Золтан Бёсёрмени. Мягкая плоть ночи

Быт у Бёсёрмени перетекает в бытие, а мелкое горение человека на службе и в отеле с любовницей отражается всполохами на философских небесах

Имена:  Золтан Бёсёрмени

Не знаю почему, но уже несколько лет мне кажется, что свет должен пролиться не с Востока, но… откуда-нибудь из Восточной Европы. Вот займется заря над Балканским полуостровом, раздастся культурный взрыв в какой-нибудь странной для нас (да и для самих себя: с осознанием своей роли в мире у них, кажется, неразбериха не меньше нашей) Албании, Румынии или Венгрии и одарит нас ни больше ни меньше, как восточноевропейским Возрождением, и бросится чуткая к прогрессивному публика в магазины, как за скандинавскими детективами или южнокорейским кино. Пока же на албанском фронте без перемен. Румыния поставляла писателей во все страны еще в прошлом веке (Пауль Целан, Тристан Тцара, Эмиль Чоран, Эжен Ионеску, Мирча Элиаде), а в последнее время наступает на кинофронте. А вот Венгрия — как тлеющий костер: сверху яркие огоньки Имре Кертеса, Петера Надаша и Петера же Эстерхази. А под ними — то ли молодая поросль непереведенных гениев (Андраш Паппа, Лайош Парти Надь, Золтан Эгрешши), то ли сейчас совсем потухнет.

И вот — Бёсёрмени, который появляется на нашем книжном рынке уже не впервые: в 2008 году выходил его дебютный роман «Ванда навсегда: пока я думаю, что существую» — меланхолический травелог по жизни венгерского бизнесмена, мечущегося между Сциллой смысла и Харибдой разочарования, которого в конце концов прибивает к острову сирен — браку и ребенку. Роман на полках бестселлеров в отечественных книжных замечен не был, да Бёсёрмени не привыкать — его жизнь (а пишет он закамуфлированно биографические вещи, о чем открыто признается в интервью) приучила его ко многому.

Венгр по происхождению, Золтан родился в маленьком румынском городке. Родители рано развелись, в новой семье отца никому до него особо дела не было — не это ли заложило матрицу его дальнейших скитаний? Он прогуливает школу, пишет стихи и подрабатывает разнорабочим, в 18 лет сбегает из дома. В 22 года ему по ошибке поставили смертельный диагноз, во время военной службы в Бухаресте Бёсёрмени не единожды ловил себя на желании разрядить в себя винтовку. Спасли брак и стихи, которые к тому времени начали публиковаться. К несчастью или счастью, но сборники стали популярны настолько, что он оказался в подвале спецслужб. Удалось спастись; перейдя югославскую границу, поэт попал в лагерь для беженцев под Веной. Оттуда Бёсёрмени хотел эмигрировать в Австралию — по его словам, как в наиболее удаленное от Европы место. Но судьба занесла в Канаду. Там было мучительное одиночество (семью удалось вывезти далеко не сразу) и не менее мучительное овладение английским. Потом — степень по философии в Йоркском университете Торонто, собственный бизнес. В 1990-м, после краха Берлинской и прочих социалистических стен, возвращается в Румынию, где строит заводы и зарабатывает миллионы. Но жить предпочитает в Монако — в доме, ранее принадлежавшем Клаудии Шиффер. Впоследствии уходит из бизнеса, чтобы писать.

Я так долго пересказывал его биографию, потому что жизнь в Канаде его героя — беженца из Восточной Европы Тамаша — становится одной из линий «Мягкой плоти ночи». Страны, к слову, не названы; не поименованы даже деньги, которыми он расплачивается, — в этом чувствуется какая-то благородная вежливость и то кундеровское философское обобщение, которое заставляет наречь другого героя именем Зенон. Тамаш готов на любую работу, знакомится с добрыми к нему людьми, его крутят судороги одиночества, а рот сводит от непривычного английского. Нет, это написано без отсылок к модной эмигрантской теме, постколониальной теории и т.д. — скорее простая жалость человека к самому себе на совершенно чужом континенте.

Вот, собственно, и все, что мы узнаем о Тамаше, потому что в книге ничего особенного не происходит. Но при этом держит она не хуже, чем те же детективы Ларссона и Несбё. Хотя нет, есть еще линия, где все вполне бодро: бургомистр маленького румынского городка, по имени Хуго, в закрытом клубе встречающийся с гермафродитом и убивающий своего любовника, и политик, которого шантажируют накануне выборов его любовной связью. Любовница, кстати, и шантажирует; спойлер допустим, потому что это такой очень вкрадчивый детектив, даже скорее не детектив и не триллер, а что-то другое. И вообще эта линия смутна и призрачна, потому что «европейская» линия развивается в книге, случайно купленной в duty free Тамашем (обе книги перетекают друг в друга: в конце главы заснул один герой — в следующей проснулся, как при метемпсихозе, уже другой). Призрачна она еще и потому, что в окружении Хуго присутствует бизнесмен Зенон — директор фабрики по переработке кур, очертя голову влюбляющийся в студентку-стажерку (что может быть банальней?). «Распахни створки, вытяни руку — и ты коснешься мягкого, темного бархата ночи. И пальцы наткнутся на спрятанный в плоти тьмы жесткий, как мертвая кость, остов твоей загубленной жизни. Она, жизнь, пока еще здесь. Моя жизнь… Я еще слышу ее дыхание. Лицо, погруженное в тишину, все еще мое лицо», — рефлектирует Зенон, разрываемый между любовницей и женой, между выбором, между загадкой любви и желания, элементарной и неразрешимой, как та апория Зенона про Ахиллеса, что и через вечность не догонит черепаху… И то, как Зенон скрывается от жены, передает с секретаршей записки в отдел своей возлюбленной и покупает ей цветы желтого цвета, — все это гораздо важней, чем гермафродиты и убийства кого-то где-то, как важней обычная каждодневная жизнь, а не что-то там такое экстраординарное.

«Мягкая плоть ночи» действительно очень смелая и атмосферная, как сейчас любят говорить, книга. Смелая — ибо балансирует на грани пошлости и обыденности (одно только название, одна только интрига жен, любовниц и раздела имущества). А атмосферная, потому что весь этот быт, как у того же Кундеры, перетекает в бытие, а мелкое горение человека на службе и в отеле с любовницей отражается всполохами на философских небесах. Недаром тот же Зенон не только новый конвейер для куриных тушек устанавливает, но знает Хайдеггера и чувствует, что «он лишь тогда кто-то, когда чувствует, что он никто»; и ему кажется, что «зеркало, может, и видит его, но он себя в зеркале определенно не видит» («Быть никем» — таким, говорят, было первоначальное название «Даниэля Штайна, переводчика» Л. Улицкой). Но «ничто открывает мне глаза на самого себя», — страдает уже Хуго, и это важно, ведь «страдать — это то же, что быть». Только так можно проснуться от призрачности — и постепенно курсив, которым выделялся читаемый Тамашем роман о Зеноне и Хуго, исчезает, а романные линии закручиваются морским узлом. Тьма (несколько героев погибнет) спускается, притягивая небеса к земле, и «все близкое удаляется, но во всем далеком живет сила, настроение и сознание близкого». И Зенон все бежит за своей черепахой.


Золтан Бёсёрмени. Мягкая плоть ночи. М.: Водолей, 2010
Перевод с венгерского Юрия Гусева