«Большая книга»: Леонид Зорин. Скверный глобус

Честность не делает персонажей Зорина счастливыми — глобус-то скверный, но позволяет им быть сильнее обстоятельств и не потерять самоуважение

Имена:  Леонид Зорин

В первую очередь Леонид Зорин известен в качестве автора сценария культового фильма «Покровские ворота». Фильм я, к стыду своему, не смотрела, но фразу «Заметьте, не я это предложил» слышала неоднократно. По его пьесам ставили спектакли Лев Додин и Роман Виктюк. А в прошлом году по телевизору почти три недели шел сериал «Тяжелый песок», и сценарий сериала по роману Анатолия Рыбакова тоже написал Зорин.

Собственно проза Леонида Зорина известна широкой публике несколько меньше, хотя он и не обделен вниманием как литературной общественности, так и просто читателей. Его прозаические этюды и «маленькие романы» регулярно — бывает, что и несколько раз в год, — печатают толстые журналы, а тираж четырехтомника избранного, вышедшего несколько лет назад, благополучно распродан.

В книгу «Скверный глобус» вошли семь произведений, до этого напечатанные в журнале «Знамя» с 2006 по 2008 год. Пять из этих работ автор определяет как «монолог», две другие — как «футурологический этюд» и «московский роман». Форму «маленького романа», над которой Леонид Зорин работает в последние годы, сам он считает экспериментальной. Писатель полагает, что необходимость использования этой формы вызвана самим нашим временем: «Время подсказывает свои размеры, свои форматы. Вообще, я считаю, что время — это элемент эстетики, в нем заключено свое эстетическое содержание. Наше время нервное, быстрое, истерическое в значительной степени. И сейчас, конечно, как мне кажется, читать длинные эпические произведения сложно. <…> И мне кажется, что ритм сегодняшнего творческого отражения жизни — это ритм, который не может быть растянутым, основательным. Мне кажется, что маленький роман, относительно лаконичный, лапидарный, он больше отвечает духу сегодняшнего периода», — говорит Зорин.

Автор заставляет рассказывать о своей жизни людей настолько разных, что их соседство кажется поначалу курьезным. Писатель Антон Чехов, чей «монолог» «Он» заканчивается известным Ich sterbe — «Я умираю» (нем.). Французский генерал Зиновий Пешков, брат Якова Свердлова и приемный сын Максима Горького. Сам Леонид Зорин в период работы над «Покровскими воротами» и «Медной бабушкой». Успешный пиар-менеджер. Одиссей ХХII века, он же новый Сизиф, Елисей Сизов.

Однако в какой-то момент понимаешь, что все эти люди по сути один человек. Это автор примеривает на себя разные обстоятельства и эпохи. И оказывается, что самое главное в любое время — сохранить внутреннюю независимость, остаться собой. Человек — всегда единица, которая больше ноля: «Забавно вылеплен человек! Я говорю о самом себе. Однажды попалась мне в руки книжица известного в России поэта. Я много слышал о нем от Горького — он находился с Маяковским в крайне запутанных отношениях. Бесспорно, то был человек с дарованием, хотя я таких стихов не люблю. Но речь не о том. Мне попались строчки, которые сперва распотешили, а после заставили загрустить. Восторженно прославляя массу, он восклицал: “Единица — ноль!” О боги, всемогущие боги! Что надо было проделать власти (тем более со своим поэтом), чтоб он так панически испугался остаться наедине с собой, так истово возмечтал обезличиться?»

Читать текст полностью

Иногда герои совершают, казалось бы, предосудительные поступки и сами от этого страдают. Заломон Свердлов вынужден окреститься и стать Зиновием Пешковым, чтобы наконец-то вырваться из пыльного нижегородского домишки с низкими потолками. Герой монолога «Восходитель» оставляет любимую женщину, категорически не готовую на переезд, и отправляется делать карьеру. Но все эти болезненные компромиссы или радикальные шаги на самом деле отвечают подлинной природе героев — и ей они не изменяют никогда. Подобная честность не делает персонажей Леонида Зорина счастливыми — глобус-то скверный, но позволяет им быть сильнее обстоятельств и не потерять самоуважение.

Поскольку все рассказчики — альтер эго автора, разговаривают они одним языком. И язык этот вполне может показаться скучноватым — сложный, подчеркнуто литературный, довольно старомодный даже там, где о стилизации нет и речи. Но это, конечно, не неумение, а осознанный выбор автора, его не только эстетическая, но и некоторым образом этическая потребность. «Словесность — прежде всего отбор. Ухо у меня неплохое, как и у всякого драматурга — я слышу “язык улицы” внятно. Но возможности сленга ограничены. Им очень трудно передать не только стоящие соображения, но даже и подлинные чувства. …Великие вопросы, а также великие ответы доступны лишь металлу времен, который отличает речь Гамлета», — поясняет Зорин свой стилистический выбор.

И читать «Скверный глобус» оказывается вовсе не скучно. Увлекательность тут, правда, особого рода. По ходу чтения хочется постоянно сравнивать героев с собой, не «делать жизнь с», а просто примерять эту чужую жизнь на себя. И постепенно заново вспоминать очевидные вещи: «есть драматическое различие между страной и государством», и понимать это — не значит не любить Родину, что «творчество несовместно с неволей», что «ожидание — счастливейшее из состояний», да и вообще «лишь одна независимость — и от людей и от страстей — способна дать подобие счастья».


Леонид Зорин. Скверный глобус. М.: СЛОВО/SLOVO, 2008