«Там» Анны Борисовой

Фантазии Анны Борисовой учитывают существующие каноны — католический, православный, мусульманский, буддийский. Но цитаты как-то уж слишком очевидны и скреплены скорее искусственно, нежели искусно

В свое время знаменитый шведский ученый, философ и визионер Эммануэль Сведенборг написал книгу об ангельских силах и небесном устройстве. Скучнейший труд, надо сказать, вполне в духе риторики XVIII столетия, и если бы не документально подтвержденные визионерские способности Сведенборга, книга его, наверное, привлекала бы куда меньшее внимание. Удивляет же в ней в первую очередь то, с какой старательностью и педантизмом Сведенборг перенес на небеса свои рационалистические воззрения, так что рационализм и блистательный век Просвещения оказались сильнее откровения. Иными словами, земной язык убивал (или подчинял себе) божественный предмет описания.

Кажущаяся невнятность мистических трактатов от Якоба Беме до Даниила Андреева, обилие в них сложных символов и метафор продиктованы не только свойственным любой герметической традиции стремлением защитить себя от профанного взгляда. И уж тем более это не следствие ущербности самих мистических прозрений. В гораздо большей степени это попытка найти язык, адекватный предмету, обозначить то, что в мире не явлено.

Писателей, разумеется, это никоим образом не смущало и не смущает. Тем более что сегодня можно черпать творческие силы не только из «Книги мертвых», или дантовского «Ада», или «Хождений Богородицы по мукам». Религиозно-мистический опыт существует теперь в контексте фэнтези и психоделической литературы. Фантастика (то есть измышление, основанное на фантазии, прихотях ума, а не откровении) давно уже никого не смущает, так что почему бы мирам иным не оказаться всего лишь параллельными мирами. Просто жизнь после смерти превращается в чуть смещенное, лишенное свободы бытие, как в романе Жана Эшноза «У рояля» (жизнеописание гениального пианиста здесь не останавливается с его смертью: вся вторая часть романа посвящена загробному существованию героя). А у Марии Рыбаковой в романе «Анна Гром и ее призрак» смерть вообще лишь повод заново — с того света — увидеть и описать прожитую жизнь.

Роман Анны Борисовой «Там» претендует на большее, то есть не удовлетворяется психологией, а подступается к религии. Психологию это, впрочем, не исключает.
Место действия — аэропорт. Здесь сходятся герои — разные и по убеждениям, и по возрасту, и по социальному положению. Шахид, ученая дама-историк, юноша-бармен, китаец, всю жизнь мечтавший стать японцем, литовская женщина с ребенком, верующая католичка, вынужденная зарабатывать своим телом, православный милиционер-кинолог, еще один милиционер, малоотличимый от бандита, парочка французов-молодоженов. У каждого своя история, своя судьба. И все они оказываются жертвами теракта.

Далее и следует описание посмертного бытия. В общем, всем воздается по вере. С некоторыми поправками, разумеется. Не может же автор упустить возможность поиграть в справедливость небесную, отличную от справедливости земной. Но все же — каждый попадает в свой мир.

Вот здесь и начинаются проблемы. Фантазии Анны Борисовой учитывают существующие каноны — католический, православный, мусульманский, буддийский. Но цитаты как-то уж слишком очевидны и скреплены скорее искусственно, нежели искусно (в основном при изображении посмертного бытия в ход идут «реанимационные» штампы — природы скорее медицинской, чем литературной). Эта эклектика понижает уровень художественной убедительности. И суть проблемы здесь не мировоззренческая, не религиозная, и даже не жанровая, а языковая.