать что не хочешь и платить за это”».

Профессорскому сынку Джим дает по уху, а ненавистную публичную лекцию с лицемерным названием «Милая Англия» читает, что называется, залив зенки:

«В голове поплыло — вероятно, прибыл авангард чистейшего виски. Впрочем, это мог быть и арьергард казенного хереса».

В общем, академическая карьера пущена под откос, но герою важнее нагнать свою ускользающую возлюбленную, — безумно, кстати, похожую на героиню Скарлетт Йоханссон в «Вики Кристина Барселона» Вуди Аллена (ее и зовут Кристиной). Нагнать ее сложно.

Читать!

• 4 года с OPENSPACE.RU: что мы сделали зря
• Скользкий менеджмент или общее дело?
• Мария Годованная о Йонасе Мекасе
• Уроки «Оккупая» и ностальгия по искусству
• Рейтинг театральных вузов

«По мере сгущения транспортного потока, каковое сгущение свидетельствовало о близости города, у водителя прогрессировала психопатическая забота об интересах прочих участников дорожного движения. Что бы ни возникало в поле зрения этого человеколюбца — от мебельного фургона до детского велосипеда, — он сбавлял скорость вдвое, то есть до четырех миль в час, а рукою производил жесты, характерные для Виттовой пляски, под которыми разумел “только после вас”. “Чайники” практиковались в заднем ходе; домохозяйки вспоминали “еще одну, последнюю” новость в непосредственной близости от капота; малыши ковыляли за оброненными игрушками под самые колеса».

Беги, Джим, беги.


Кингсли Эмис. Везунчик Джим. — М.: АСТ; Астрель, 2011
Перевод с английского Ю. Фокиной​