Ульф Старк: «Если мне предложат Нобелевскую премию, я от нее не откажусь»

Один из самых известных детских писателей современности говорит с КИРИЛЛОМ ГЛИКМАНОМ о том, как нужно писать для детей, почему это весело и чем «Маленький Асмодей» похож на «Фауста»

Имена:  Ульф Старк

Наследник лучших традиций самой мощной из европейских детских литератур, шведский писатель Ульф Старк провел на ярмарке Non/fiction бенефис, очаровавший всех пришедших мальчишек и девчонок, а также их родителей. После него за автографом писателя выстроились десятки поклонников, а издатели с трудом успевали обслужить желающих приобрести книги. Однако Ульф Старк нашел время, чтобы рассказать OPENSPACE.RU о недавно вышедшем в русском переводе «Фаусте» для детей — книге «Маленький Асмодей»; о ребенке, живущем внутри каждого взрослого; о воспитательной роли детских книг, путях выхода детской литературы из гетто и воображаемом друге своего детства.

— Когда и как вы решили стать писателем? Это произошло в детстве?

— По правде говоря, в детстве я ненавидел писать, потому что я левша и меня все время переучивали. Мне было очень трудно писать. Учителя сыграли большую роль в моей жизни. Мой первый учитель был невероятно скучным человеком, он никогда не понимал, о чем я пишу свои сочинения. Когда мне было лет 15 или 16, у меня наконец-то появился учитель словесности, который меня вдохновлял. Я думаю, учителя даже не догадываются, какое огромное влияние они оказывают на учеников.

— Как и почему вы перешли от взрослой литературы к детской?

— После того как я написал три книги для взрослых, я почувствовал, что мне нужна небольшая пауза. Какое-то время не писал, а потом подумал: может быть, мне стоит попробовать потренироваться на детских книжках? Я подумал, что, наверное, детские книжки писать проще, легче. Потом оказалось, что это ничуть не проще, зато намного веселее.

— Поэтому вы так и не вернулись к взрослым книгам?

— Да, книг для взрослых я больше не писал, только сценарии для фильмов и телесериалов. Вообще, когда я пишу детские книги, я не думаю о том, что это для детей, — просто пишу то, что мне самому интересно. Если говорить о моих книжках с картинками, то, мне кажется, взрослые читают их больше, чем взрослые книги. Ведь они читают их своим детям, то есть неминуемо читают книги сами. К тому же одна и та же книга перечитывается взрослым много раз. Получается, что детская книга должна быть качественнее, читателю должно хотеться читать ее несколько раз.

— Читаете ли вы больше детской литературы, чем взрослой?

— Я почти не читаю детских книг, только нескольких писателей, чьи книги, как мне кажется, являются хорошим чтением и для взрослых, например Барбару Линдгрен. Но если я вдруг узнаю, что я иду на какой-то праздник, где будут детские писатели, то я, конечно, читаю заранее их книги. (Смеется.)
Я не думаю, что детская литература — это замкнутая система. Мне кажется, что вдохновение, которое получаешь при чтении взрослых книг, потом используешь при написании детской книги; есть некоторая циркуляция. Например, я читаю Сэмюэла Беккета, а потом могу использовать свое впечатление при работе над своими книгами.

— Берете ли вы сюжеты своих книг из жизни или придумываете их?

— Это зависит. Если я пишу о рае, аде, Боге, ангелах, — конечно, это моя фантазия. Но чувства, описанные в этих книгах, берутся из моих реальных переживаний. Получается в любом случае своего рода автопортрет. С другой стороны, я написал несколько детских книг, в основе которых лежат мои детские переживания. Но о них мой брат говорит: да ну, ты все это придумал, в этом нет ничего реального! (Смеется.)

— Меняются ли с течением времени ваши сюжеты и темы? Вы делите свое творчество на какие-то периоды, этапы?

— «Чудаки и зануды», «Умеешь ли ты свистеть, Йоханна?» и «Пусть танцуют белые медведи» — эти книги относятся к тому периоду, когда я вкладывал в тексты более резкий юмор. В них также гораздо больше придуманных персонажей. Потом был период, когда я писал о себе самом, о своих детских переживаниях. Затем наступил мифологический период: я писал о выдуманных существах, ангелах, говорящих обезьянах... А сейчас у меня началась новая фаза: я побывал в Палестине и теперь много думаю о проблеме сегрегации, о разделенности народов, стене между ними. Я написал небольшой рассказ, в котором действие происходит в Турции, и турецким школьникам было предложено его проиллюстрировать. Также я написал небольшую книгу под названием «Диктатор». Так что, возможно, мои книги стали несколько более политическими.

— На своей презентации вы часто упоминали о книге «Чудаки и зануды». Это ваше главное, наиболее важное для вас произведение?

— Действительно, это важная для меня книга: она стала моим первым успехом и поэтому дала мне возможность дальше заниматься детской литературой. Кроме того, ее было очень весело и интересно писать. С другой стороны, она написана в 1984 году, уже очень давно, так что я надеюсь, что какая-то из последовавших книг не менее важна в моем творчестве. (Смеется.)

— А как вы видите свои взрослые книги, написанные еще в 60-е, с дистанции в полвека?

— Я думаю, это были довольно эпигонские книги. Я старался тогда подражать авторам, которыми восхищался. Возможно, в моих книгах был отзвук тех хороших текстов, что я читал. Я написал две мрачные книги. Это вообще характерно для двадцатилетних писателей — описывать свои внутренние мрачные переживания. Вообще можно сказать, что у трагического в нашей традиции более высокий культурный статус, чем у комического, а у книг для взрослых он выше, чем у книг для детей. И сейчас я занят тем, что пытаюсь повысить статус комической детской книги.

— Расскажите о вашей последней из вышедших на русском языке книге «Маленький Асмодей».

— «Маленький Асмодей» — это попытка перевернуть шкалу ценностей с ног на голову. Речь в книге идет о подземном повелителе, который хочет, чтобы у него был непослушный, шаловливый ребенок. Но он обнаруживает, что его ребенок, Асмодей, хорошо себя ведет, слушается и вообще совсем не такой, каким хочет его видеть отец. Он постоянно говорит сыну: «Что из тебя получится, если ты такой хороший?» И маленького Асмодея отправляют к людям, чтобы проверить его способности делать гадости. Он может предложить людям все, что угодно, в обмен на душу. Но единственный человек, который продает ему душу, — это маленькая девочка, у которой очень болен брат и которая готова на все, лишь бы он выздоровел. Асмодей возвращается к отцу, и тот сначала радуется удаче сына, а затем понимает, что он в итоге сделал хорошее дело — вылечил ребенка. Вы видите, здесь есть что-то общее с «Фаустом» Гете.

— Считается, что детский писатель должен всегда в душе оставаться ребенком. Справедливо ли это, на ваш взгляд?

— Вообще все люди должны сохранять в себе ребенка. Я думаю, невозможно быть хорошим взрослым, если у тебя внутри не живет ребенок. Если говорить о моих творческих планах, то я хочу написать о дядечке, внутренний ребенок которого чувствует себя очень плохо, потому что взрослый его подавляет. И этот внутренний ребенок сбегает и начинает жить собственной жизнью, а дядечка остается одиноким и опустошенным. Книга будет о том, как взрослый человек пытается восстановить контакт с ребенком внутри себя.

— А сколько лет ребенку Ульфу Старку?

— Где-то от шести до восьми-девяти лет. Это возраст, о котором я больше всего пишу, который больше всего занимает мои мысли. Но у меня есть планы когда-нибудь дожить до половой зрелости! (Смеется.)

— Многие дети придумывают себе воображаемого друга. Был ли такой придуманный персонаж у вас в детстве?

— До того как появились на свет мы с братом, у наших родителей должна была родиться девочка, но она умерла при рождении. Ее должны были назвать Мари-Луиза. Моя мама очень много думала об этой девочке, всю свою жизнь. Поэтому она все время как будто присутствовала в нашей жизни: сидела за столом, стояла у окна... Она стала для меня таким тайным образом. Но ни в коем случае не печальным: поскольку она умерла до того, как ее начали воспитывать, в моем представлении она была очень шаловливой девочкой, совсем не такой, как скучные взрослые сестры моих друзей.

— Задача детской литературы, на ваш взгляд, развлекать или воспитывать?

— Я не верю в дидактическую детскую книгу. Я не верю в действие книг, направленных на правильное воспитание ребенка, потому что в реальности результат может быть противоположным. Но в детских книгах можно затрагивать важные темы и обсуждать значимые вопросы. По прочтении таких книг дети смогут сами задумываться над этими важными вещами. И когда дети будут самостоятельно думать над тем или иным поступком, они будут сами себя воспитывать. Но в то же время книги, на мой взгляд, должны каким-то образом веселить. Но ни в коем случае не быть исключительно развлекательными — в таком случае их смысл в принципе пропадает.

— Как вы относитесь к развлекательным сериям для детей и подростков? Сериям детских детективов или триллеров?

— В Швеции очень много детских детективов. Это связано, наверное, с тем, что книг публикуется в последнее время все больше, а количество читателей не увеличилось. В итоге тиражи хороших книг уменьшаются — к примеру, тиражи моих книг упали за последнее время вдвое. Издательства и книжные магазины в первую очередь делают ставку на развлекательное чтение, и в этом заключена опасность для хорошей детской литературы.

— А как вы относитесь к серии книг о Гарри Поттере? Самая знаменитая книга для детей — лучшая или?..

— Это хорошо написанная книга, в ней много важных отсылок, затронуто много важных тем. Но, как и любая успешная книга, она ставит общий знаменатель для всех читателей, что делает ее немного безличной.

— Есть ли у вас список книг для ребенка на каждый возраст?

— Нет, но моя жена наверняка смогла бы такой составить. (Смеется.)

— А что читает знаменитый детский писатель своим внукам?

— В первую очередь то, что я сам любил читать, когда был маленьким: классические детские книги Эльзы Бесков, Астрид Линдгрен, Туве Янссон, «Винни-Пух»... Взрослые стараются всегда давать ребенку более широкий набор книг, потому что, когда дети начинают выбирать книги со своими товарищами, круг чтения сильно сужается.

— Важно ли для вас, чтобы в детской литературе появлялись новые молодые авторы? Ведь многие считают, что детской «классики» достаточно для любого ребенка во все времена.

— Я считаю, что очень важно сочетание новых и уже заслуженных авторов. Молодым писателям, которые выходят на литературную сцену, очень сложно, потому что их слишком быстро меняют новые авторы. Я не согласен с распространенным мнением, что обновление детской литературы должно происходить за счет появления новых имен. Обновляют литературу уже известные писатели, потому что новые скорее подражают старым.

— В России очень популярны детские книги именно шведских писателей: Туве Янссон, Астрид Линдгрен, Сельмы Лагерлеф, Яна Экхольма, Ульфа Старка. Я бы не мог назвать пять имен популярных у нас детских авторов из, например, Англии, Франции или Италии. Как бы вы объяснили такую популярность своих соотечественников в России и вообще огромную роль скандинавской детской литературы в Европе?

— Ситуация в Швеции примерно такая же, как в Исландии: крошечная страна, но писателей в ней не меньше, чем где бы то ни было. Возможно, дело в том, что Скандинавия в ХХ веке была оплотом пацифизма. На протяжении столетия мы воспитывали детей, которые не должны были становиться солдатами и частью милитаризованного общества. И поощрение детской радости вместо воспитания в детях послушания стало частью нашей культуры. Видимо, в этой атмосфере, когда к ребенку прислушиваются, позволяют ему выражать себя, детская литература становится качественнее.

— Мечтаете ли вы написать детскую книгу, которая станет событием в мире взрослой литературы и будет претендовать на крупнейшие взрослые премии? В прошлом году в России несколько крупнейших взрослых премий получил роман Мариам Петросян «Дом, в котором...» — фэнтези-эпопея о подростках-инвалидах. Хотите ли вы повторить такой успех?

— Меня всегда очень злило, что детские книги не получают взрослые призы. Кажется, все объясняется тем, что члены Шведской академии просто не читают детские книги. Поэтому для меня единственный способ разрушить эту систему — позаботиться о том, чтобы детские писатели становились членами премиальных институций. Ну и, конечно, если мне предложат Нобелевскую премию, я не откажусь! (Смеется.)