По процедуре

Жюри литературной премии «НОС» было готово обсуждать и отстаивать свое решение — но никак не пересматривать его с учетом возражений экспертов

Имена:  Алексей Левинсон

Премия «Новая словесность», которая впервые будет вручаться Фондом Михаила Прохорова в начале будущего года, с самого начала вызывала повышенный интерес у профессионального сообщества и части публики.

Идея премии, которую действительно можно назвать инновационной, состояла в «прозрачности процесса принятия решений». Было широко объявлено, что шорт-лист будет сформирован в процессе публичных дебатов и что помимо членов жюри в нем примут участие приглашенные эксперты и зал.

Как гласит пострелиз, «4 ноября 2009 года в рамках Красноярской ярмарки книжной культуры состоялись публичные дебаты членов жюри литературной Премии “НОС”, по результатам которых был объявлен шорт-лист Премии». Эта формулировка страдает неточностью: она отражает замысел организаторов премии, но вовсе не отражает реального хода событий. Шорт-лист «НОСа» ни в коем случае не явился результатом действительно имевших место яростных двухчасовых споров, а был оглашен в самом начале вечера и послужил их причиной.

Коротко говоря, было так: жюри под председательством Алексея Левинсона огласило короткий список из шести книг: «Люди в голом» Андрея Аствацатурова, «Новочеркасск: кровавый полдень» Татьяны Бочаровой, «Роман Арбитман» Льва Гурского, «Тайная жизнь петербургских памятников» Сергея Носова, «Сказки не про людей» Андрея Степанова и «Каменные клены» Елены Элтанг. Члены жюри — Алексей Левинсон, Елена Фанайлова, Марк Липовецкий, Кирилл Кобрин и Владислав Толстов — привели доводы в пользу своего решения, тем не менее список многим показался спорным и вызвал бурную реакцию экспертов — Николая Александрова и Константина Мильчина. Последовала весьма эмоциональная и продолжительная дискуссия, в ходе которой жюри было предложено пересмотреть шорт-лист с новых позиций, о которых речь ниже. Поколебавшись, жюри все-таки решило проголосовать по поводу поступившего предложения, большинством голосов приняло такую возможность, после чего тем же путем голосования последовательно отвергло все предложенные конкретные изменения, вернувшись к изначальному списку. Таким образом, уступка была чистой формальностью.

Можно считать, что принцип прозрачности был соблюден, поскольку жюри подробно аргументировало свой выбор по ходу оглашения списка. Нечто похожее происходит при вручении и других литературных премий, ничего особенного в этом нет. Эксперты оспорили решение жюри — тоже не новость. Хотя обычно это происходит постфактум в прессе, а не прямо по ходу дела и на повышенных тонах.

Что же касается главного революционного новшества — так сказать, интерактивной премиальной процедуры, — то на данном этапе его приходится считать несостоявшимся. Как это часто у нас бывает, прямые демократические выборы провалились, только в данном конкретном случае такой результат представляется закономерным.

Читать текст полностью

©  Предоставлено Фондом Михаила Прохорова

Елена Фанайлова, Марк Липовецкий, Кирилл Кобрин, Алексей Левинсон, Владислав Толстов

Прежде всего. Демократическая процедура стала, как ни странно, новостью в первую очередь для членов жюри и явно выбила их из колеи. Налицо было явное недопонимание между жюри и организаторами премии по вопросу прозрачности. Жюри было готово обсуждать и отстаивать свое решение, но никак не пересматривать его с учетом возражений экспертов. Это можно понять. Теоретически, конечно, существовала вероятность, что эксперты или публика приведут некие новые доводы за или против, не учтенные членами жюри в процессе формирования шорт-листа, и это заставит жюри внести коррективы. На практике же члены жюри именно потому и члены жюри, что, во-первых, обладают несомненной профессиональной квалификацией, благодаря которой были приглашены отправлять эту должность, а во-вторых, в течение нескольких месяцев читали и обсуждали книги-номинанты, чтобы в итоге вынести свое авторитетное суждение. Трудно было ожидать, что жюри откажется от плодов своего нелегкого труда ради мнения экспертов, которое, согласно положению о премии, они должны были учитывать, но которым не обязаны были руководствоваться.

Несмотря на то, что некоторые члены жюри с энтузиазмом отнеслись к самой идее прозрачности и продуктивного спора, почти все признавали: шоу отдельно, а принципиальные решения отдельно. Их упорство нужно признать обоснованным — спор был увлекательным, но совершенно беспредметным. Дело в том, что далеко не все произведения-финалисты оказались прочитаны экспертами, не говоря уже о публике. Этот момент организаторы премии явно не продумали. Экспертов в этом винить нельзя: в поисках новой словесности жюри закономерным образом обращало внимание на далеко не самые очевидные и довольно при этом разные книжки. Обязать же экспертов прочитать весь лонг-лист, чтобы встретить выбор жюри во всеоружии, значило бы фактически сформировать второе, параллельное жюри. Это, согласитесь, усложнило бы и без того не очень внятную процедуру.

Вероятно, проблему можно было частично разрешить, показав экспертам шорт-лист хотя бы за неделю до его официального оглашения. Но такое решение в какой-то мере разрушило бы саспенс этой герметичной интриги, предполагающей единство времени, места и действия.

В результате этого конфуза все надежды на содержательную и в самом деле назревшую дискуссию о критериях «новой социальности» в литературе пошли прахом. Обсуждать по существу было бы нечего, если бы не одно почти скандальное обстоятельство, на котором и сосредоточились эксперты: ни «Сахарный Кремль» Владимира Сорокина, ни «П⁵» Виктора Пелевина, значившиеся в длинном списке, в число финалистов не вошли. Из других несправедливо, по мнению Александрова и Мильчина, обойденных участников лонг-листа в пылу спора часто упоминались еще «Словарный запас» Льва Рубинштейна и «ГенАцид» Всеволода Бенигсена, за который активно заступался его издатель Борис Пастернак. Народ, нужно это отметить, безмолвствовал: из зала выступали только собственно Пастернак и еще директор Всесоюзной государственной библиотеки иностранной литературы Екатерина Гениева, которых также следует признать скорее экспертами, нежели публикой.

Я ни в коем случае не подозреваю организаторов премии «НОС» в намерении протестировать, так сказать, бета-версию новой премии на региональной книжной ярмарке, прежде чем предъявлять ее столичной общественности. Но решение провести дебаты по поводу шорт-листа на КРЯККе, в ситуации весьма ограниченного присутствия литературной общественности и абсолютной (хотя и невольной, вероятно) пассивности красноярской публики, оказалось стратегически очень верным. Выявив таким образом слабые места процедуры, можно заняться ее отладкой перед объявлением лауреата, которое произойдет 29 января 2010 в Москве.

Согласно официальным источникам, «жюри будет публично аргументировать выбор финалистов и победителя в рамках ток-шоу в присутствии и при активном участии журналистов, литераторов и культурной общественности». Возможно, организаторам премии стоит по итогам прошедших дебатов уточнить формулировку и в первую очередь определить, в чем именно должно состоять и какой вес иметь «активное участие» общественности. Не исключаю, что приз зрительских симпатий, который будет вручаться одновременно с главной статуэткой, — единственно возможный в сложившихся обстоятельствах демократический механизм, который может работать там, где демократия традиционно не в ходу.