Ольга Славникова. Легкая голова

Роман идей в беллетристической упаковке: свобода совести и свобода выбора – единственные безусловные ценности, вокруг которых выстраиваются все остальные

Имена:  Виктор Пелевин · Ольга Славникова

Заложники анатомического атласа, мы привыкли считать, что разум находится у них в голове, а чувства – почему-то в сердце. Прекрасно помню, как года в четыре прямо-таки физически ощущала, что думаю – головой. А вот Максим Т. Ермаков, герой нового романа Ольги Славниковой, ничего подобного не чувствовал.

«В детстве Максим Т. Ермаков задавал родителям глупый вопрос: откуда люди знают, что они думают головой? Отец, чья голова была настолько ушаста, что, казалось, обладала тайной способностью летать, пытался рассказывать про полушария мозга; мама испуганно трогала ребенку тепленький лоб, ища болезни там, где, будто космонавты в невесомости, плавали мысли. Сосредоточенность человеческого «я» именно в голове, выше рук, ног и всего остального, представлялась маленькому Ермакову главной человеческой загадкой. Он не любил подвижных игр, потому что боялся странной, продуваемой ветром пустоты между воротом футболки и джинсовой кепкой; боялся, что туда, в пустоту, попадет случайная ветка или залетит, как плотненькая пуля, бронзовый жук».

Однако в случае Максима пустоголовость совсем не означала глупости. И школу он окончил не хуже других; и в институт поступил, причем не в родном провинциальном городке, а в самой Москве; и креативил там же вполне успешно в одном из рекламных агентств. Правда, некоторое исключительное свойство «легкая голова» Максиму все-таки сообщила, а именно – полное отсутствие совести.

«…в легкой голове его, как бы не имеющей физических границ, постепенно прояснилась истина, что дела его не плохи, а, наоборот, хороши. Потому что выше прав человека, защищаемых серьезными международными организациями, встали в новейшем времени Права Индивида Обыкновенного. Из многочисленных месседжей, исходящих как будто из разных источников, у Максима Т. Ермакова суммировалось понятие, что заданная Достоевским русская дилемма – миру провалиться или мне чаю не пить – решается сегодня однозначно в пользу чая».

Хотя как раз тут голова, может, и ни при чем.

Но, хотя Максиму от своей уникальной головы никаких забот не было, другим людям, оказывается, были. Кому именно? Всем, всем людям. О чем легкоголовому рекламщику и сообщили представители «государственного особого отдела по социальному прогнозированию».

Максим – Объект Альфа. А голова его «немного, совсем чуть-чуть, травмирует гравитационное поле». И от этого все беды на Земле или, во всяком случае, в нашем государстве. Дети болеют раком и умирают, поезда метро взрываются, горят леса и падают самолеты.

А прекратить это можно только одним способом – Максим сам, добровольно должен выстрелить себе в голову. Устранение Объекта Альфа иным способом ни к чему хорошему не приведет.

И начинается борьба нашего удачливого и благоразумного современника Максима Т. Ермакова, сделавшего однозначный, как мы помним, выбор между спасением мира и утренним чаепитием, с прогнозистами, изо всех сил пытающимися довести непокорного плохиша до самоубийства – с помощью прямой всенародной травли, изощренных издевательских мелочей вроде развешивания на дереве коллекции любимых дизайнерских пиджаков и, наконец, вторжения в семейные дела.

Государство требует от граждан жертвы – вполне реальной, языческой: «…по нашим разработкам выходит, например, что жертвоприношения в языческих культах не были суевериями, а были действиями рациональными». Сюжет, казалось бы, абсолютно пелевинский. Это уже было в «Омоне Ра», где для успехов советской авиации летчикам отрубали ноги, а для продвижения отечественной словесности писателям выкалывали глаза. Но это только на первый взгляд. У Пелевина люди – честные, хорошие; они жрецы, рабы и заложники чудовищного Молоха-государства, на жертвы идут добровольно, а прозреть и осознать уникальную ценность собственной жизни удается лишь немногим. У Славниковой в бой друг с другом идут две равно омерзительные силы. Максим, вроде бы движимый естественным желанием выжить, временами уж очень гадок в своей правоте: «Вот я пытаюсь представить своих знакомых, как они, значит, жертвуют собой, – и, вообразите, ни с одним не получается. А я, между прочим, знаю в Москве сотни людей. Умных, креативных, умеющих зарабатывать. И что, все они ненормальные? Неправильные? Если уж вам важна апелляция к народу – то народ вот такой. Такой, как я». Так что начинаешь сомневаться – уж не симпатичнее ли его соперники-прогнозисты, решающие задачу: «Что больше – двести двадцать шесть или один» (речь идет о жертвах очередной катастрофы) – сугубо арифметически.

Нет, не симпатичнее. Потому что эти двести двадцать шесть важны им только в своей массе и совершенно безразличны по одному – с их разными лицами, мыслями, именами. А если так, то почему бы и самим не подстроить катастрофу, если это может приблизить великую цель? Только вот нарушение правил – это, конечно, непорядок.

«– Я вот только не совсем в курсе насчет последнего московского взрыва, – снова заговорил Стертый, глухо кашлянув в кулак. – По нашим прогнозам, теракт в московском метро должен был произойти на четыре месяца позже…
– Да, мы организовали этот инцидент, – раздраженно подтвердил Кравцов. – Вызвали, так сказать, преждевременные роды. А что нам оставалось, скажите на милость?.. Нарушили правила, согласен. Отклонение каузальности по тридцать второму вектору на полтора процента».

Не похоже, что полемика Ольги Славниковой с ранним романом Пелевина – осознанный ход. Может быть, сходство сюжетов (на самом деле более отдаленное, чем это может показаться из рецензии) – случайное совпадение. Важнее другое. Не «Легкая голова» ведет диалог с «Омоном Ра», а эпоха спорит с эпохой, первое десятилетие 21 века возражает последнему десятилетию 20-го. В постсоветские 90-е казалось, что, освободись человек от тоталитарной машины, откажись учиться во всех этих артиллерийских училищах имени Матросова и летных школах имени Мересьева – и ничто не помешает каждому из нас быть собой, жить подлинно свободной жизнью. В постпостсоветские нулевые выяснилось, что «Я» так же прекрасно подменяется брендовыми тряпками, глянцевыми картинками, онлайн-проекциями. И человек уже не может определить, где он сам, с его чувствами и желаниями, а где навязанный ему образ: «Даже если парнюга живет в глубоком Зажопинске, в говне, в нищете, он себя идеального видит таким – менеджером на «тойоте». Который если не должен денег, то и никому ничего не должен».

И Максим Т. Ермаков – подчеркнуто «плохой» – «классный плохиш», но, конечно, не потому, что не желает стреляться по высочайшему приказу, а оттого, что, прячась за дорогими галстуками и мечтами о московской квартире, отказывается заглянуть в лицо самому себе. Сам Максим верит, что он представитель новой формации, западный человек; его «западность» подчеркивается даже написанием имени – инициал вместо отчества. Но на поверку индивидуального, «западного» в его жизни так же мало, как и специфически русского, «соборного». В герое «Легкой головы» вообще не так уж много человеческого – он скорее не личность, а подчеркнуто безликий «герой эпохи», «типичный персонаж». Поэтому для наблюдателей он так легко и сливается с персонажем онлайн-реалити-шоу – компьютерной игры, которую для пущего унижения непокорного Объекта Альфа запустили прогнозисты. И вторжение спецкомитетчиков в жизнь Максима в какой-то мере оказывается для него благом – как-никак страдание позволяет ему услышать собственный голос в брендово-трендовом хоре.

Но все же: «Индивид Обыкновенный» как единственная безусловная ценность или «положить жизнь за други своя»? Наиболее достойной автору, видимо, представляется позиция персонажей-«шутовцев» – участников православного кружка, вынужденного скрываться от назойливого внимания журналистов и милиции под видом борделя. Каждый из них как раз готов на самопожертвование, но вместе с тем ни один не осуждает Максима.

«Видите ли, поступать благородно не значит поступать свободно… Вы выбираете свободу, и это ваше право. Если мы разделяем одно из чувств господина Кравцова, это не значит, что спецкомитеты нам симпатичны. Вас не только жизни хотят лишить, вас свободы хотят лишить, причем в наиважнейшем для человека поступке: решающем и последнем. На вас давят, вас преследуют. Вас лишают шанса в конце концов прийти к тому высокому состоянию духа, в котором только и возможно самопожертвование. Ведь в чем роковой изъян всех спецкомитетов? Они принуждают граждан совершать поступки по виду высокие, а по сути ложные, фальшивые, чем глумятся над ценностями, во имя которых изначально создаются».

Свобода совести и свобода выбора – единственные безусловные ценности, вокруг которых выстраиваются все остальные. И только они способны остановить если не природные, то хотя бы социальные катаклизмы. И читателю Ольга Славникова предоставляет свободу выбора – солидаризироваться с Максимом или, напротив, гневно его осуждать: на протяжении романа она никак не выказывает своего авторского отношения к позиции героя.

В этом отличие книг Ольги Славниковой от Дмитрия Быкова: в «Легкой голове» можно встретить определенные параллели с его «Списанными». Ставя героев в аналогичные ситуации социальной вычеркнутости, делая самые невероятные допущения антиутопического толка, Быков, в отличие от Славниковой, неизменно остается приверженцем и проповедником своеобразного извода «шестидесятнической» общественной позиции.

Стилистически «Легкая голова» ближе всего к предыдущей книге Славниковой, а именно к сборнику «глянцевых» рассказов «Любовь в седьмом вагоне». К прежней своей, фирменно психоаналитической плотности письма, за которую Славникову некогда полюбили критики, она возвращается только в довольно обширном фрагменте о детстве главного героя. В итоге мы имеем, с одной стороны, «роман идей», а с другой – легкое чтение. С одной стороны – отрицательного героя, а с другой – персонажа, которому трудно временами не сопереживать.

Потому что и самая легкая голова, оказывается, может болеть.


Книга Ольги Славниковой «Легкая голова» скоро выходит в издательстве АСТ.