«Пение известняка»: изданы рассказы Александра Иличевского

Букеровский лауреат Александр Иличевский известен двумя романами: «Ай-Петри» и «Матисс». Но в первую очередь Иличевский – мастер рассказа, и Николай Александров объяснит почему

Современный рассказ, как правило, перегружен бытовизмами и вообще как будто пригвожден к повседневной серости. Чаще всего это «физиологический очерк» с большей или меньшей долей рассуждений публицистического характера. Романтизм, экспрессия в рассказе довольно редки. Можно вспомнить рассказы Пелевина эпохи начала Букера в России. Можно вспомнить основательно забытого сегодня Дмитрия Бакина и его «неоплатоновские» рассказы, — но одна книжка, к сожалению, не показатель и погоды не делает. Можно вспомнить Юрия Буйду и его «Прусскую невесту», где фантастика, невиданные персонажи, откровенные историко-литературные стилизации оправдывались мифологичностью самого «локуса» — Восточной Пруссии. Но все-таки стилизованность здесь как-то уж очень била в глаза. Можно вспомнить Асара Эппеля, наверное, и еще что-то можно вспомнить, но тем не менее доминируют, так сказать, «Бедные родственники», бытовой штамп позднесоветской прозы.

Иличевский пишет иначе, вопреки бытовому мейнстриму. Более свежо, если хотите. В нем неожиданно проявилось и проснулось то, что, казалось бы, совершенно ушло из литературы, полностью выветрилось из нее. Внимание к миру и умение этот мир изображать. Все эти буераки, реки, раки, косогоры, лаги, логи и овраги, вся эта буйная растительность, краски дня и ночи, мерцание света, все эти топографические детали, точные и сочные слова в обозначении вот этого дерева, этого холма, этой реки — все это удивляет в рассказах Иличевского необыкновенным богатством. Он не боится описаний, а, напротив, кажется, намеренно культивирует в себе «описательный напор», неудержимый поток как будто захлебывающегося «пейзажного» письма. Он не стесняется длинных периодов и не сторонится «красивостей» — потому что они никогда не возникают у него просто так, но всегда оправданы. Дельта Волги, Крым, средняя полоса России, Подмосковье, Кавказ — география рассказов Иличевского, в общем, равна атласу России. И везде, в любом уголке, на любых широтах он чувствует себя по-писательски свободно.

Но вот что удивительно. Казалось бы, что может быть традиционнее «пейзажного» рассказа, что может быть хрестоматийнее, а следовательно — банальнее! А потому в любом тексте Иличевского есть некий сдвиг, некая странность, неожиданность. То вдруг у героя, заблудившегося в дебрях волжского низовья, появляется двойник («Горло Ушулука»). То в грозную ночь у московского путешественника таинственно исчезнет имущество («Улыбнись»). То встреча с незнакомкой в поезде на Котовск обернется настоящей ночной колдовской мистерией («Дизель»). То помощь на дороге шоферу-азербайджанцу выльется в зороастрийское жертвоприношение в канун праздника Курбан-байрам («Курбан-байрам»). Да что говорить, даже простая прогулка в подмосковном лесу может стать опасным приключением («Костер»).

Эта почти фантастика, эти странные всполохи невероятных событий тем более удивительны рядом с точностью путевых описаний, выверенными пейзажами и обстановкой, обрисованной с детальной тщательностью. Но оказывается, что это «фантастическое» обрамление и делает возможным, то есть не фальшивым, «пейзажное письмо».

И еще одна особенность поэтики Иличевского особенно бросается в глаза в рассказах. Иличевский всегда пишет об одном человеке, его мыслях, его впечатлениях и его одиночестве. Даже тогда, когда повествование ведется от третьего лица, более чем «родственное» отношение к этому третьему лицу автора чувствуется постоянно. Это он, автор, снабжает своего героя приметливостью, впечатлительностью, умением видеть мир. И другие персонажи кажутся только фигурами в этом пейзаже, кем-то увиденными людьми, отраженными в другом «я» тенями.