Налицо было явное недопонимание между жюри и организаторами премии по вопросу прозрачности.

Оцените материал

Просмотров: 8881

По процедуре

Варвара Бабицкая · 10/11/2009
Жюри литературной премии «НОС» было готово обсуждать и отстаивать свое решение — но никак не пересматривать его с учетом возражений экспертов

Имена:  Алексей Левинсон

©  Предоставлено Фондом Михаила Прохорова

Алексей Левинсон

Алексей Левинсон

Премия «Новая словесность», которая впервые будет вручаться Фондом Михаила Прохорова в начале будущего года, с самого начала вызывала повышенный интерес у профессионального сообщества и части публики.

Идея премии, которую действительно можно назвать инновационной, состояла в «прозрачности процесса принятия решений». Было широко объявлено, что шорт-лист будет сформирован в процессе публичных дебатов и что помимо членов жюри в нем примут участие приглашенные эксперты и зал.

Как гласит пострелиз, «4 ноября 2009 года в рамках Красноярской ярмарки книжной культуры состоялись публичные дебаты членов жюри литературной Премии “НОС”, по результатам которых был объявлен шорт-лист Премии». Эта формулировка страдает неточностью: она отражает замысел организаторов премии, но вовсе не отражает реального хода событий. Шорт-лист «НОСа» ни в коем случае не явился результатом действительно имевших место яростных двухчасовых споров, а был оглашен в самом начале вечера и послужил их причиной.

Коротко говоря, было так: жюри под председательством Алексея Левинсона огласило короткий список из шести книг: «Люди в голом» Андрея Аствацатурова, «Новочеркасск: кровавый полдень» Татьяны Бочаровой, «Роман Арбитман» Льва Гурского, «Тайная жизнь петербургских памятников» Сергея Носова, «Сказки не про людей» Андрея Степанова и «Каменные клены» Елены Элтанг. Члены жюри — Алексей Левинсон, Елена Фанайлова, Марк Липовецкий, Кирилл Кобрин и Владислав Толстов — привели доводы в пользу своего решения, тем не менее список многим показался спорным и вызвал бурную реакцию экспертов — Николая Александрова и Константина Мильчина. Последовала весьма эмоциональная и продолжительная дискуссия, в ходе которой жюри было предложено пересмотреть шорт-лист с новых позиций, о которых речь ниже. Поколебавшись, жюри все-таки решило проголосовать по поводу поступившего предложения, большинством голосов приняло такую возможность, после чего тем же путем голосования последовательно отвергло все предложенные конкретные изменения, вернувшись к изначальному списку. Таким образом, уступка была чистой формальностью.

Можно считать, что принцип прозрачности был соблюден, поскольку жюри подробно аргументировало свой выбор по ходу оглашения списка. Нечто похожее происходит при вручении и других литературных премий, ничего особенного в этом нет. Эксперты оспорили решение жюри — тоже не новость. Хотя обычно это происходит постфактум в прессе, а не прямо по ходу дела и на повышенных тонах.

Что же касается главного революционного новшества — так сказать, интерактивной премиальной процедуры, — то на данном этапе его приходится считать несостоявшимся. Как это часто у нас бывает, прямые демократические выборы провалились, только в данном конкретном случае такой результат представляется закономерным.

©  Предоставлено Фондом Михаила Прохорова

Елена Фанайлова, Марк Липовецкий, Кирилл Кобрин, Алексей Левинсон, Владислав Толстов

Елена Фанайлова, Марк Липовецкий, Кирилл Кобрин, Алексей Левинсон, Владислав Толстов

Прежде всего. Демократическая процедура стала, как ни странно, новостью в первую очередь для членов жюри и явно выбила их из колеи. Налицо было явное недопонимание между жюри и организаторами премии по вопросу прозрачности. Жюри было готово обсуждать и отстаивать свое решение, но никак не пересматривать его с учетом возражений экспертов. Это можно понять. Теоретически, конечно, существовала вероятность, что эксперты или публика приведут некие новые доводы за или против, не учтенные членами жюри в процессе формирования шорт-листа, и это заставит жюри внести коррективы. На практике же члены жюри именно потому и члены жюри, что, во-первых, обладают несомненной профессиональной квалификацией, благодаря которой были приглашены отправлять эту должность, а во-вторых, в течение нескольких месяцев читали и обсуждали книги-номинанты, чтобы в итоге вынести свое авторитетное суждение. Трудно было ожидать, что жюри откажется от плодов своего нелегкого труда ради мнения экспертов, которое, согласно положению о премии, они должны были учитывать, но которым не обязаны были руководствоваться.

Несмотря на то, что некоторые члены жюри с энтузиазмом отнеслись к самой идее прозрачности и продуктивного спора, почти все признавали: шоу отдельно, а принципиальные решения отдельно. Их упорство нужно признать обоснованным — спор был увлекательным, но совершенно беспредметным. Дело в том, что далеко не все произведения-финалисты оказались прочитаны экспертами, не говоря уже о публике. Этот момент организаторы премии явно не продумали. Экспертов в этом винить нельзя: в поисках новой словесности жюри закономерным образом обращало внимание на далеко не самые очевидные и довольно при этом разные книжки. Обязать же экспертов прочитать весь лонг-лист, чтобы встретить выбор жюри во всеоружии, значило бы фактически сформировать второе, параллельное жюри. Это, согласитесь, усложнило бы и без того не очень внятную процедуру.

Вероятно, проблему можно было частично разрешить, показав экспертам шорт-лист хотя бы за неделю до его официального оглашения. Но такое решение в какой-то мере разрушило бы саспенс этой герметичной интриги, предполагающей единство времени, места и действия.

В результате этого конфуза все надежды на содержательную и в самом деле назревшую дискуссию о критериях «новой социальности» в литературе пошли прахом. Обсуждать по существу было бы нечего, если бы не одно почти скандальное обстоятельство, на котором и сосредоточились эксперты: ни «Сахарный Кремль» Владимира Сорокина, ни «П5» Виктора Пелевина, значившиеся в длинном списке, в число финалистов не вошли. Из других несправедливо, по мнению Александрова и Мильчина, обойденных участников лонг-листа в пылу спора часто упоминались еще «Словарный запас» Льва Рубинштейна и «ГенАцид» Всеволода Бенигсена, за который активно заступался его издатель Борис Пастернак. Народ, нужно это отметить, безмолвствовал: из зала выступали только собственно Пастернак и еще директор Всесоюзной государственной библиотеки иностранной литературы Екатерина Гениева, которых также следует признать скорее экспертами, нежели публикой.

Я ни в коем случае не подозреваю организаторов премии «НОС» в намерении протестировать, так сказать, бета-версию новой премии на региональной книжной ярмарке, прежде чем предъявлять ее столичной общественности. Но решение провести дебаты по поводу шорт-листа на КРЯККе, в ситуации весьма ограниченного присутствия литературной общественности и абсолютной (хотя и невольной, вероятно) пассивности красноярской публики, оказалось стратегически очень верным. Выявив таким образом слабые места процедуры, можно заняться ее отладкой перед объявлением лауреата, которое произойдет 29 января 2010 в Москве.

Согласно официальным источникам, «жюри будет публично аргументировать выбор финалистов и победителя в рамках ток-шоу в присутствии и при активном участии журналистов, литераторов и культурной общественности». Возможно, организаторам премии стоит по итогам прошедших дебатов уточнить формулировку и в первую очередь определить, в чем именно должно состоять и какой вес иметь «активное участие» общественности. Не исключаю, что приз зрительских симпатий, который будет вручаться одновременно с главной статуэткой, — единственно возможный в сложившихся обстоятельствах демократический механизм, который может работать там, где демократия традиционно не в ходу.

 

 

 

 

 

Все новости ›