Умер Милорад Павич

Все тексты Милорада Павича вдруг оказались одним огромным романом, который можно начинать читать с любого места

Имена:  Милорад Павич

Смерть Милорада Павича многое рассказала о писательском послесмертии. Он писал: «Смерть — это тяжелый труд». Смерть писателя — это тяжелый труд для его произведений, вынужденных срастаться в непривычную и, по крайней мере на какое-то продолжительное время, неизменную конструкцию. Сам же автор внезапно оказывается не то собственным персонажем (вымышленный писатель Павич — автор одного из рассказов «Бумажного театра»), не то названием метода.

Он делил искусство на «обратимое» и «необратимое», то есть то, которое можно рассматривать с любой точки, и то, которое приходится проживать от начала до конца. И пытался сделать литературу «обратимой», как скульптуру или архитектуру. Всегда получались сложные механизмы, богато украшенные, барочно-вычурные. Что-то вроде гигантских текучих часов, сконструированных каждый раз из одних и тех же деталей: все эти игры с прошлым, настоящим и будущим; мужским и женским; медленными и быстрыми зеркалами; утраченными половинами и покалеченным целым; разъятым на метафоры человеческим телом; историей, встроенной в пространство сна. Но в отличие от часов эти штуки не отсчитывали время, а улавливали его, как электростатические помехи. И не показывали, который час, а давали его потрогать: вот такой час, шершавый, чешуйчатый, шелковый. Его книги вовлекали читателя в работу; требовали, чтобы каждый лично смазывал механизм романа и подкручивал нужные винтики. Павич радовался, что у его «Хазарского словаря» существует в общей сложности более двух миллионов прочтений, в зависимости от точки входа и последовательности чтения.

Писатель не задумываясь дал ответ коану о звуке упавшего дерева в пустом лесу: если некому услышать этот звук, звука нет. Книги существуют лишь потому, что есть тот, кто их читает, музыка — лишь в момент исполнения. Пожалуй, он был не прав: если продолжить этот ряд, то дерево существует лишь в момент падения.

Хотя некоторые его книги действительно были опасно, странно живыми в момент прочтения. Читатель, как хазарский ветер, обтесывал соленые куски павичевского мрамора, слушая получавшиеся песни. В конце «Пейзажа, написанного чаем» читатель оказывался не просто соавтором, а героем романа. Если в колодце во время ворожбы отразится мужчина, героиню было приказано убить, если женщина — пощадить. Но в финале выяснялось, что в колодце отражается тот, кто читает книгу. И читатель внезапно становился — или не становился — убийцей, а сюжет угодливо предлагал потребителю — кровь, потребительнице — милосердие.

Правда, эти игры быстро приедались, фокусник предъявлял одну и ту же вереницу разноцветных, в разном порядке сцепленных между собой ярчайших балканских платков, и публика уже не могла заново испытать тот, первый восторг. «Писатель, предвосхитивший интернет», в эпоху гипертекста стал слишком обычным.

В конце 20 века было ощущение, что Павич — писатель из 21-го. Из загадочного, торжественного грядущего, с его мистификациями, компьютерным разумом, таинственным величием духа и отношением к слову как к тонкому металлическому инструменту. В начале 21-го казалось, что Павич мучительно старомоден, предсказуем и книги его — затхлая классика 20 века, с наивными мистификациями, смешной многозначительностью и попыткой подчинить литературу законам механики.

Сегодня какой-то стержень встал на свое место (наверное, это и есть настоящая работа смерти, лучшего и самого внимательного читателя), проткнул всю эту груду бумаги — живой и электронной — насквозь, и все тексты Милорада Павича вдруг оказались одним огромным романом, который можно начинать читать с любого места. С бомбежки Белграда, со строителей музыки, с сорока восьми почтовых открыток, со ста двадцати мертвых душ, с рассказа Екатерины Тютчевой, с буквы «Я» «Хазарского словаря». Смерть объединила все эти машины для улавливания времен в один гигантский механизм, вроде башенных часов на соборной площади. У Павича был роман-кроссворд, роман-словарь, роман-антология; как назвать то, что внезапно сложилось 30 ноября 2009 года? Роман-библиография? Роман-роман? Роман-Павич?

Что он всегда писал одну и ту же книгу, было ясно и раньше. Теперь эта книга закончена.

Ссылки

• Умер Милорад Павич / 30.11.2009
• Ксения Рождественская о книге Милорада Павича «Мушка»