Старое и вечное

60 лет назад, в ночь с 10 на 11 февраля 1948 года, умер Сергей Эйзенштейн. О его воплощенных и невоплощенных замыслах рассказывает Виктория Никифорова

Имена:  Сергей Эйзенштейн

Величайший кинорежиссер оставил после себя всего шесть фильмов. Это «Стачка» (1924), «Броненосец Потемкин» (1925), «Октябрь» (1927), «Старое и новое» (1929), «Александр Невский» (1938), «Иван Грозный» (1944). Сценарий фильма «Москва» так и не был реализован. Третью серию «Ивана Грозного» Эйзенштейну снять не разрешили, а первые две постановили переделать. Чудо, что при таких обломах и слабом сердце режиссер дотянул почти до пятидесяти; впрочем, в последний год жизни инфаркты следовали один за другим.

С лентой «Бежин луг», над которой Эйзенштейн работал в 1935–1937 годах, связана одна из самых увлекательных тайн в истории кино. Первый вариант фильма был запрещен за «формализм», Эйзенштейн привлек к работе Бабеля и снял второй вариант. Но и «Бежин луг-2» был смыт. Говорят, одна-единственная копия то ли хранится в подвалах Лубянки, то ли зарыта на даче Эйзенштейна. Сюжет, достойный Умберто Эко. Но что действительно осталось – это тысячи обрезков монтажа, которые сберегла Эсфирь Тобак, постоянный монтажер Эйзенштейна. В 1968 году Наум Клейман создал из этих кусочков фотофильм. Вот кадры из «Бежина луга».





История ленты «Да здравствует Мексика!» не менее трагична. Закончить съемки режиссер, срочно вызванный в СССР, не смог. 75 тысяч метров пленки, отснятой Эдуардом Тиссэ, достались продюсерам. Монтажер Сол Лессер сделал из этого материала фильм «Буря над Мексикой», режиссер Мэри Синтон – «Место под солнцем». В СССР негативы вернулись только в 1979 году, и Григорий Александров смонтировал их, попытавшись предельно адекватно воплотить замыслы классика.





Эйзенштейн был для кино тем же, кем Эйнштейн для физики. Он открыл все основополагающие законы этого вида искусства. Причем не только интуитивно нащупал их в творчестве, но и блестяще сформулировал: теоретические сочинения Эйзенштейна обладают невероятным интеллектуальным драйвом, а как философ он куда убедительнее и Фрейда, и Бергсона, и многих знаменитых современников, с которыми увлеченно полемизировал. Его влияние по сей день заметно в каждом фильме, который выходит на экран. А такие прозрения, как «интеллектуальный монтаж», еще по-настоящему и не осмыслены.