Чимаманда Нгози Адичи. Половина желтого солнца

В романе описан бесконечно далекий от нас мир. Самое ценное, что может получить здесь читатель, – это опыт преодоления экзотичности, полагает ТАТЬЯНА ГРИГОРЬЕВА

Имена:  Чимаманда Нгози Адичи

 

О нигерийской литературе неспециалисту известно немного: знаменитый нобелевский лауреат 1986 года Воле Шойинка да обладатели Антинобелевской премии по литературе 2005 года — авторы еще более знаменитых «нигерийских писем», сюжет которых часто разворачивается на пепелище войны, оставившей бесхозное наследство диктаторов, полковников, их вдов и дочерей. Где-то в пространстве между этими двумя явлениями находится роман «Половина желтого солнца», посвященный гражданской войне 1967—1970 годов между Нигерией и Биафрой, который написала молодая писательница Чимаманда Нгози Адичи, уже успевшая получить за него британскую премию Orange.

Среди героев романа есть и диктаторы, и полковники, и дочери богатых бизнесменов, а еще университетская интеллигенция, деревенские жители и, конечно, иностранцы — белые, представленные в широком спектре от абстрактных американцев и британцев, воспринимающихся иногда причиной зла, творящегося в стране, а иногда источником цивилизации, — до вполне конкретных бывших чиновников колоний, бизнесменов и заезжих журналистов, интересующихся искусством народа игбо. Одни просвещенные европейцы считают местных дикарями, другие восхищаются их культурой. Проблема чужого — своего на первый взгляд подается исключительно с политической точки зрения.

История борьбы самопровозглашенной Республики Биафра началась не в 1967 году и даже не в 1960-м, когда Нигерия получила независимость от Британии и обострились все внутренние противоречия между разными по языку, религии и образу жизни народами, приведшие к серии переворотов, — истоки сюжета находятся в колониальной британской политике. Геополитическая ситуация и историческая перспектива рассматриваются в романе именно с этой точки зрения. А высказываться она может как профессором университета, так и британским подданным, который хочет связать свою жизнь с Африкой. Эта историческая реальность не так далека от нас, как можно или хочется думать. СССР активно помогал Нигерии в этой войне, и хотя бы такие реалии, как чучело Косыгина, сжигаемое вместе с чучелом Вильсона, могут заставить, пусть ради любопытства, чуть дальше проникнуть в эту историю, чем мы готовы это делать обычно, вспоминая о голодающих детях Африки.

Впрочем, дело, конечно, не в роли Советского Союза в этом военном конфликте и его помощи «братскому народу», а все в том же противостоянии своего — чужого, которое перерастает рамки политической конфронтации, и тема голода выступает как один из маркеров отношений между двумя мирами: «ведь были снимки / В журнале “Лайф”, на глянцевых страницах. / Ты видел? Мимоходом пожалел / И отвернулся, чтоб обнять девицу? / Бледнела кожа, будто жидкий чай; / Под ней синели вены паутиной; / Смеялись ребятишки, а фотограф / Нащелкал снимков и ушел, один»¹. Есть и другой, гораздо менее драматический пласт этой темы: экзотичность бытового плана, которую мы готовы с радостью узнавать, но которая так и остается для нас реальностью другой планеты. В пору существования серии «Мастера современной прозы» (в которой, кстати, и выходил Воле Шойинка) издательство «Прогресс» выпускало немалое количество зарубежных, в том числе и африканских, авторов, и переводчики и редакторы тщательно снабжали текст пояснениями незнакомых слов, которыми часто оказывались какие-нибудь блюда местной кухни: так мы узнали, что такое ямс, маниока и пальмовое вино. И эти слова остались яркой приметой тех переводных романов. Примечания к «Половине желтого солнца» возрождают традицию, добавляя очередные виды груш, пюре, подающегося к супу, риса и прочих реалий. Но, как ни странно, дистанцию подобные пояснения не сокращают, а, наоборот, лишний раз утверждают экзотичность и далекость описываемого мира.

Самое ценное, что может получить читатель «Половины желтого солнца», — опыт преодоления этой экзотичности. Возможно, это происходит благодаря эффекту узнавания: так, обстановка уютной гостиной революционно настроенного профессора математики Оденигбо и его университетских друзей, которые спорят о прошлом и будущем Нигерии, о Гегеле и предпосылках расизма накануне катастрофы, которая разрушит их жизни, — может отчасти напомнить атмосферу и настроения начала XX века накануне русских революций. Или это преодоление становится возможным за счет обычного сопереживания: в центре романа судьбы двух семейных пар (родных сестер и их мужей), которые ничем не уступают жизненным перипетиям героев «Хождения по мукам». А может быть, дело тут в том, что застывшие понятия — вроде колониальной политики, природы гражданских войн, освободительных движений, борьбы за свободу страны, участия интеллигенции в революции — из абстрактных газетных формул превращаются во вполне осязаемые события. После окончательного поражения Биафры Оденигбо с семьей возвращается в свою родную Нсукку, для безопасности сняв очки, так как, по слухам, нигерийские солдаты не любят интеллигентов. Их останавливают на посту, и слухи становятся реальностью: «Офицер выпрямился и загоготал: — А-а, Университет Нсукки! Так это вы, очкарики, подбили Оджукву на мятеж!» Показательность этого эпизода в его прямолинейности и правдоподобии одновременно. Так устроен и весь роман.

В книге четыре части и две временные точки, обозначенные как «начало шестидесятых» и «конец шестидесятых». И еще есть вставной роман «Мир молчал, пока мы умирали», небольшими отрывками перемежающий основное повествование. Кто его автор, остается загадкой до самого последнего момента, поэтому раскрывать интригу не хочется. Но невозможно не сказать, что именно вопрос о том, кто имеет право рассказывать о происходящем, у кого есть это право голоса, еще раз обращает внимание на проблему чужого и своего. Писателей в романе несколько: это и поэт Океома, и англичанин Ричард Черчилль, который хочет писать книгу сначала о нигерийском искусстве, потом о войне. Ричард — одна из ключевых фигур: европеец, живущий в Нигерии и пытающийся стать своим. Во время войны по заказу Директората пропаганды Биафры он пишет статьи для английской прессы, чтобы рассказать, как все происходит «на самом деле»: «Если причиной тому вражда, то вовсе не вековая. И вызвана она негласной политикой британских колониальных властей “разделяй и властвуй”». В частности, благодаря этим статьям Ричард чувствует себя полноправным участником событий, подразумевая под «мы» биафрийцев и решительно отделяя себя от иностранных журналистов, которые ничего не понимают и ведут себя потребительски бесчувственно («Ричард знавал таких, как этот Чарльз. Вашингтонских информаторов президента Никсона, лондонских членов комитета премьера Вильсона, приезжавших с твердыми белковыми таблетками и еще более твердыми убеждениями: нигерийцы не бомбят мирных жителей, слухи о голоде раздуты, на войне как на войне»). Впрочем, среди белых тоже есть исключения, например шведский граф фон Розен, доставлявший гуманитарную помощь в Варшавское гетто, сражавшийся за независимость Эфиопии, а теперь воюющий за Биафру на своем маленьком личном самолете.

Проблема Ричарда Черчилля не в том, что он попадает в чужие незнакомые обстоятельства. Университетское окружение, знакомые его жены, выросшей в семье богатого бизнесмена и получившей образование в Лондоне, составляют вполне привычное для него общество. Тем не менее ему долго приходится преодолевать сопротивление, чтобы его перестали считать чужаком, и до конца ему это сделать все равно не удается, как не удается написать книгу: «Не мое это дело — писать об этой войне». Впрочем, есть как минимум две книги об этой войне — «Мир молчал, пока мы умирали» и «Половина желтого солнца». И последнюю можно прочесть. Хотя бы попробовав пройти путем Ричарда.

Чимаманда Нгози Адичи. Половина желтого солнца. М.: Фантом Пресс, 2011
Перевод с английского М. Извекова​

___________________
¹ Стихотворение-эпилог вставного романа «Мир молчал, пока мы умирали».