Как хохлы и москали Гоголя делили

Кому принадлежит Гоголь, России или Украине? На этот вопрос пытаются ответить средствами кинематографа

В год двухсотлетнего юбилея Гоголя Россия и Украина решили не ограничиваться крымским вопросом и газовой проблемой и затеяли новый имущественный спор. Кому из них принадлежит классик? Серьезным аргументом российской стороны может стать экранизация «Тараса Бульбы», сделанная Владимиром Бортко. По просьбе OPENSPACE.RU ЮРИЙ ГЛАДИЛЬЩИКОВ отрецензировал фильм Бортко, МУР СОБОЛЕВА встретилась с режиссером и услышала от него много неожиданного. А ГРИГОРИЙ ОХОТИН поговорил о русском писателе Гоголе с деятелями украинской литературы — те считают его своим и отдавать не собираются.

ЮРИЙ ГЛАДИЛЬЩИКОВ О ПАФОСЕ ВМЕСТО ЭПОСА

БЕСЕДА МУР СОБОЛЕВОЙ С ВЛАДИМИРОМ БОРТКО

Владимир Бортко: «Я хочу, чтобы все, посмотрев кино, наплевали на Новодворскую и Ковалева и пошли дружными рядами записываться в КПРФ»

— Владимир Владимирович, вот вы как считаете, русский Гоголь писатель или все-таки украинский?

— Поскольку это одна и та же нация, нет никакого разделения на великорусский и малоросский народы, на русских и украинцев. Это мое личное мнение — и мнение Николая Васильевича Гоголя, о чем он, в частности, писал в повести «Тарас Бульба». «Где такие огни и такая сила, которая пересилит русскую силу!» Это сказал не я, а Гоголь, который владел вопросом, как сейчас бухгалтеры говорят. На территории Украины уже было несколько государств — сто лет существовало Великое Княжество Литовское, а потом Речь Посполитая еще сто лет. Тем не менее жил там все это время один и тот же народ, продолжающий жить там и по сей день. Поэтому всякая проблема с Украиной, по сути, надумана. Более того, даже говорить, какие украинцы хорошие, — уже значит подчеркивать то, чего не существует: разницу между народами. Я наполовину оттуда, наполовину отсюда и могу вам подтвердить лично. Хотя мое мнение расходится с точкой зрения Ющенко и элиты, которой выгодно существовать отдельно. Когда я приезжаю в Киев, где я прожил почти тридцать лет, у меня такое впечатление, знаете, что понаехали все. Кто такие, откуда взялись? Я жил в Киеве с года до двадцати девяти, и на этих людей мне смотреть достаточно странно. Я говорю по-русски, все мои друзья всю жизнь говорили по-русски, девушки наши говорили по-русски. Акцент — да, но акцент и в Ростове, и в Вологде. Вот моя точка зрения по национальному вопросу.

— Произведение Гоголя националистское…

— Неполиткоррэктное, да.

— Как вы решили проблемы с антипольскими и антиеврейскими настроениями гоголевских персонажей?

— Ну, с поляками просто. Какая разница, чей дедушка с кем воевал? Сейчас бы не дрались. Вы спокойно пережили фильм «Огнем и мечом»? И я спокойно. И поляки, которые у меня снимались, тоже спокойно эти съемки пережили. Что же касается евреев, то это серьезный вопрос, наиболее болезненный. Я не выкидывал ни одного слова из тех, что написал Николай Васильевич Гоголь. Все это произносится вслух. Но поскольку Тарас Бульба и Янкель в конце подружились… В общем, еврейский вопрос я разрешил. Никто не смог, а я разрешил.

— Это при том, что главный ваш герой казак-националист.

— Он совсем не националист, дорогая моя. Про что этот «Тарас Бульба»? Все почему-то считают: у Тараса был сын Андрий, он полюбил полячку, папа его за это убил. Все не так, он убил его не за то, что он полюбил полячку. Бульба является частью угнетенного народа, и он исповедует идею его защиты. Все остальное его мало волнует и интересует. Он — цельная личность, воспринимающая все с этой точки зрения. Существует классическая сцена приезда сыновей на хутор, которая обычно трактуется в водевильном малороссийском ключе: пьяный папа вертит сыновей туда-сюда, еще и драться потом начинает. Но поскольку я лучший читатель в России точно, а может, даже и в Европе, то я хочу сказать: а почему он это делает? Если он нормальный человек. Думайте сами. Нет, вы подумайте, интересно, додумаетесь или нет?

— Ну, он хочет видеть в своих сыновьях…

— Да их не было долго, они учились в польском городе Киеве. Кто они, не изменились ли, могут ли они продолжать его дело? Вся эта шутливая драка — это проверка. И он видит в своем старшем сыне то, чего ожидает. Надо полагать, что второй такой же. Но нет — второй не такой же, он первый диссидент.

— И вы не сочувствуете первому диссиденту?

— Чего ему сочувствовать? Это просто два разных пути — один славянофил, другой западник. Знаете, мало людей умеют читать книжки, запишите, пожалуйста, — очень мало, кто умеет читать книги, но, слава Богу, читают вообще мало. А когда читают книгу, то пропускают половину обычно. У Гоголя как было? Андрий попадает в осажденный город. А куда? В костел. В это время, пишет великий русский писатель, взошло солнце. И его лучи проникали сквозь цветные витражи, окрашивая все каким-то невероятным светом. И вдруг заиграл орган, которого он никогда не слышал. И он стоял, открыв рот, пока татарка не потащила его к его любимой. То есть какое впечатление это на него произвело, понятно, да? Для него панночка — это выражение того самого Запада, к которому он уже склонился. Любое сомнение — уже предполагаемая измена. Почему папа его меньше любит? Не потому, что он дерется плохо, а потому, что чувствует в нем сомнение. А старший нет, старший наш. Андрий же какой-то прямо последователь Новодворской.

— Вы на стороне славянофилов?

— Я ни на какой стороне.

— Нет, лично вы, вот ваша точка зрения, ваша идеология.

— А я, разумеется, полностью на стороне Тараса Сильвестрыча Бульбы и его старшего сына. Есть вещи, где толерантность неуместна. Например, прохожу я мимо подворотни, а там вас, Мурочка, извините, насилуют. Если я толерантен, я понимаю, что человеку захотелось женского тела — ну, надо ему, можно понять, пускай дальше делает свое дело. Но уместна ли здесь толерантность? По-моему, его надо просто убить. Вот это — то же самое. Тарас Бульба испытывает примерно те же самые чувства. Он не может Андрия не убить.

— То есть вы выбираете долг в борьбе между долгом и чувством?

— Конечно, естественно, да. И хочу, чтобы все, посмотрев кино, наплевали на Новодворскую и Ковалева и пошли дружными рядами записываться в КПРФ.

— Мы к этому еще вернемся, а пока сконцентрируемся на вашем методе воспитания детей.

— Для Тараса это уже не ребенок, это предатель. Родина превыше всего — это сказал не я, это сказал Уолт Уитмен, великий американский поэт. Младший сын Тараса — он же убивал своих, понятно, да, что он сделал? Наш фильм — это героическая драма, но по сути «Тарас Бульба» — это эпос… {-page-}


— Сколько идет эпос?

— Два часа десять минут.

— Не маловато для эпоса? Почему не три с половиной?

— Нет, это ужасно, я же добрый человек. У меня есть один режиссер знакомый, вы его тоже знаете, он запирает зал снаружи и показывает свое кино. Я не такой. Так вот, «Тарас Бульба» — это эпос. Там везде преувеличения. Знаете, сколько времени занимает действие повести? 150 лет проходит с момента приезда сыновей на хутор и до смерти Тараса. У Гоголя вначале сказано «XV век», а заканчивается все конкретной битвой, дата которой установлена. Или вот еще — «Тарас вскочил на коня, и конь присел под двадцатипудовой тяжестью». Это 320 килограммов. 320-килограммового человека на тележечке возить надо, ему дышать трудно. Понятно, да? Это же архетипы. И Тарас Бульба является душой своего народа. Она действует так, как надо, она может и сына убить.

— Вы хотели снять патриотическое кино, разбудить любовь к Родине в массах?

— Понимаете, пробудить патриотизм может только мой знакомый Зюганов, он любит все время пробуждать. А задача искусства — доставлять эстетическое удовольствие. Это первая задача. Что сказал Карл Маркс? Что воспитательная функция у искусства существует, но она у него, кажется, на девятом месте. А главная функция — эстетическая. Я хотел сделать, извините, пожалуйста, хорошее кино, только и всего. Доставить вам удовольствие. «Пойдем посмотрим “Тараса Бульбу”» — странное такое желание в субботний вечер, да? Но тем не менее я очень надеюсь на сарафанное радио.

— Вот у меня еще вопрос к вам, но боюсь вторгнуться в ваше личное пространство.

— Вторгайтесь.

— Вы ведь член Коммунистической партии?

— О да. Отпетый, можно сказать.

— Я не могу понять, как может быть коммунистом человек, снявший «Собачье сердце», простите.

— А почему же нет? Во-первых, членов Коммунистической партии было очень много. Например, Пикассо. Почти все французские писатели двадцатого века. (В этот момент у Владимира Владимировича звонит айфон.)

— Член Компартии с айфоном?

— А что такого в айфоне? У меня еще есть автомобиль BMW-семерка, машина премиум-класса.

— Мне казалось, что капиталистические радости несколько противоречат коммунистической идеологии.

— Давайте посмотрим за окошко — как у нас с природой дело обстоит. Вы можете себе представить, что мы можем оказаться последними поколениями, живущими на Земле? Во-вторых, кризис, который сейчас разразился. Карл Маркс, тот бородатый, он что говорил? Говорил — ребята, пропадете, неизбежен крах капитализма. Вот сейчас крах капитализма мы и наблюдаем. А как пытаются бороться в Штатах — кстати, круче всех, знаете? Они там все национализируют. Нельзя воспринимать нынешнюю компартию как наследие товарища Солнцева (был такой, вы его не застали) к нему бы я не поступал. Я к Карлу Марксу поступил.

— То есть нынешняя КПРФ не наследница КПСС?

— Не все так плохо с КПСС. Когда появилась КПСС, 80% населения было неграмотным. Через 30 лет был запущен спутник. Это так. Лучшее в мире образование, я кое-что знаю о нем. Много очень хороших вещей, много, конечно, идиотизма, но самое главное, что произошла большая ошибка, но это уже не наше интервью, это отдельная тема. Вкратце: большевики ушли от марксизма и наделали ошибок. Просто в начале каждого дела должен стоять еврей. Они ушли от еврея — и пропали.

— Извините, я все-таки насчет айфона не поняла.

— Кто сказал, что коммунист должен ходить в сапогах и пить самогон? «Где написано у Карла Маркса, что второй дом по Обуховскому переулку нужно забить досками и ходить вокруг через черный ход? Нет такого у Карла Маркса». Я сейчас процитировал «Собачье сердце». У Маркса была идея, а идеи — они такие. Вот распяли одного — у него была классная идея, но после этого за нее сожгли такое количество народу, что ужас просто, даже Сталин столько не понаделал. Что ж, отменить церковь теперь? Нет. И к этой идее мы вернемся рано или поздно, вот уже начали возвращаться — Обаму избрали, и процесс пошел.

— Там, где Обама, нет банок с березовым соком и очередей.

— Тут путаница небольшая. Неудачная попытка не есть плохая идея. 60 лет коммунизма у нас — смешно по сравнению с шестью тысячью годами существования цивилизации. Попробуем еще раз — и говорю вам, будем жить при коммунизме, но уже с айфонами и с BMW. {-page-} ГРИГОРИЙ ОХОТИН ПРОВОДИТ ОПРОС И ИЗУЧАЕТ ИСТОРИЮ ВОПРОСА

Любко Дереш, украинский писатель: «Для меня Гоголь — украинский писатель»

Наш Гоголь или не наш, наш или «российский» — это во многом личный вопрос. Национальная принадлежность таких писателей, как Гоголь или Булгаков, которые писали по-русски, но родились в Украине — вопрос, который должен решаться сообща всей нацией. Но в Украине нет такого единства, такого однозначного решения по поводу Гоголя, поэтому сегодня каждый человек решает этот вопрос для себя самостоятельно.

Для меня Гоголь, конечно, украинский писатель. Прежде всего потому, что он очень глубоко чувствовал то, что называется гением места. Гоголь очень тонко чувствовал ту землю, в которой жил и рос. Иначе он не мог бы так описывать природу, некоторых специфических персонажей и ту мистику, местную мифологию, без которой Гоголь невообразим. Гоголь не может не быть украинцем, потому что он любит Украину. Любить можно, только если пропускаешь предмет любви через себя, а у Гоголя такой любви очень много.

Но такой человек, как Гоголь, не может принадлежать кому-то конкретному, он сам приходит туда, куда хочет, и становится тем, кем хочет. Писатели такого уровня, как Гоголь, становятся интернациональными, поскольку они включают в себя и то, и другое, и третье, и десятое. Эта объемность и делает таких писателей великими.


Ирэна Карпа, украинская писательница, фронтвумен группы Qarpa, телеведущая: «Гоголь — украинский заробитчанин, замученный Империей»

О национальности Гоголя надо спрашивать у Гоголя. Он сам писал в своих письмах, что он украинский писатель. У меня есть мой персональный Гоголь, и он, понятное дело, украинский, и никому отдавать его я не буду.

Есть два момента, которые нормальный человек не может игнорировать: есть Гоголь, который пишет про вкусную, сочную, колоритную Украину, и Гоголь параноидальный, который пишет про мрачную питерскую глубинку. Гоголь — украинец, украинский заробитчанин, замученный Империей.


Михаил Погребинский, директор Киевского центра политических исследований и конфликтологии: «Для всех вменяемых людей Гоголь и русский, и украинский писатель»

Для всех вменяемых людей Гоголь и русский, и украинский писатель. Он русский гений украинского происхождения, и тут нет поля для конфликта: он великий человек. Как писатель — скорее великий русский писатель, как человек — он великий украинец. Делить тут нечего, а пытаться утверждать обратное, как, например, в случае с переводом «Тараса Бульбы» на украинский, — это не совсем адекватно.


Сергей Жадан, украинский писатель: «Гоголя могут считать своим обе литературы»

Гоголя могут считать своим обе литературы. Украинской литературе надо пересматривать свое отношение к русскоязычным писателям: просто отдавать их русской литературе — слишком большая роскошь.
Вообще, подход, когда писатель принадлежит только одной культуре, сегодня неактуален. Тут примером могут служить Поль Целан и Франц Кафка, которые оказываются своими сразу в нескольких культурах.
Так и Гоголь — он свой и в украинской, и в русской литературе, и тут нет повода для конфликта. Скорее тут может быть соперничество — кто больше издаст, лучше прочтет и поймет.


Александр Кабанов, русский поэт, живущий в Киеве, главный редактор украинского журнала культурного сопротивления «ШО»: «Николай Васильевич превратился в разменную монету в политическом дискурсе»

Одна из самых оригинальных расшифровок фамилии Гоголь принадлежит киевскому поэту Игорю Кручику — HOHOL (хохол). По иронии судьбы именно Николай Васильевич превратился в разменную монету в политическом дискурсе между Россией и Украиной. Бренд «Гоголь» — чей он: русский или украинский? Глупый и нечистоплотный вопрос, который регулярно, по мере приближения очередного юбилея Н.В.Г., одновременно слышится из двух постсоветских психиатрических клиник. Вряд ли градус этого вопроса как-то особенно влияет на общую температуру вселенского дурдома. Вряд ли от этих вопрошаний произведения Гоголя станут хуже или лучше. Нынешний юбилей гениального автора «Мертвых душ» — очередная попытка медперсонала отвлечь пациентов от важных проблем: почему импортные таблетки не лечат, а из комнаты отдыха кто-то постоянно ворует шахматную доску? Замечательно, когда воздвигают новые памятники, снимают фильмы, переиздают книги, ведется вдумчивая дискуссия вокруг Гоголя. Вот вышел новый фильм Бортко «Тарас Бульба» — ну что ж, посмотрим, поспорим. Надеюсь, что в Украине снимут что-то вменяемое и интересное. Но... давайте совершать поменьше политико-вращательных движений, при которых бедный Николай Васильевич будет, сообразно своей круглой дате, 200 раз от стыда переворачиваться в гробу.


К истории вопроса

Решая вопрос о национальности Гоголя, нельзя забывать про исторический контекст. Русский писатель сегодня и в XIX веке — разные понятия. Украинский писатель сегодня, когда существуют украинская государственность и развитый украинский литературный язык, и украинский писатель полтора века назад, когда только-только начинался процесс создания украинской нации, — еще более разные понятия. Попытка национальной идентификации того или иного писателя вне этих исторических реалий обречена на провал, что мы и наблюдаем в случае с Гоголем: сама возможность постановки вопроса о национальной принадлежности Гоголя означает, что эта принадлежность неочевидна.

В 1998 году в украинском издательстве «А-ба-ба-га-ла-ма-га» вышли украинские переводы «Тараса Бульбы», «Ночи перед Рождеством» и «Вия». У русских читателей уже сама эта книга и украинское написание имени автора (Микола Гоголь) вызывают бурю эмоций, от иронии до раздражения. Но целью книги, надо думать, было возвращение Гоголю аутентичности.

Авторы предисловия и послесловия к украинскому изданию — доктор филологических наук Тамара Гундорова и профессор Национального университета им. Тараса Шевченко Василий Яременко — ссылаются на Евгения Маланюка, цитату из которого издатель выносит на форзац книги: «Речь идет про восстановление настоящего образа. А то, что образ этот есть и был национальный, — в том сомнений нет. Только настоящий, т.е. национальный, образ Гоголя раскроет нам так называемую тайну Гоголя, мрачный трагизм его жизни и творчества, описанный в довольно обширной литературе про него, но не проясненный в своей сути».

Разворачивая эту мысль, сопутствующие украинскому переводу тексты дают довольно толковые ответы на все те вопросы, которые возникают в связи с национальностью Гоголя, его самоидентификацией и позднейшей идентификацией его нами. Характерно само название послесловия Яременко: «Гоголевский период украинской литературы». Яременко говорит про тот период становления украинской литературы, когда она существовала еще не только и не столько в рамках народного, украинского языка, а писалась официальным, имперским языком — т.е. русским. На выбор языка влияло множество факторов. Характерный пример — современник Гоголя Тарас Шевченко, который писал по-русски тогда, когда публикация сочинений на украинском ему была запрещена. Тот же Шевченко, выбравший основным языком украинский, подвергался преследованиям со стороны имперских властей, в то время как Гоголь, писавший по-русски, был лишен подобного опыта.

Гундорова акцентирует внимание и на другом аспекте выбора языка — на популярности. Гоголь заключил «колониальный контракт» в ущерб своим родовым, национальным интересам ради литературного успеха. А Яременко, вслед за творцами украинской идентичности Шевченко, Кулишом и Драгомановым, призывает считать Гоголя украинским писателем, пишущим на русском языке. Такое определение странно звучит для русского читателя, привыкшего отождествлять национальность с языком, но вполне естественно для украинца и читателя, знакомого с украинской историей. В конце концов, не только в прошлом украинские писатели и публицисты выбирали русский язык своим рабочим инструментом, но и сегодня существуют украинские писатели, пишущие по-русски. Что не мешает им называться украинцами. Как существуют и латышские, литовские и эстонские писатели, выбирающие своим языком русский, но остающиеся сугубо национальными авторами.

Обе культуры, и русская и украинская, склонны считать Гоголя именно своим писателем. Но может ли он, как общий знаменатель, служить взаимопониманию между Украиной и Россией или, наоборот, как Крым, станет очередной предпосылкой для конфликта? Это зависит от читателя и его адекватности. «Нужно быть таким же объемным и великим, как Гоголь, чтобы понимать Гоголя. Если бы мы мыслили объемно, видели бы перспективу, то Гоголь помогал бы взаимопониманию. Но мы видим только одну плоскость, одну сторону Гоголя — украинскую или русскую, а остальное откидываем, не замечаем. Поэтому понимания не происходит. Переход с объема на плоскость всегда дает искривление — так и с Гоголем», — говорит Любко Дереш.

Посмотреть всю галерею