Ашот Аршакян. Свежий начальник

Перед нами даосские притчи, изложенные языком прозы для подростков – в каком-то смешном пространстве между Мураками и Драгунским

Имена:  Ашот Аршакян

 

Книга молодого прозаика Ашота Аршакяна вышла в серии «Уроки русского». Со своим дебютным сборником Аршакян сразу оказывается в прекрасной компании — получившего наконец признание владимирского мастера Анатолия Гаврилова, вытащенного из забвения его гениального земляка Александра Шарыпова, лучшего из появившихся в последнее десятилетие новых московских прозаиков Дмитрия Данилова. Сборник Аршакяна — литература, конечно же, немного другого уровня. Однако есть, кажется, большой смысл в том, чтобы в «Уроках русского» появлялась и неплохая молодая проза: если обыгрывать название серии, здесь не только учителя, но и ученики.

Ашоту Аршакяну тридцать с небольшим, он не так давно окончил Литинститут, публикуется лет пять-шесть. «Свежий начальник» — собрание его небольших текстов примерно за это время.

Персонажи рассказов Аршакяна — задумчивые дети, меланхоличные взрослые, печально-целеустремленные животные. Они все очень похожи — настолько, что книжку воспринимаешь как почти связное повествование, в котором герой каждые несколько страниц засыпает и просыпается немного другим. Он работает в казино, обивает стекловатой провода, отдыхает летом у бабушки, сбегает из очереди к ветеринару и начинает бродячую жизнь. Все эти мероприятия на каком-то уровне вполне его увлекают, но все они кажутся чем-то не совсем тем. Аршакяновский герой каждый раз будто бы ждет конца рассказа, чтобы беспокойно воплотиться в персонажа следующего. Иногда это перевоплощение случается в самом рассказе — так, бездомный пес чудом превращается в человека, а уставший ждать речной трамвай дедушка становится невидимым. Но это слишком очевидный, открытый выход.

Лучшие из рассказов Аршакяна — про детство. Наверное, как раз потому, что в них томящееся ожидание героя стать кем-то другим наиболее обоснованно. Собственно, дети этим и занимаются — становятся другими. И не всегда понятно зачем. У Аршакяна — не понятно почти никогда, скорее в общем незачем.

Почти во всех его рассказах сюжет построен вокруг обретения и не заставляющей себя ждать утраты. Чего угодно — работы, женщины, жизни, какой-нибудь игрушки. Результат деятельности его героев в рамках одного рассказа — почти всегда возвращение к исходной точке. Их опыт равен, может быть, и не нулю, но каким-то трудноразличимым цифрам после запятой.

От этого рассказы Аршакяна начинают иногда напоминать миниатюрные даосские притчи. Правда, даосские притчи, изложенные языком подростковой прозы — в каком-то смешном пространстве между Харуки Мураками и Виктором Драгунским.

Наверное, в этих рассказах, с их медитативной интонацией, немного не хватает глубины. Ученик уходит, но не начинает думать. Основной жест Аршакяна — пожимание плечами, разведение рук. Это становится понятно уже из заглавного рассказа «Свежий начальник», первого в книге. В нем герой устраивается прорабом на идущую полным ходом стройку и тщетно пытается выяснить у рабочих и других начальников — что, собственно, строится? Все они отвечают ему загадочной формулой «Учи централизацию», работающей — по принципу воздействия на собеседника — как аналог призыва «Познай самого себя».

Однако именно в этой капитуляции перед бестолковым миром можно увидеть причину, по которой именно Аршакян среди других симпатичных молодых писателей напечатан в «Уроках русского».

Кажется, читательское недовольство русской «большой прозой», ощущение, что если она берется за рефлексию о современном мире, то с ней не справляется, — все меньше выглядит маргинальным нытьем и все больше — наиболее здравым взглядом на вещи. Отчасти об этом — недавняя статья Мартына Ганина. Во многом серия «Уроки русского» пытается сделать ощутимым явлением некую «другую прозу», то и дело обнаруживающуюся и забывающуюся как критиками, так и читателями (в условиях литературного кризиса она рисуется преемником «второй прозы» 20—30-х). По идее именно она — другая проза — как раз и должна была бы взять на себя часть этой работы: дать отчет о мире для тех, кого не удовлетворяет прозаический мейнстрим (тут можно было бы перечислить десяток романов, претендующих на осмысление жизни и истории России последних двадцати лет).

Но она этого не делает. Наоборот (если на секунду представить себе такую прозу как фантомное течение), она объявляет толкование современного мира более-менее ненужным, лишним занятием. На мир  можно разоблачающе и больно хмыкать, как Гаврилов; можно соприкасаться с ним самым внешним слоем и уйти в бесконечное самоуглубление, как Данилов; можно практиковать в отношении него казаческий нигилистический буддизм, как делает Владислав Отрошенко (тоже вышедший недавно в «Уроках русского»). А можно — так вот, как Аркашян, — по-юношески растерянно и немного томно развести руками.

И кажется, есть изрядная аскетическая честность в таком отказе от толкования, в признании безъязыкости современной русской прозы, отсутствия у нее инструмента. Возможно, эта честность — для русской прозы спасительная. И в принципе не столь заметный сборник Аршакяна важен именно как часть этой большой аскетической работы.

Ашот Аршакян. Свежий начальник (серия: Уроки русского). М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2011​