Протей Темен: «И всё светится!»

Дизайнер – основатель движения «Добротаризм», участвующий в выставке ABSOLUT Creative Future, рассказывает о лампе как личном переживании и разнице между дизайном, искусством и «искуской»

Протей Темен – арт-директор, художник, которого отягощают брови, и поэтому он их не носит, и основатель движения «Добротаризм». Работал со студиями Zunge Design, Ostengruppe, «Цех» и других, рисовал плакаты для клубов «Солянка» и «Культ».

Алексей Ковалев: Давай по традиции начнем с описания твоего проекта для ABSOLUT Creative Future.

Протей Темен: Пожалуйста. У меня получилась лампа. Сама собой получилась, потому что лампа — это самый приятный объект для проектирования. Несмотря на то что у нее определенная функциональность, есть огромный простор для того, чтобы создать не просто предмет освещения, а самостоятельный дизайнерский объект. Так что я бы назвал это не лампой, а светящимся предметом интерьера.

А. К. Погоди, а в чем разница-то? Вот есть предметы-функции, которые человеку очень нужны для минимального комфорта: чтобы спать в сухом и теплом, есть горячую пищу, и так далее. Лампа — важный предмет в этом ряду, ее важность особенно остро осознаешь, когда пробки вылетают.

П. Т. Ну в этом смысле моя лампа — не предмет-функция, потому что предмет-функция — это просто лампочка на проводе. Если надо, чтобы просто было светло, то ее достаточно.

А. К. То есть у тебя акцент смещается от чистой функциональности к чистой эстетике,
я правильно понимаю, что этим дизайн и занимается?

П. Т. Совершенно верно. Правда, я в этот раз заходил немного с другой стороны: был объект, была эстетика, и к ней нужно было нарастить функцию. И эта функция выросла сама собой, исходя из материалов. Там даже дискобол есть — а куда ты поставишь светильник с дискоболом? Это ведь явно не квартирная история, а для специальных пространств, где будет много разных светильников разных форм. И это все как бы идеальные объекты, абсолютные, а не их функции. С другой стороны, и чисто дизайнерским объектом мою лампу назвать трудно, потому что он перегружен смыслами, у него очень много ненужных элементов. А функция здесь вообще вторичная история, здесь для меня намного важнее история про абсолютный язык — про то, что если бы в мире был один абсолютный язык, если не было бы проблем с переводом, то мир был бы совершенно другой.

Если бы мы с тобой говорили на разных языках, даже нашего разговора сейчас бы не было. А смысл моего объекта в том, что я хотел наглядно показать, насколько все ярче и интереснее было вокруг, если бы у нас был один абсолютный язык. Он был бы для каждого разным, но при этом для всех доступным. Это такая в хорошем смысле наивная история, как, знаешь, в мультфильмах с хорошей моралью. Типа эврибади кам тугеза, и всё светится.

А. К. Я, как переводчик по специальности, не могу не испугаться такой перспективы. Мы ж все тогда без хлеба останемся, с твоим абсолютным языком.

П. Т. Да, я тебя понимаю, но все равно надо иметь в виду, что есть много профессий, которые в будущем благодаря прогрессу станут ненужными. С другой стороны, надо понимать, что у нас уже было несколько попыток создать абсолютный язык, но ничем толковым это не закончилось: от истории с Вавилонской башней до эсперанто, который превратился в маргинальную историю, английский и тот гораздо функциональнее.

А. К. Так это и понятно, язык — это живой организм, он сопротивляется любым попыткам его формализовать.

П. Т. Конечно! Но мы же говорим об абсолютном мире. Для меня этот мир недостижим, поэтому он может содержать внутри себя больше фантазийного, больше вещей, которые никогда не сбудутся, зато хороши в качестве идеи. Глупо в качестве цели жизни выбирать достижимую, потому что в какой-то момент она выгорит. А если у тебя есть какая-то абсолютно недостижимая цель, то она автоматически становится твоим личным топливом. Именно поэтому моя лампа не дизайнерский объект как таковой, а скорее мое сильное личное переживание на тему проекта, что в дизайне гоже не очень.

А. К. Погоди, а что не так с личным переживанием? Ведь как бы мы на эту тему не теоретизировали — допустимо это или нет в дизайне, — ведь все равно всё, что ты делаешь, это проекция твоего личного опыта. Я, например, на заре журналистской карьеры страшно парился, как же написать так, чтобы это было не про меня, а про что-нибудь серьезное, над каждой заметкой из 20 строчек пыхтел по полдня. А сейчас понял, что все гораздо проще: чеши эмпирически, буквально про себя самого. И все отлично получается!

П. Т. Я тебя понял, да. Здесь, как и в большинстве вопросов, у меня есть две кардинально разные позиции. Тот дизайн, которым я занимаюсь, — он, естественно, суперличный. Есть признаки, по которым можно однозначно описать, что это дизайн Протея Темена. И я за личный подход во всем, в том числе в дизайне, потому что это помогает создавать действительно уникальные вещи. Но, с другой стороны, если говорить об идеологии дизайна, о дизайне как о профессии, базовым требованием я бы назвал отсутствие личности. Но тут, опять же, нельзя свести все к чему-то одному — либо личность, либо нет. Я вот за личный подход, потому что это не про тренды, не про коммерческие вещи, а про собственную дорогу с исследованиями.{-page-}

А. К. Я от дизайна человек далекий, у меня к нему очень обывательское отношение. Поэтому мой следующий вопрос ты уже наверняка слышал. Я как сторонний наблюдатель вижу, что у нас есть некое дизайнерское сообщество, у него есть свои журналы, сайты и премии, там все очень круто и красиво, куча новых идей и так далее. И вот мне кажется, что российский дизайн говорит сам с собой на каком-то придуманном для себя языке, а к реальной жизни это малоприменимо. Я смотрел твой ролик про Мистера Утку — первые три минуты все понятно, прекрасно. А дальше начинается какой-то супрематизм, мне как текстовому человеку малодоступный. Если я правильно понимаю, дизайнерское сообщество производит некий продукт типа haute couture, то есть какие-то наброски для себя, идеи, которые уже потом, позже, воплощаются в конкретные чайники и автобусные остановки? Где, я вас спрашиваю, все эти прекрасные идеи в повседневной жизни? Почему все вокруг такое уродливое? Где дизайн-то?

П. Т.  Ну да, у тебя очень популярная позиция, этот вопрос и вправду очень часто задают: в том духе, что вот, дескать, ты дизайнер, а где дизайн ваш, почему вокруг говно полное? В этом вопросе на самом деле нет ничего обывательского или невежественного, это позиция нормального здорового человека. Я попробую объяснить так, на собственном примере. Для меня дизайн — это не только функциональные повседневные вещи. Я хочу перенести часть дизайн-опыта, дизайна как работы, как профессии в рамки того, что называют искусством. Только искусством не в смысле «Винзавода», а немного другого характера. Если ты смотрел мой ролик про Мистера Утку, то его большая часть — это кусок моей лекции, которую я показывал в марте в Берлине на фестивале Pictoplasma. Это большой международный фестиваль, который формально как бы посвящен дизайну персонажей, но на самом деле представляет собой очень интересный срез современного искусства, который мы с ребятами называем «искуской».  Если современное искусство — это про галереи, все на полном серьезе, 5x5, художники все надутые, то «Пиктоплазма» — это и про дизайн, и про анимацию, и все в том же духе. Такая мультидисциплинарная история. И никого не волнует, что ты там представил — часть дизайн-проекта или картину. От принта до скриншота практически нет разницы. И это как раз то, чем мне хочется заниматься.

У нас эта среда только-только зарождается, и есть два очень активных лагеря — одни как раз жесткие функционалисты, которые принципиально против дизайна ради дизайна, типа ваше творчество говно, вы мне сделайте удобную и красивую ложку. Например, есть интерфейсники, которые считают, что самое важное в дизайне — это интерфейс, и строят всю свою коммуникацию и с дизайнерским сообществом, и с остальным миром именно с этой точки зрения. Это понятно, потому что человеку свойственно описывать весь мир через то, что он делает. Дизайнеры из другого лагеря, наоборот, считают, что чем более дико и странно, тем лучше, потому что это оригинальнее. Мне ни в той, ни в другой крайности не комфортно. Это экстремистские позиции, которые, по-моему, ничем, кроме фанатизма, не являются.

Мне, например, очень сложно в Москве выступать на одном поле с художниками, потому что, с одной стороны, я постоянно оказываюсь в жанре дизайна, просто потому, что меня в эту категорию определяют по роду деятельности, а с другой — у меня есть разнообразные сольные проекты, которые к дизайну имеют отношение исключительно постольку, поскольку я им занимаюсь в рабочее время или черпаю вдохновение из коммерческих проектов, которые я веду. И у меня всегда было большое желание это как-то объединить. Но это, конечно, мало возможно, разве что в абсолютном мире. Понятно, что искусство и дизайн — это вещи абсолютно разные, у них разные совершенно цели и задачи, и объединяются они только усилиями СМИ. На многих журналах и на сайтах даже рубрика так называется: «Искусство и дизайн», Art and design. Слева — про выставку Хёрста, справа — про соковыжималку Старка. Обычно и там, и там пишут про мастодонтов, символов своего направления, которые уже стали историей и современного искусства, и дизайна. А все остальное, что поменьше, даже как-то в поле зрения не попадает.

По-моему, это неправильно. Для меня все-таки важна цель объединения и того, и другого. В личных проектах у меня может быть вещь вообще нефункциональная, чистая форма, эстетика. А функции я решаю в клиентских работах, и это уже другая история. {-page-}

А. К. Поскольку у нас разговор все-таки про будущее, давай попробуем предсказать отношения между дизайном и искусством. Если дизайн — оформитель пространства, а искусство — общественный психоаналитик, как, по-твоему, у них все сложится?

П. Т. Ну вот опять ты их на одну полку ставишь. А я уже говорил, что у дизайна и искусства совершенно разные цели и задачи. Есть вещи, которыми можно просто любоваться, которые так цепляют, что ни книга, ни фильм, ни музыка не смогут этого ощущения повторить.

Это, конечно, не очень популярное поле для разговора об искусстве, потому что я не о бюджетах, деньгах, грантах и так далее. Я говорю только о вещах, которые может вызвать искусство. Для меня искусство — больше про ощущения, чем про текст, хотя вот наша русская школа — она как раз больше про текст, нам важно, чтобы было о чем поговорить. Вопрос формы находится чуть в другой стороне.

Так вот, искусство — оно где было, там и останется. И вообще, мне сложно в этой связи делать какие-то предсказания типа: «В будущем роль искусства ослабнет, ЗАТО дизайна из-за этого станет больше». Какое-то количество объектов в реальном мире уже есть, и если к ним добавляются новые вещи — учитывая, что дизайнеров тоже становится с каждым годом больше, — и все это растет в геометрической прогрессии, то можно предположить, что совсем скоро наш мир станет гораздо красивее и удобнее. Но искусство-то — это ведь про другое. Количество людей, которым надо во что бы то ни стало рисовать или петь, как мне кажется, всегда примерно одинаковое, и в будущем их не станет ни больше, ни меньше. Потребность человека что-то сделать — мне не нравится слово «самовыражение», но подходящего синонима я не знаю, — кого-то приводит к написанию слова «жопа» на заборе, а кого-то к написанию картин. Сложно представить себе, что это куда-нибудь денется в будущем, — только разве что, как в фильме «Эквилибриум», запретят все чувства. Вот, кстати, хороший проект про абсолютный мир, где ни у кого нет чувств.

А. К. Погоди-ка, но тогда надо различать собственно искусство как реализацию потребности в самовыражении, и развлечения, которые-то как раз все больше формализируются в поисках идеальной жвачки для мозга. Уже разработаны практически идеальные формулы, как снять фильм, который гарантированно дважды окупит в прокате свой бюджет, как записать альбом, который купят все тинейджеры, и так далее. И вот тут-то нас и ждет будущее, в котором самовыражением будут заниматься только строго определенные люди (или вообще роботы) по строго определенным шаблонам, а остальные будут исключительно потреблять. Я это уже и сейчас вижу на примере детей лет 12, которые уже давно не рисуют, не выжигают и не лепят куличиков, потому что их время распределено между телевизором, компьютером и PSP.

П. Т. Я думаю, что это вопрос эволюции — когда все становится одинаковым, все равно появляется что-то, что заполняет вакуум. Это свойство человеческого разума — обращать внимание на то, что не похоже на поток. И если все станет суперкрутым, по телевизору будут показывать только идеальные фильмы, то даже если они будут лучше, чем вся наша киноистория на этот момент, через какое-то время людям захочется смотреть другое, пусть и отстойное кино. Вопрос в точке отсчета: если вокруг все плохо, то хочется хорошего, и наоборот.

А самовыражение — это вопрос среды. Если человеку хочется самовыразиться посредством стучания по столу, он никогда не станет делать это в комнате, где сидят еще 30 человек и все тоже стучат. Он будет тогда, например, насвистывать. Потому что он выполняет другую для себя задачу — ему нужно отстроиться от среды, от окружения, от повседневности. Да и что плохого в развлечениях? Я вот лично не вижу ничего ужасного в том, чтобы подходить к искусству с точки зрения фана (fun. — OS). Я никогда не считал, что художнику нужно обязательно переживать какую-то невероятную душевную травму.

Короче, я думаю, что у нашего мира есть будущее, пока есть люди, которым хочется взломать лед повседневности и сделать что-то иное, пусть даже и бесполезное. И пока есть другие люди, способные этим восхититься.

Смотреть галерею полностью


Другие материалы раздела:
Дмитрий Булныгин: «На пустые стены в Барвихе диски не повесишь», 15.05.2009
Заповедник «Россия», 14.05.2009
Жак Фреско: «Выживем, я обещаю», 04.05.2009