Статья содержит не очень внятную, хотя и пространную биографию Платонова-человека; художника же в ней попросту нет — ни о целостной проблематике творчества, ни о своеобразии стиля фактически не сказано. Разве мелькнет что-нибудь гладко-бессодержательное вроде: «Писатель изобрел новые приемы изображения воина-освободителя, защитника своего народа и матери-земли. Уникальность платоновского метода — в предельной честности художника». Статья разделена на озаглавленные фрагменты, и название последнего из них, «Непрочитанный Платонов», как нельзя лучше подходит для всего текста Н. Малыгиной. Как ни удивительно, в нем не охарактеризованы даже крупнейшие платоновские произведения, такие как «Чевенгур» или «Котлован». Из пьес пересказана (весьма свободно) лишь фабула «Шарманки», причем одного из ее персонажей, по фамилии Стерветсен, научный редактор именует Стервенсеном, а главную коллизию трактует просто-таки в классицистическом духе: герои «попадают в организацию, исказившую социалистическую идею… В финале враждебный принципам социалистического мира кооператив исчезает с лица земли, освобождая место для истинной стройки социализма». То есть порок наказан. И это — Платонов? «Шарманка» писалась через полгода после «Котлована» — едва ли не самой страшной книги о «великом переломе». Стало быть, сначала — трагическое полотно в духе Босха и тут же — «комедия» о торжестве социализма? М-да…

Сопровождающие прозу первого тома комментарии (авторы Н. Малыгина и И. Матвеева) в основном повторяют комментарии вышедшей в 2004 году в издательстве ИМЛИ РАН первой книги Научного собрания сочинений Платонова, так что особой новизны не содержат. А там, где авторы добавляют нечто «от себя», получается только хуже. Допустим, на с. 546 говорится, что Платонов в детстве жил в Задонске, а на с. 588 — что «никогда не жил». Слово «камилавка» — как-никак из православного обихода — объясняется вполне «экуменически»: «скуфейка, феска, ермолка». РКИ, по мнению комментаторов, «Ревизионно-контрольная инспекция», хотя на самом деле инспекция называлась Рабоче-крестьянской (Рабкрин).

Кроме прозы в первом томе публикуются платоновские стихи. Тут тоже не все слава богу. Стихотворения (примерно 100 штук), которые Платонов разделил на строфы, в данном случае напечатаны сплошняком, без интервалов между строфами. Почему — непонятно. Место, что ли, экономили? Однако на специальном языке такая «экономия» называется грубым нарушением авторской воли. Некоторую оторопь вызывают и изготовленные В. Лосевым комментарии к стихам. Сначала идут наукообразные рассуждения, подходящие разве для специальной статьи (с густыми ссылками на все ту же Н. Малыгину), но неинтересные «обычному» человеку. Собственно же комментарии полны отвлеченных эссеистических рассуждений (видно, автор полагал, что надо писать «от себя»), а наряду с ними — замечаний о «цезурах», «эпическом начале», «составных рифмах», «символистской поэтике» и тому подобных премудростях, вряд ли полезных тем, кто проявит интерес к «сопроводительным» текстам.

Второй том включает платоновские повести 1920-х — начала 1930-х годов; комментарии здесь более компактные и «сухие», оттого вызывают меньше вопросов. Правда, авторы почему-то считают, что платоновская повесть «Хлеб и чтение» «перекликается с… “Техническим романом”», хотя на самом деле это два названия одного и того же текста. Но в целом информации побольше.

Что касается третьего тома («Чевенгур» и «Котлован»), он, к сожалению, похож на первый, а местами превосходит его. Вопросы начинаются прямо-таки с первой страницы, ибо автор комментария к «Чевенгуру» обозначен как «Б.п.». С таким встречаться еще не доводилось. Что это значит? «Бывший (большой, больной) платоновед»? «Боязливый (брутальный, бесталанный) писатель»? Не знаю. Однако этот самый «Б.п.» начинает с довольно смелых заявлений: «“Чевенгур” — отнюдь не совершенный текст, напротив, он уродлив и неуклюж». Затем, сменив гнев на милость, обещает «показать возможные пути прочтения “Чевенгура”». Показывает многословно и не очень внятно. Вот несколько образцов: «Примета “тяжелый покойник” варьируется от указания на просто не дожившего свой век человека до фигуры колдуна». «Полубаба — зарученная девка». «Квашонка — квашня, забродившее тесто» — тут имеется в виду фраза платоновского персонажа, рассказывающего, что каждое утро он выпивал по жбану этой самой квашонки. Представляете, как выглядел бы прием теста внутрь в больших количествах! (На самом деле квашонка — простокваша либо квас.) «Шкалик — …конусообразный стаканчик с маслом или само». Само, и все тут. Как хочешь, так и понимай.

Справедливости ради скажем, что ответственность за эти (и многие другие) изыски наряду с авторами несут редакторы издательства «Время» Т. Тимакова и А. Гладкова. Иногда закрадывается подозрение, что редактор вообще не читал комментарии. Иначе трудно объяснить, почему в некоторых местах даны цитаты из платоновских текстов, но никаких комментариев к ним нет: цитата курсивом, и больше ничего.

С комментарием к «Котловану» положение примерно такое же. В преамбуле Н. Малыгина высказывает свое понимание повести: оказывается, «на котловане нет главного, без чего, по убеждению Платонова, немыслимо завершение строительства “общепролетарского дома”… — науки и техники». То есть копай платоновские бедолаги не вручную, а с помощью экскаватора — стали бы они не в пример счастливее, и смысл жизни обнаружился бы сам собой. И замордованное свежеколхозное крестьянство не оказалось бы на грани вымирания. Прелесть бы что началось… Местами радуют глаз броские фразы: «Платонов видел прямую зависимость способности человека думать от его физических сил»; «Женщина, о которой идет речь, относится к архетипу Невесты». И т.д. и т.п. В общем, как говорится, поздравлять не с чем.

Однако есть и хорошие новости. Настоящую радость доставило чтение первой книги «Архива А.П. Платонова». Дело не в содержании опубликованных материалов, они-то не особенно веселые, подчас речь идет о весьма драматичных эпизодах. Но приятно, что сама книга сделана отлично — перед нами образец увлеченной работы текстологов и комментаторов.

Несколько лет назад семейный архив писателя был приобретен Институтом мировой литературы, и началась его систематизация (параллельно с подготовкой томов Научного собрания сочинений). Под руководством Н. Корниенко этим занимается Платоновская группа ИМЛИ: Е. Антонова, Н. Дужина, Д. Московская, Е. Роженцева, Л. Суровова, Н. Умрюхина. Они-то вместе и создали семисотстраничный том, в котором отражены первые результаты обработки архива.

Деятельность текстолога не назовешь эффектной. Оценить ее в полной мере может лишь тот, кто знает, что такое многомесячное сидение в хранилищах, чтение «слепых» черновиков, разбор и сопоставление запутанных редакций и вариантов, скрупулезные поиски сведений для комментария. Кому это знакомо — поймет и при поверхностном чтении: в зеленой книге «Архива» спрессованы тысячи человеко-часов честного труда. Даже по корректорской части недочетов мало, а ведь почти 60 печатных листов!