Шестнадцать тонн IKEA

Новое поколение в литературе представляют сердитые молодые клерки: «Марк Шейдер» Дмитрия Савочкина и Brand Олега Сивуна

Имена:  Дмитрий Савочкин · Олег Сивун

С заметным дебютом этого года, романом из шахтерской жизни под названием «Марк Шейдер», дело было так: молодой человек Дмитрий Савочкин перевел роман Чака Паланика «Бойцовский клуб», а потом написал свой, такой же. «Такой же» следует понимать не фигурально, то есть оценочно, а в самом прямом смысле. «Маркшейдер» — это одновременно название профессии (специалист в съемке планов для рудничных выработок) и имя главного героя. Не знаю, предусмотрел ли автор комический эффект, но получившийся в результате этой мутации потомственный шахтер-еврей — далеко не единственная несуразность в романе. Первым это заметил, видимо, критик Б. Кузьминский. О том, что роман написан по канве Паланика, и спору нет — слизано, так уж слизано, вопрос лишь в том, насколько и с какой целью. На свою беду и на радость глумливому читателю, автор «Марка Шейдера» вступает с критиком в дискуссию: «“Марк Шейдер” задумывался, писался, и заявлялся при публикации, как парафраз “Бойцовского клуба” на материале шахтёрской жизни Западного Донбасса. Для меня это — одно из правил игры. И здесь я был честен». «Для меня “Марк Шейдер” — конструктор, возможность разобрать до основания чужое произведение, и заново его собрать из других деталей. Это игра, и правила её я ни от кого не скрывал».

Простодушие автора подкупает. Особенно эта долгожданная «возможность» разобрать чужой механизм и посмотреть, что там внутри тикает. Дмитрию Савочкину как будто не приходит в голову, что «постмодернистская игра» должна иметь внятную концепцию, что любые далековатые сближения должны быть по возможности обоснованы. И что чужой механизм, просто перенесенный с крыши небоскреба на дно трехсотметровой угольной шахты, с большой вероятностью тикать перестает. В результате вместо шахтера у Дмитрия Савочкина получился тот же самый клерк, который в пятницу вечером, ослабив галстук, отплясывает в клубе под культовую песню Sixteen tons.

Не очень понятно, о чем тут было бы еще говорить, если бы по аналогии не вспомнилось другое «открытие года», еще один клерк, но имеющий не в пример лучшую прессу и Пушкинскую премию в кармане — автор «поп-арт-романа» Brand Олег Сивун.

Если взять роман «Марк Шейдер» и изъять оттуда тысячи тонн паланиковской словесной руды, в сухом остатке окажется фактура. Быт шахтеров и наркоторговцев Донбасса, до сих пор нам неведомый, — какой-никакой, но личный вклад Дмитрия Савочкина в расширение кругозора современной русской прозы.

А если изъять Энди Уорхола из «поп-арт-романа» Brand, то не останется ничего. Brand — это действительно пустая пародия, или, раз уж я прибегла к шахтерскому образному ряду, пустая порода. Не хочется даже ссылаться на критиков, восхищавшихся экспериментаторством и «принципиально новой эстетикой» Олега Сивуна, поскольку увидеть в эстетике романа Brand что-то новое может только человек, в руках не державший «Философии Энди Уорхола: от А к Б и обратно».

В книге Сивуна нет ничего, кроме голого формального приема. В этом и состоит авторская концепция: «После Andy Warhol’а оригинал потерял прежнюю силу, Andy Warhol создал культ копии. Копия — это тотальная поверхность, в нее невозможно проникнуть. Копия — это то, что есть на поверхности, и ничего больше. Некоторые продолжают уверять, что оригинал всегда в цене, но мне кажется, что сейчас просто нет особой разницы между оригиналом и копией. (Деньги не в счет — они ведь теперь электронные.)».

Оно, конечно, да, Энди Уорхол писал, что «все картины должны быть одного размера и одного цвета, чтобы все они были взаимозаменяемы, и никому не казалось, что его картина хуже или лучше, чем у кого-то другого. Если первая, “матричная” картина хороша, значит, все хороши». Тем не менее есть ощутимая разница между одной из множества банок супа «Кэмпбелл», нарисованных Уорхолом, и банкой супа «Кэмпбелл», нарисованной Олегом Сивуном. Дело в том, что проза Уорхола действует на читателя гипнотически. Кажется, что ее может воспроизвести любой, что она доступна, как воспетая Уорхолом американская мечта: кока-кола, которую равно пьет президент и бездомный на углу улицы. Его поддельные трюизмы соблазняют мнимой простотой, а стиль — легкостью копирования. Концепция «поп-арт-романа» на первый взгляд кажется остроумной — создать копию уорхоловских мыслей, представляющую собой тотальную поверхность. К сожалению, для того чтобы эту концепцию выяснить и оценить, приходится прочитать 255 страниц малого формата — скучных, как зубная боль. Нетрудно понять, что имелось в виду, но нет такого закона, чтобы роман про скуку был скучным, роман про безликость — безликим, а роман про равнодушие оставлял читателя глубоко равнодушным. На фоне этого искушенного дебютанта, который прочитал Жижека, Барта, Бодрийяра и Беньямина и не устает об этом напоминать, Дмитрий Савочкин, с его буколическими представлениями о постмодерне, предстает в новом свете.

Потому что у Савочкина есть настоящий материал. Фактура в «Марке Шейдере» чрезвычайно любопытная, а сюжетная линия… ну, можно на нее и не обращать внимания. Знаете, например, чем занимается человек, чья должность официально называется «координатор действий по предотвращению и уменьшению негативных последствий экстренных ситуаций на угледобывающих предприятиях со стороны концерна “Западдонбассуголь”»?
«Моя задача — хорошо считать. Я беру количество людей, погребенных под завалом (A), по их возрастам прикидываю, сколько в среднем они еще проживут, если их вытащат (B), и умножаю на две постоянные — пожизненная пенсия шахтеру, пострадавшему в забое (X), и единовременная выплата семье погибшего (Y). Это простая арифметика. Если A x B x X больше, чем A x Y, — шахтеры остаются в забое». Все с тем же умилительным простодушием Савочкин рассказывает, как подбирал материал, чтоб было «как у Паланюка»: скажем, рецепты добычи спирта из одеколона и гуталина и советы хозяйке на заметку — как отобрать маковую соломку, чтобы сварить правильную ширь — приведены в книге в параллель к паланиковскому рецепту нитроглицерина. Ну хорошо, в параллель, но ведь было же из чего выбирать.

Автору, по всей видимости, не приходит в голову, что получившийся у него в результате оперный мужичок, распевающий I was born one morning, it was drizzling rain, / Fighting and Trouble are my middle name», в общем-то, оскорбителен для реальных шахтеров, целыми шахтами сидящих на наркотике, потому что без него невозможно заставить себя спуститься в забой. Ведь Fight club — забава для тех, у кого нет в жизни проблемы серьезнее, чем наркотическая зависимость от каталога IKEA. Для героя поп-арт-романа, короче говоря. Совершенно неинтересно, чем закончится дурацкая история о том, как кучка обдолбанных шахтеров решила вырыть туннель до Киева и обрушить всю систему к троллям. Но это не так важно — фактура говорит сама за себя, и есть некоторый шанс, что в следующий раз Дмитрий Савочкин распорядится этой самой фактурой как-нибудь поумнее. Олегу Сивуну распорядиться разумно, к сожалению, нечем.

Дмитрий Савочкин. Марк Шейдер. М.: АСТ, СПб.: Астрель-СПб, 2009
Олег Сивун. Brand: поп-арт роман. М.: Колибри, 2009