– Оказалось, что фигура куратора важнее, чем бренд, – часть аудитории пошла за Медведевым, хотя он отбирал фильмы под другим брендом.

Мазуров. Опять-таки, роль куратора наполняется социальной ответственностью. Вот Леша делал фестиваль, потом оказалось, что какая-то часть московской кинокритической тусовки дополнительные надежды на него возлагает. Теперь он отвечает за это гнездо людей, которые ему верят.

Медведев. Если говорить о социальной ответственности, то только в одном смысле. Я в какой-то момент ощутил, что должен методом примера доказать, что в России в принципе возможен нормальный, интересный, неплохо организованный кинофестиваль. Я езжу по другим фестивалям и вижу, какое огромное количество труда вкладывают мои друзья – например, команда, которая делает Карловы Вары. Им удалось местечковый фестиваль поднять до европейского уровня.

Мазуров. С бюджетом в шесть миллионов евро это можно сделать.

Медведев. Иногда и бюджет не помогает. Так вот, я хотел показать, что можно на локальном участке собрать осмысленную программу, привезти людей. Не для того, чтобы они прошли по красной дорожке: заплатили 50 штук евро – и Катрин Денёв вся ваша. Привезти людей, которым самим будет интересно приехать. Если нам удалось сделать так, что Кире Георгиевне захотелось приехать…

– Как вам это удалось, кстати?

Мазуров. Она честно ответила на этот вопрос на пресс-конференции: «Я так долго от всего отказывалась, что, наверное, все подумали, что я умерла».

Медведев. Да, решила сообщить городу и миру, что она жива. Думаю, кто-то из общих друзей помог. Когда я ей позвонил, у меня было впечатление, что она уже знала о фестивале, названном в честь ее фильма.

Мазуров. Люди приезжают на фестиваль для чего? Не для того, чтобы по Москве походить. Фестиваль – площадка коммуникации посредством кино. Этой коммуникации часто не случается. Написать новость, навешать пустых информационных словес очень просто. А рассмотреть явление и личность по сути, зачем это сделано…

Критик, который по улицам гуляет между показами, он тоже должен быть немного куратором. Нести ответственность за то, что выбирает. Когда депрофессионализировалась критика, когда пришло огромное количество людей, которые кино не любят, но вынуждены о нем писать, опираясь на что-то большое и толстое (а это была реклама американских фильмов!), – разбаловались профессиональные критики. Подумали, что так можно. Вошло в привычку.

– На самом деле все должно работать как многоступенчатая система агрегации контента. Куратор отбирает на одном уровне, критик – на другом.

Мазуров. Критик не должен быть флюгером. Не должен механически обрабатывать материал, как носильщик: привезли товар – перебросил. Выбирать должен – что бросать, а что нет.

Медведев. Я чего-то давно молчу. Знаете, почему? Тема, конечно, печальная – критики. Что еще важно? У нас современных СМИ не так уж много. Кинокритическая рецензия может быть товаром. Журнал «Афиша», как к нему ни относись, современное СМИ, в котором кинорецензия занимает важное место. Покупая этот журнал, читатель во многом рассчитывает узнать мнение Романа Волобуева или Станислава Зельвенского. Это вещь, которая хоть как-то, но работает. А вот представить себе, что кто-то покупает «Российскую газету» или даже уважаемую и любимую мной газету «Время новостей» для того, чтобы прочитать рецензию Станислава Ф. Ростоцкого… Уже невозможно. Это отделы культуры, маргинализированные в рамках модели старой советской прессы, как бы доживающей свои последние годы… Но в России, как мы знаем, нет ничего более постоянного, чем состояние «при смерти». Так эти газеты будут еще и пять, и десять лет существовать.

Мазуров. Когда я анализировал прессу по фестивалю, то заметил, что все самое интересное было написано или непрофессионалами, блогерами – они и мастер-классы анализировали, развернуто, без лени, без опечаток (то есть человек еще подредактировал себя). Или совершенно неожиданными молодыми людьми, которые подходили к Бартасу, брали интервью… Я слушал краем уха, было интересно слушать.

Медведев. У нас в последний день неожиданно состоялось одно из самых осмысленных событий фестиваля – круглый стол по безбюджетному кино. По всей проблематике, связанной с тем, что есть человек, энтузиаст, который любой ценой хочет снять фильм. Там были Сережа Лобан, Паша Бардин, Наталья Беляускене, Аксинья Курина из альманаха «Мудаки», Майкл Роу, наш член жюри. Самый подробный отклик я нашел, действительно, в каких-то Живых Журналах. Была размещена куча фотографий, были по памяти приведены цитаты. Господи, какие же благодарные люди, которым не лень…

– Собственно, ты, Алексей, и раньше вытаскивал этих подпольщиков на поверхность. В прошлом году, например, взял в конкурс Константина Селиверстова. Антона пинали за то, что он включил в программу «Днепр» Александра Шапиро и «Рафаила Пироне» Ярослава Добронравова. Пинали незаслуженно, поскольку выбор совершенно в традициях «2morrow».

Мазуров. Пресса это направление не поддерживает. «Башне» больше повезло, потому что там есть какой-то политический контекст. А просто так про кино написать – десять раз подумают. Почему? А молодые поддержали, потому что они незашоренные. Послушайте, о чем говорят между собой критики. Какой пресс-показ был и на какой они еще успеют. О качестве проекции.

– Качество проекции – это важно.

Мазуров. Да, качество проекции – это важно. Но они очень редко говорят о кино. «А ты успеваешь на Атанесяна?» – «А сегодня еще два пресс-показа». Выплескивается ребенок вместе с водой. И жюри на обоих фестивалях не поддержало отечественного производителя. Обидно не из патриотических соображений, а потому, что мы единственные, кто показывает такого рода кино, «Рафаилов Пироне», Селиверстовых...

Медведев. Очень было жалко, что в свое время «Падение в небеса» Натальи Митрошиной не получило приз. Что касается «Башни», то с ней случился один из тех парадоксов, которые изредка подбрасывает окружающая реальность. Этот фильм просто возненавидело жюри – и большое, и блогеров. Я прочитал массу отрицательных отзывов, что меня удивило. Маленькая, симпатичная 37-минутная штука, смешная, оригинальная по форме, – чего вам надо? чего вы ругаетесь?

– Кирил Асс на «Сеансе» написал…

Медведев. ... целый труд на «Сеансе» – о том, что у них чего-то не хватает, чего-то недостаточно… Слушайте, этот фильм настолько необычен, своеобразен, что он может быть сделан только так, и никак иначе. Нельзя сказать, что нужно лучше петь, лучше играть или переписать текст. То, что он вызывал всплеск агрессии… Ей-богу, даже не хочется прибегать к фрейдистским объяснениям, но, кажется, люди бессознательно чувствуют свою ответственность за то, что сами не обладают ни гражданской позицией, ни социальным мышлением…

Мазуров. Это ведь еще и какой-то протест большого, «настоящего» кино против любительского, как бы ненастоящего. То же самое произошло с «Рафаилом Пироне» – ни главное жюри, ни жюри молодых критиков не приняли этот фильм, «фильм, найденный на помойке» (как у Годара). Я посмотрел его и получил чистое человеческое удовольствие. Потом познакомился с режиссером и получил еще большее удовольствие. Загонять такое кино в формат «Дебошира» нельзя, надо, чтобы оно коммуницировало с нами.

– Что это вообще за тип режиссера, снимающего без бюджета, на чистом энтузиазме?

Мазуров. Фильм начинает стучаться изнутри. Добронравов работал в Сан-Франциско, в артхаусном кинотеатре, и работает до сих пор. Он смотрел кино, и в какой-то момент фильм начал стучаться. И он абсолютно честно поехал снимать в Питер, потому что фильм стучался оттуда.

Медведев. Мы на круглом столе почти три часа об этом говорили, пригласили подпольных кинематографистов или тех, кто был подпольщиком и вышел на поверхность. Вот есть Константин Селиверстов (который благодаря Антону даже в прокат выходил) – он уже десять фильмов снял со своей группой поддержки.

Мазуров. Да что прокат, мы шикарный DVD издали, в серии «Бархатное подполье» – и «Женитьбу», и «Сцены из жизни богемы».

Медеведев. Я хотел его новый фильм «Клубничная поляна» взять в конкурс, но он, к сожалению, уже был на грани профессиональной допустимости по звуку. Не было возможности его толком озвучить, Селиверстов все забил музыкой. На показе набился полный зал, люди смеялись – у этого кино есть зритель, какая-то возможность выхода на более широкую аудиторию. Я даже думаю, сейчас пораздавать дисков – может быть, кому-нибудь наконец придет в голову дать Косте хотя бы полмиллиона долларов, ломовая комедия про порнобизнес может получиться. Или фильм Натальи Беляускене, «Печатников, дом 3» – он прошел в короткометражном конкурсе «Кинотавра», никто про него не помнит, не знает. А попадись такой сюжет Мишелю Гондри, был бы очередной мировой артхаусный хит.

Мазуров. Это то, о чем я постоянно говорю, – отсутствие благотворной культурной среды. Вот ее критика в значительной степени создавать и должна.

Медведев. Хочется, чтобы эти люди хоть как-то друг с другом познакомились. У меня на круглом столе они обрадовались, стали друг другу диски дарить.

– В этом году вы оба включили в основной конкурс короткометражные фильмы, которые можно было бы показывать не на фестивале, а, скажем, в галерее. Работа «ПРОВМЫЗы» была у Антона, «Башня» – у Леши. Вы правда верите в то, что это какое-то будущее кинематографа?

Мазуров. Как минимум оно существует, а фестиваль – площадка, которая должна с этим знакомить. По-моему, это очевидный тренд, этого и такого становится больше, а если становится больше, то чисто механически повышается возможность того, что там появится что-то интересное.

Медведев. Девиз нашего фестиваля в этом году был – мутации. Мутирует ведь не только кинематограф – между игровым и неигровым, коммерческим и некоммерческим. Мутирует еще и способ показа авторского кино. Действительно, прокат в артхаусных кинотеатрах двумя-тремя копиями, в российских тем более условиях…

Мазуров. Меньше зрителей собирает, чем на фестивалях.

Медведев. Одна из форм этой мутации – то, что раньше существовало только в прокате, теперь раздваивается, растраивается и даже распятеряется. Кино начинает существовать в пространстве музея (Музея кино, которого у нас уже давно нет), галереи, клуба; в сети, где когда-нибудь оно, может быть, станет платным.

Мазуров. Мы выкладывали два фильма – тысячи просмотров.

Медведев. Да. И в пространстве собственно фестиваля, который имеет потенциал стать круглогодичной площадкой, постоянно функционирующей и продвигающей на рынок то кино, которое нравится куратору. Именно поэтому все, что бытует в этих пространствах, чисто механически оказывается на одной территории с кино. Естественно, это приводит и к стилистическим сближениям. У нас это с самого начала было: мы на первом фестивале «2morrow» показывали как раз Флигауфа, «Млечный путь» – это уже была работа, которая существовала и в пространстве кинотеатра, и в пространстве галереи. В этом году тоже была попытка, может быть, шероховатая, но многообещающая: я, собственно говоря, хотел «Карамай» представить как инсталляцию.

– Несмотря на ваш собственный энтузиазм, желание что-то делать, на обоих фестивалях были как аншлаги, так и пустующие залы. Для кого вы вообще это делаете, кроме самих себя?

Мазуров. Фестиваль делается для живых людей, для тех, кто хочет. Я все время говорю о том, что жевать надо самому. Фестиваль – для тех, кто хочет жевать. Если у людей нет вопросов к жизни, мы ничем не сможем им помочь. Есть те, кто просто умирает, а есть академик Павлов, который собирает студентов и рассказывает: «Вот палец ноги похолодел. Вот ступня похолодела». И делает из этого лекцию – про смерть. Мы можем бить в колокол, но если они не реагируют на звук?

Медведев. Я на все это не так пессимистично смотрю. Это известная тема, что мы ленивы и нелюбопытны. Надо постоянно работать. Напоминать людям про то, какое кино им может понравиться.

Мазуров. Сегмент нашей аудитории сужается. Мы существуем в агрессивной среде, в которой благотворное культурное пространство на уровне политики не сложилось. Мы действуем в меру своих возможностей и сил, а они невелики. От моего настроения, психологического состояния может зависеть прокат моего фильма, каким бы хорошим он ни был. Если я не вложу в него дополнительно какую-то энергию, он провалится, не будет замечен.

– Еще один вопрос, который возник у многих: вы не жалеете, что не развели свои мероприятия по времени? Не слишком ли утомительно для публики – два похожих фестиваля, идущие один за другим?

Медведев. Даты мы определили еще в январе, когда велись переговоры и было непонятно, кто чем будет заниматься. А в марте, когда все решилось, мы с Антоном долго обсуждали все плюсы и минусы того, что будем делать два близких по ощущению фестиваля.

Мазуров. Я, возможно, абсурдную вещь скажу. Можно, конечно, разводить фестивали по времени: один весной, другой осенью. Но единственная на сегодняшний день конструктивная идея – объединить их в один. «Два в одном» наполнятся конкретным смыслом и приведут нас в «Завтра».

– И все-таки, сейчас вы не жалеете, что фестивали прошли один за другим?

Мазуров. Я – нет, потому что это была экспериментальная для меня вещь. Мне было интересно.

Медведев. Я не считаю, что публика устает; такого эффекта нет. Просто немножко глупо, когда два похожих фестиваля проходят в одном и том же месте подряд. Но это минимальные логистические проблемы, которые легко разрешить.

– А будут ли оба фестиваля на следующий год? – вот в чем вопрос.

Медведев. Я скорее оптимист: не будет этого фестиваля, будет что-то новое. Людей, которые умеют собирать программу, у нас считаные единицы. Предложение сейчас очень выросло, многие регионы и организации хотят примкнуть к фестивальному движению. Я без работы не останусь.

Мазуров. Идея объединения кажется тебе абсурдной, невозможной?

Медведев. А как мы объединимся? Я же ведь кроме как главным быть не согласен.

Мазуров. Два программера ведут два разных направления. Разделение по авторским программам.

Медведев. В принципе это возможно. Я об этом не думал, но это возможно.