Несносное «Платье» ван Вармердама

В кинотеатре «Художественный» идет «Абель» (1986) Алекса ван Вармердама, через неделю выйдет его же «Платье» (1996) — почти андерсеновская история одной вещи, а на самом деле чистый макабр

Имена:  Алекс ван Вармердам

В 2004 году приехавшая в Россию (на ММКФ) ретроспектива голландца Алекса ван Вармердама наделала если не шуму, то хотя бы шороху. И понятно было отчего. На фоне громогласных и, в общем, бульварных киномонстров (открывали и закрывали фестиваль «Убить Билла» и «Ночной дозор» соответственно) тихие, ядовитые фильмы Вармердама выглядели вызывающе.

Пока одни авторы пускались в громовой пляс, а другие разводили зрителя на дешевую соленую слезу, железный ван Вармердам — между прочим, дизайнер по первой своей профессии — демонстрировал кино сдержанное, бескомпромиссное и хирургически точное. Элементарное и достаточное во всех смыслах кино, работающее как автомат.

Сам режиссер, стало быть, тот, кто этот автомат собирает. Аналогия вроде бы жульническая, но в случае ван Вармердама, кажется, точная. Его кино — это именно искусство дизайна и сборки, торжество функциональности.

На стене одной из станций стокгольмского метро есть надпись, посвященная Карлу Линнею: Deus creavit Linnaeus disposuit (т.е. «Бог создал, Линней расположил»). То же самое можно сказать и о принципе работы Алекса ван Вармердама, который каждый раз из одного и того же набора исходных элементов собирает конструкцию, сначала занимающую своим формальным совершенством, затем обезоруживающую неприкрытым цинизмом и в конце концов каким-то непонятным чудесным трюком пробуждающую в зрителе железного скептика. Миры Вармердама герметичны — ни добавить, ни прибавить. Его герои живут словно в коробке. При этом вектор движения самого режиссера всегда изнутри наружу, к свету. Если в дебютном «Абеле» (1986) его герой с грехом пополам выбирался из комнаты (окно которой становилось буквально окном в мир), то уже в «Северянах» (1992) место действия расширялось до крохотного, но все же городка. «Платье» (1996) кружило по всей Голландии, герои «Новых сказок братьев Гримм» выехали за границу, а титульный персонаж «Официанта» и вовсе обнаружил, что где-то рядом живет господин автор, сочинивший его мутную жизнь.

«Платье», как и остальные фильмы Вармердама, скроено по абсурдным, но все же интуитивно понятным, прозрачным правилам. На уровне сюжета — это всего лишь фильм-эстафета под стать «Халявщику» (Slacker) Ричарда Линклейтера или «Дню полнолуния» Карена Шахназарова. Там тоже персонажи цеплялись один за другого — как бы не по воле рассказчика, не по превратности истории, а по случайности, без видимых причин и последствий.

У Вармердама сюжет склеивается воедино путешествием синего летнего платья из одних рук в другие. Метафора лобовая: Вармердам прослеживает путь от рождения тряпки на фабрике до смерти в государственном крематории. И будь на месте главного героя нож или пистолет, нет уверенности, что у Вармердама вышла бы более жесткая история. Уже на уровне идеи платье становится катализатором возмущения в тишайшей окружающей среде: межнациональная драка индуса-меломана с голландцами-рабочими под окнами художника по тканям провоцирует появление веселеньких листочков на материи, а пара ружейных выстрелов в непокорную любовницу подвигает модельера на фривольный вырез.

От одежды с такими исходными данными хорошего ждать не приходится. Своим владельцам готовое платье несет в лучшем случае смятение чувств, эротическое возбуждение и сексуальное насилие, в худшем — смерть. Ударили — вини платье, лезут под подол — опять оно виновато. Собственно фильм — цепь мрачных и одновременно анекдотических событий, причиной и следствием которых становится ситцевый наряд. В закупоренной банке Вармердамова мирка персонажи сталкиваются, словно молекулы. Каждая встреча случайна и сулит стремительное расставание. Некоторым из героев даже в кадре не обязательно появляться. Одна слепая (как вармердамовский же Абель) боится высунуть нос из дому и выслушивает из-за двери долгий рассказ о том, как именно выглядит злополучное платье, — зрителю от нее остается только голос.

Нехватка, ощутимый дефицит человека и человеческого для голландца становится центральной темой. Как у Гоголя Нос гулял по улицам без своего хозяина, так у Вармердама по городку разгуливает Платье. Человек не требуется. Человек здесь в лучшем случае — наблюдатель, который может либо выглянуть из окошка (как герой «Абеля»), или заглянуть в него (как герои «Северян»). Человек автоматизирован и поглощен рутиной повседневной жизни, не подразумевающей отклонений. Для такого случайное и часто жестокое столкновение с Другим — единственный способ высечь из себя хоть какую-то искру человечности. Один из тех, кто пока еще искрит в «Платье», — извращенец-контролер, сыгранный самим режиссером. Этот сексуальный маньяк, домогающийся каждой встречной-поперечной со словами «я хороший парень, я нормальный», — абсолютное выражение авторской позиции.

Невозможно остаться нормальным в ненормальном мире. В ненормальном мире можно только запереться Абелем (также в исполнении Вармердама) в темной комнате с биноклем в руках, отгородиться от всего хотя бы оконным стеклом.

Выбравшись на волю в «Абеле», в других своих фильмах себе самому ван Вармердам поручает показательных персонажей. Контролер в «Платье», почтальон в «Северянах», официант соответственно в «Официанте». Это не люди, а крохотные боги, распоряжающиеся транспортом, информацией, едой. Они отвечают за ту повседневность, которую знает европеец. И что-то в этой повседневности не так, если официант не может управиться с пивным краном, почтальон перлюстрирует почту, а контролер не способен контролировать даже самого себя.


От редакции. В своем новом, только что показанном на Венецианском фестивале фильме «Последние дни Эммы Бланк» Алекс ван Вармердам играет собаку.