Унесенные мангой

Ближайшее будущее Европы пройдет под знаком манги и аниме

Имена:  Хаяо Миядзаки

Спустя год после премьеры в Венеции в наш прокат выходит «Рыбка Поньо» Хаяо Миядзаки — до недавнего времени он был единственным японским аниматором, которого любили не только поклонники японской анимации. Теперь все изменилось — Европу охватила «анимангамания», свидетелем чему стал АНДРЕЙ ПЛАХОВ.

Вторая половина 2009 и первая 2010 года пройдут под знаком манги и аниме. Начало этой кампании было положено на фестивале в Локарно ретроспективой Manga Impact, составленной более чем из сотни фильмов. Теперь эстафету принимает Туринский музей кино — образцовый во всех отношениях и лучший в Европе. Впервые японское аниме можно увидеть в таком количестве и качестве на большом экране.

На огромной, уходящей в небо спирали здания Моле Антонеллиана разместились образцы манги, японской разновидности комиксов, и связанных с ней медиабрендов компаний Sony, Nintendo и Sega, видео- и компьютерных игр PlayStation. Тематика этой индустрии всеохватна: есть манги для домохозяек и стариков, для любителей футбола, рока, звездных войн и детективов. Иногда целевая аудитория мутирует: одна двенадцатилетняя девочка призналась, что ловит в интернете эротические гей-манги, поскольку в них много картинок красивых и «прикольно одетых» мальчиков.

Трудно сказать, обрела бы манга международную жизнь, если бы ее темы и сюжеты не перешли в аниме — мир японской мультипликации. Произведенная им культурная революция, начало которой на Западе восходит к 70-м годам, оставила далеко позади опыт студии Диснея 30-х и может поспорить сегодня с монополией Голливуда. Мало того, переживаемый им анимационный бум во многом заимствует сюжеты и стили у японцев. Целое поколение ныне взрослых людей в 90-е играло в «Покемонов». Новый всплеск «анимангамании» произошел на рубеже нового столетия: аудитория японских комиксов и сериалов резко помолодела вместе с внедрением в жизнь интернета и компьютерных игр, а мальчиков в процентном отношении заметно потеснили девочки.

Взрослые вначале восприняли японскую анимацию скептически. Их смущали моральная двусмысленность фильмов, где добро и зло были одинаково визуально привлекательны, любовь и насилие существовали бок о бок (явное эхо Второй мировой войны), а человеческая природа и технологии вступали в подозрительный альянс. А вот молодое поколение европейцев узнало себя в жестоких и прекрасных анимационных сказках из Японии. Их не отчуждали зауженные большие глаза, крикливые голоса и азиатская странность мимики: скорее, это воспринималось как образ универсального человека мультикультурной эры. Если японское игровое кино, даже становясь культовым (как фильмы Акиры Куросавы и Такеши Китано), все равно остается экзотикой, аниме решительно меняет этот дискурс. А когда к пропаганде манги подключились такие голливудские боги, как Квентин Тарантино («Убить Билла») и братья Вачовски (инициировавшие проект альманаха «Аниматрица»), культ окончательно оформился. В конце концов из явления подростковой субкультуры аниманга, нравится это кому-то или нет, стала превращаться в объект респектабельных академштудий, научных конференций, а японизация западной индустрии развлечений, поп-культуры, моды и стиля жизни признана теперь уже непреложным фактом.

Манга стала эсперанто нового поколения, общим языком для миллионной космополитичной армии новых зрителей. Это вызвало, а отчасти и продолжает вызывать противодействие бдительных родителей, испугавшихся, что их дети становятся «отаку» — фанатами аниме с неадекватным поведением и зависимостью, подобной наркотической. С воспитательно-патриотическими мерами выступила едва не ставшая президентом Франции мать-героиня Сеголен Руаяль: она объявила крестовый поход против японских комиксов, написала об этом книгу и воззвала к совести премьер-министра Страны восходящего солнца. Увы, слишком поздно: тот, как и несколько поколений детей в Азии, Европе и Америке, оказался страстным поклонником манги. В Ираке стикеры с изображением Капитана Цубасы (героя футбольной манги, популярной на ближневосточном ТВ) помещали на водовозах, призванных наладить водоснабжение, чтобы в них не стреляли. Это придумали руководители японских Сил самообороны, и трюк оказался успешным. Правда, простые иракцы понятия не имели, что Цубаса японец, и простодушно думали, будто он из Саудовской Аравии.

В Европе публика больше искушена, однако ретроспективы в Локарно и Турине и для нее открыли дверь в огромный незнакомый мир. Объем и качество открытий поразил даже фанатов, что уж говорить о «нормальных людях», не живущих круглосуточно в интернете и посещающих артхаусные кинотеатры. Раньше они считали своим долгом ознакомиться разве что с творчеством Хаяо Миядзаки, полагая, что его романтические сказки «Унесенные призраками» и «Рыбка Поньо» — главная визитная карточка аниме. Однако многим пришлось убедиться, что это лишь видимая часть айсберга.

Рубрикация аниманги совершенно не совпадает с европейской: в том мире нет жесткого разделения на мейнстрим и артхаус, гораздо труднее приклеивать к фильмам и другие привычные ярлыки. Непростым представляется и вопрос о природе чисто японских жанров. Целые кинофабрики снимают фильмы и сериалы о боевых искусствах — от самурайских поединков до футуристических войн в космосе, и это можно в какой-то степени считать сублимацией японского милитаризма. Но не меньше, чем воинственный дух, в японской анимации развит его антипод — пацифизм. Шедевр этого субжанра — «Босоногий Дзен» Масаки Мори по детским воспоминаниям человека, пережившего Хиросиму. Потом долго из головы не выкинешь образы жертв атомного дождя, с изуродованными телами и вытекающими мозгами, по трагизму сопоставимые с «Герникой» Пикассо и Бэконом. Что не исключает довольно легкомысленного юмора: голодные мальчики, которые мечтают «досыта кушать и пукать», или тот же мальчик, сначала облысевший, а потом обнаруживший, что волосы стали отрастать, причем не только на голове.


На Западе, да и в России трудно представить, чтобы анимация вторгалась в такие темы. По крайней мере до последнего времени считалось, что на этом пространстве прочно прописаны сказки и развлечения, а философия и прочие серьезные вещи имеют отношение только к авторской анимации, преимущественно короткометражной. Она процветает и в Японии, но погоды в киноиндустрии не делает. Зато многие полнометражные фильмы отличаются совсем не детским контентом. И перед «Босоногим Дзеном», и перед «Белладонной печали» Эйчи Ямамото (экранизация средневековых сказок о ведьмах в стиле Климта и венского ар-нуво) в Локарно вывешивались предупреждения: это кино может повредить психику чувствительных зрителей. Не слишком думая о них, японские аниматоры между тем успешно освоили и адаптировали сокровища мировой культуры: среди их эротических экранных фантазий — «Тысяча и одна ночь» и «Клеопатра — королева секса» того же Ямамото.

Японская индустрия аниме полна противоречий: одно из них — между культом автора и развитой студийной сериальной системой. На острие этих противоречий работали и работают практически все гуру жанра — Осаму Тедзука, Йошиюки Томино, Кацухиро Отомо, Шинихиро Ватанабе. Одиноким гением на их фоне выглядит Мамору Ошии — и в собственных фильмах, и в поставленных по его сценариям. Это образцы изощренного интеллектуального кинозрелища, загримированного под детские стрелялки в жанре «меха». Самые известные фильмы Ошии, если не считать многочисленных сериалов, — киберпанковские антиутопии «Призрак в доспехах» (1995), снятый в Польше «Авалон» (2001 год, дебют режиссера в игровом кино) и «Небесные тихоходы» (2008).

В картинах режиссера поражают, конечно, аномальные механические устройства, гигантские роботы и образцы «мобильного оружия», но это даже в большей концентрации можно увидеть в «Гандаме» и других футуристических аниме-франчайзах. А вот чем отличается Ошии, так это талантом придумывать сюжеты с особенной атмосферой (ее многократно усиливает гипнотическая музыка Кенджи Каваи) и персонажей с пронзительной психологией. Его герои — неприкаянные юные полубоги-полукиборги, которых общество будущего использует для борьбы с террористами или как жертв-гладиаторов. В фильме «Джин Рох: волчий отряд» (1998) ученик Ошии, режиссер Хироюки Окиура воспроизводит сказку о Волке и Красной Шапочке, перевоплощая их в двух влюбленных друг в друга членов антитеррористических полицейских отрядов. Страшная сказка кончается, как положено: волк пожирает девочку.

В центре «Небесных тихоходов» — судьбы тех, кого называют kildren, и это действительно дети, обреченные убивать и умирать. Именно в этой картине, проникнутой фатальной экзистенциальной тоской, можно почувствовать, как далеко вперед ушла эстетика аниманги со времен 70-х и даже 90-х годов. В изображении появилась объемность, причем это не механическая стереоскопия — она достигнута художественными средствами, хотя, конечно, не без помощи технологических новаций. Анимационные персонажи нового поколения способны выражать не только основные человеческие эмоции, но их тончайшие нюансы — из тех, которые доступны лишь великим актерам в первоклассной режиссуре. А это значит, что больше нет непроходимых границ, что стихии аниманги подвластны не только ее специфические вотчины, но практически любые жизненные и художественные территории.