Корыстный интерес

Литераторы — племя не из самых приятных и благообразных. Там, где вдруг появляются кормушки, случаются весьма неприглядные сцены

Среди недавних обсуждений возможных бизнес-моделей некоммерческой литературы (то есть невозможности таких моделей) обращает на себя внимание точка зрения Юрия Кублановского. «Если говорить о деньгах, то олигархи дают их на авангард, — говорит поэт. — Это такая спайка олигархического режима с постмодернизмом и авангардизмом. В их руках, кажется, основные мощности и площадки. Может быть, на уровне подкорки они ценят то, что имморально, то, что вне морали, — это соответствует, видимо, их ментальности и убеждениям». Поминаются также «всемирная культурологическая мафия» и «желтое колесо» (образ самого Солженицына), сменившее «красное».

Не знаю уж, что там в подкорке у олигархов, но тезис об имморальности авангарда не нов. Обосновать его несложно. И не на пальцах и эмоциях, а со всей научной строгостью. Что в свое время проделал, например, философ-марксист Михаил Лифшиц в книжке «Кризис безобразия». А еще он опубликовал в «ЛГ» свой знаменитый манифест «Почему я не модернист», на что поэт-авангардист Всеволод Некрасов откликнулся постмодернистскими стихами:

          почему
          почему Лифшиц

          и почему Лифшиц
          не модернист

          почему*
          почему Лифшиц не модернист

          почему


                      *очень ему
                      нужно

Действительно, полемический задор М. Лифшица выглядел несколько ненатурально, поскольку в ту пору прослыть модернистом мало кому хотелось. Это было абсолютно бесперспективно (если говорить о деньгах), а порой даже небезопасно (в связи с чем, кстати, возникает вопрос о моральности позиции, занятой самим М. Лифшицем). Нынче — иначе (как сказал другой поэт-авангардист). Однако же представлять дело так, что ситуация изменилась зеркально и прежде гонимые сделались нынешними душителями, было бы явным преувеличением.

Ситуация и впрямь изменилась зеркально, но лишь в том смысле, что пришла к своему естественному положению. То есть не перевернулась вверх тормашками, а встала с головы на ноги. Вместо государственного распределителя — свободная коммерция. И надо быть очень горячим сторонником конспирологии, чтобы верить в заговор олигархов с постмодернистами против общественной нравственности. Просто каждый предоставлен сам себе (а это и есть свобода), каждый выживает как может. И поскольку некоммерческая литература по определению не является конкурентоспособным продуктом, бизнес-модели тут применяются сугубо внерыночные, от лоббирования государственной поддержки и долгосрочных договоренностей о попечительстве со стороны благотворительных фондов или передовых предприятий капиталистического труда до элементарной краткосрочной «разводки» тех самых — или иных — олигархов «на бабло».

Литераторы — племя не из самых приятных и благообразных. Там, где вдруг появляются кормушки, случаются весьма неприглядные сцены. Могут и заклевать, особенно в голодную кризисную годину. И «культурологическая мафия» может образоваться — всякое бывает.

Ведь далеко не каждый литератор готов жить по дервишскому принципу Хлебникова: «Мне много ль надо? / Коврига хлеба / И капля молока. / Да это небо, / Да эти облака!» Чаще предпочитают ссылаться на Маяковского: «И кроме свежевымытой сорочки, скажу по совести, мне ничего не надо». А «свежевымытая сорочка» — это вам не мешковина бомжа-Хлебникова, это уже средний класс с соответствующим уровнем доходов, коего не обеспечить никакими объемами производства поэтических строчек. Так вот, самая правильная социальная стратегия для литератора сегодня — держаться подальше от всяческих кормушек. И не потому, что булгаковский Воланд завещал никогда ничего не просить, поскольку «сами предложат и сами все дадут». Это как раз лишь вариант государственного распределителя (а «Мастер и Маргарита» в отличие, скажем, от «Белой гвардии» вполне советский роман, что и делает его столь коммерчески успешным). Серьезным литературным творчеством в рыночных условиях может заниматься лишь человек, обеспечивающий себя сам — работой в любой другой области. Смежной, вроде журналистики, или вообще страшно далекой от изящной словесности — не важно. Важно, что тут у всех абсолютно равные возможности — хоть у авангардистов, хоть у традиционалистов.

Вопрос, «кто более матери-истории ценен», конечно, не праздный. Вот только решать его не нам, а матери-истории. Мы лишь можем дискутировать на эту тему, пытаясь договориться о каких-то базовых ценностях.

Доказывать, что авангард столь же почтенная и нравственная традиция, как и классика, и никакого противостояния авангардистов с традиционалистами в реальности не существует, — это, думаю, все же ломиться в открытую дверь. Не так много сейчас на святой Руси единомышленников М. Лифшица. А вот о «желтом колесе» хочется сделать пару замечаний.

Это, безусловно, реальность — «желтое колесо», «город желтого дьявола». Реальность, но не дьявольская. Мелких бесов всегда хватало, в том числе и в искусстве, однако видеть в них самого князя тьмы — это чересчур. И совсем уж глупо бряцать перед «желтым колесом» сусальным золотом.

В коммерческом искусстве, в массовой культуре действуют те же художественные законы, что и в «серьезной» литературе. Разделение тут никоим образом не нравственное (с чего бы?), а жанровое. Низкий жанр может и должен быть настоящим искусством, и в принципе коммерческий успех сопутствует действительно ярким и талантливым художественным явлениям. В своем, естественно, жанре. А пошлости и бесовщины можно нагородить где угодно — хоть в авангарде, хоть в традиционализме, хоть в стихах, хоть в детективах. Хоть с коммерческим интересом, хоть бескорыстно, из самых высших побуждений. Толку от этого все равно не будет. Потому что значение имеет только художественный результат, а публика вовсе не такая дура, чтобы употреблять неудобоваримые литературные продукты.