Мистификация Владимира Сорокина

Главный русский постмодернист воспользовался в новой книге текстами простого подмосковного поэта

Имена:  Владимир Сорокин

Со слишком уж большим нажимом Сорокин подал «Заплыв» как книгу «ранних повестей и рассказов», чтобы все было на самом деле так просто. С одной стороны, подзаголовок, только что процитированный, с другой стороны, мозолят глаза даты: 1978, 1979, 1980, 1981 гг. Откуда такие залежи после двух- и трехтомника?

Забегая вперед доказательств, начну с того, чем следовало бы закончить: книга эта — мистификация, напоминающая о соответствующих проделках Казимира Малевича. И все даты тут следует писать в кавычках: «1978», «1979» и т.д. Трудно точно сказать, что за этим стоит: то ли просто желание предложить читателю игру, то ли забота о создании своей фиктивной биографии. В любом случае чтение довольно унылой книги становится гораздо более интересным.

Меня сразу насторожили два самых сильных сочинения из сборника: «Ватник» и «Падёж». Если бы первый был написан в 1978 году, а второй — в 1980-м, как это указано в книге, то Сорокин наверняка включил бы их в свой безымянный сборник рассказов, вышедший в 1992 году в московском издательстве «Русслит». Антисталинский, антитоталитарный «Ватник» не мог бы миновать сборник 1992 года, если бы тогда уже был написан. Но он наверняка не был тогда написан.

Конечно, можно принять рассказ «Заплыв» («1979—1988») за ранний текст, впоследствии использованный в романе «Голубое сало». Можно принять первую часть «Стихов и песен», названную «В дороге», за ранний текст, с тем же названием вошедший в седьмую часть романа «Норма», написанного, если верить датировке в сорокинском двухтомнике 1998 года, в 1979—1984 годах. Это же касается «Искупления», «Самородка» и многих последующих главок, абсолютно идентичных в двухтомнике и в книге «Заплыв» 2007 года: «Рожок», «В память о встрече», «В сердце солдатском», «Степные причалы», «Сигнал из провинции», «Незабываемое», «Памятник», «Из вечерней», «Морячка», «Ночное заседание», «Тепло», «Осень», «Зерно», «Весеннее настроение»... Последний текст, кстати, основан на стихотворении Михаила Светлова «Весеннее» (1952), строчками из которого непринужденно обмениваются персонажи этого маленького рассказа. Поэзия Светлова 1940—1950-х годов поистине чудовищна, и естественно ее было «реинкарнировать». В других рассказах тоже есть стихи, но в основном их нельзя атрибутировать ввиду повышенной маргинальности. Источники пока скрыты в недрах «Вавилонской библиотеки».

Но следом за квазисветловским идет текст «Свет юности», также совпадающий с текстом из «Нормы». Однако с этим рассказиком история оказывается несколько более занятной. Начинается текст с напечатанного в подбор стихотворения: «Рокот самолетов плавно затихал. Давние полеты вспомнил генерал. И увидел лица преданных друзей... Рад он возвратиться к юности своей. Полночь уплывает, близится рассвет, Чудеса бывают и на склоне лет. Вот растаял иней на его висках. Вот он вновь в кабине, а под ним — Москва. И, как прежде, снится край родной в снегу... — Никогда в столицу не пройти врагу!» Далее у Сорокина идет продолжение, но для расследования хватает самого начала.

В интернете обнаруживается источник текста — это литературная страница веб-сайта газеты Солнечногорского района Московской области «Сенеж Инфо», на которой в разделе «Поэзия» напечатаны — почему-то также в подбор — стихи Льва Николаевича Зубачева. Датированы они на сайте, между прочим, 16 февраля 2007 года: «Свет юности. Рокот самолетов плавно затихал. Давние полеты вспомнил генерал. И увидел лица преданных друзей... Рад он возвратиться к юности своей. Полночь уплывает, близится рассвет, Чудеса бывают и на склоне лет. Вот растаял иней на его висках... Вот он вновь в кабине, а под ним — Москва... И, как прежде, снится край родной в снегу... Никогда в столицу не пройти врагу!»

Далее идут и другие аналогичные стихи. Например: «Рубеж. На рубеже веков и двух тысячелетий Связала нас любовь великая на свете. Немало дней подряд с любимой был я вместе, Стихи читать был рад и петь о счастье песню... В теченье всех веков и всех тысячелетий Пусть греет нас любовь, ярчайшая на свете!» Или: «Признание. Твои глаза и голос твой Заворожили душу. И я от счастья сам не свой. Во всем тебе послушен. Опять зима стучится в дверь, Но верю я, как прежде, Не заметет невзгод метель Мечту, любовь, надежду!..»

Это и есть серийная продукция «поэзии советской», которую так любит использовать Сорокин. Неслучайно «Стихи и песни» из «Заплыва» посвящены советским поэтам. Зубачев — это и есть обобщенный образ стандартного советского поэта. Например, подлинным шедевром являются стихи Льва Николаевича о Ю. Самсонове, размещенные в декабре 2004 года на сайте «Клин Инфо»: «Не повысит КТО квартплату? / Правду сможет КТО сказать? / За Самсонова, ребята, / Нужно Нам голосовать! // Молодой он, энергичный, / Очень грамотный причем! / Чтобы жизнь была отличной, / Мы на выборы пойдем!!! // Тоска по правде всех нас гложет, / Но Вам, друзья, сказать я рад: / Во всем Самсонов нам поможет, / Он будет — лучший депутат!»

Использовать такое не решился даже Сорокин. Но историко-литературная роль стихов Зубачева в другом: они позволяют, наконец, если не точно датировать тексты Сорокина, заморочившего нам голову своими мистификациями, то хотя бы приблизиться к пониманию мистификационного принципа датировок.

Напомню: в «Заплыве» текст с включением стихов Льва Зубачева датирован 1979—1980 гг., в «Норме» 1979—1984 гг. Между тем в подборке стихов для «Сенеж Инфо», судя по внешним признакам, написанных примерно в одно время, говорится о «рубеже веков и двух тысячелетий». Скорее всего, вирши созданы не до 1980 года, а ближе к концу ХХ века.

Кстати, первая книга Льва Николаевича Зубачева «Негаснущие надежды: Стихотворения и поэмы» вышла в Солнечногорске в 1991 году, а вторая — «Послушайте “сталиниста”» — в 1993-м. Книги эти остались мне недоступными, но думаю, что если бы «Свет юности» и другие стихи появились в тех двух итоговых книгах, то Зубачев, скорее всего, их бы не стал помещать на сайте в составе подборки. Значит, стихи написаны после 1993 года, а Сорокин увидел их в какой-то маргинальной периодике — еще более маргинальной, чем сайт газеты Солнечногорского района Московской области. Не исключаю даже, что стихи эти взяты из одной из этих книг, пока проверить не могу. Но и в этом случае они могли быть прочитаны Сорокиным только в 1990-е. И откуда Сорокин мог знать, что Зубачев в 2007 году поместит «Свет юности» на сайт и текст станет атрибутируемым и хотя бы примерно датируемым. Есть еще вариант: плагиат, т.е. Зубачев использовал чьи-то старые стихи, но это как раз невероятно: графоманы — не плагиаторы, это разные специальности.

Итог расследования — большие сомнения в датировке «Стихов и песен» из «Заплыва», а заодно и романа «Норма», впервые напечатанного в 1998 году с датами «1979—1984». Есть основания думать, что все это было написано в 1990-е годы, причем вероятнее, что в конце десятилетия. Сколько веревочка ни вьется, а все кончик покажется.

Таким образом, можно предложить гипотезу о желании Сорокина утвердить свой приоритет постмодерниста путем существенного — на 15—17 лет — смещения начала постмодернистских опытов на период разгара соцреализма и оказаться хронологически как можно ближе к «Москве—Петушкам» (1970). Едва Сорокин успел очнуться от юности — и сразу же в 23 года стал писать как завзятый постмодернист. Рождение постмодернистом до превращения постмодернизма в массовое явление — это, очевидно, и есть цель всех мистификаций и тоже, кстати, вполне постмодернистский жест. Оказаться в одной компании с Малевичем, по крайней мере, забавно.

А вопрос меня волнует другой: знает ли Лев Николаевич Зубачев, что его виршами теперь будет зачитываться гуманитарная интеллигенция? «Полночь уплывает, близится рассвет, Чудеса бывают и на склоне лет».

Владимир Сорокин. Заплыв. М.: АСТ, 2008