Станислав Говорухин: «Все стало другим!»

Легендарный режиссер и злодей из «Ассы» против новых Банананов

Имена:  Станислав Говорухин

В российском кино есть святые и праведники, козлища и агнцы, партизаны, юродивые и успешные функционеры, апологеты народного кино и тихие художники — все они конкурируют друг с другом за государственные бюджеты, поскольку лишь единицы отваживаются искать альтернативные источники финансирования. Крест у кинобюджетников общий, но методы, поступки и публичные проявления отличаются. В своей колонке журналист КСЕНИЯ ПРИЛЕПСКАЯ, хорошо знакомая с российским кинопроизводством изнутри, постарается понять священных чудовищ российского кинематографа, тех, кто вызывает у наблюдателей самую противоречивую реакцию — от иронии до негодования.

Весь год кинематографическое сообщество трещало по швам — после «Кинотавра» к расколу на сторонников и противников Михалкова прибавился так называемый «конфликт поколений». На июньских слушаниях в Комитете по культуре Государственной думы Станислав Говорухин обвинил своих молодых коллег (в частности, Алексея Мизгирева, Василия Сигарева, режиссеров альманаха «Короткое замыкание») в непрофессионализме, очернительстве российской действительности на потребу западной публике и злоупотреблении ненормативной лексикой. В стенах парламента легендарный создатель фильмов «Место встречи изменить нельзя», «Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна», «Так жить нельзя», «Россия, которую мы потеряли» в некотором смысле снова сыграл Крымова из соловьевской «Ассы» — взрослого сильного человека, с легкостью устраняющего помеху в виде молодого чудака с сережкой в ухе («Ну уж нет, мы не Банананы!» — воскликнул недавно один из молодых кинематографистов в частной беседе). Ксения Прилепская попыталась узнать о классике позднесоветского и перестроечного кинематографа больше и поговорила с Говорухиным вскоре после выхода его собственного фильма — экранизации повести Станюковича «Пассажирка», про одинокую женщину, плывущую из Америки в Россию на военном корабле. Кроме того, своим мнением о товарище и оппоненте по просьбе OPENSPACE.RU поделились Сергей Соловьев, Алексей Мизгирев, Светлана Ходченкова, Ситора Алиева и Кирилл Разлогов.

— Куда сейчас движется русское кино и какая его главная проблема?

— Кино, не только русское, движется, мне кажется, в никуда. Потому что кино снимается таким, каким его хочет видеть потребитель. А кто сегодня потребитель? Кто на 90% составляет публику в кинотеатрах? Тинейджеры, небольшой процент студенческой молодежи, иногда грамотной, иногда безграмотной, и откровенные дебилы — попкорновая публика, которая уходит за пивом, возвращается, спрашивает, что там произошло за это время, громко разговаривает по мобильному. Они не в состоянии следить за остроумной вязью диалогов, их не интересует логика, им нужно, чтоб все двигалось, стреляло, взрывалось. Пока такой зритель сидит в кинотеатрах, ему будут продолжать делать такие фильмы. И не только в России. Американские режиссеры не стесняясь говорят, что снимают кино для цветного подростка четырнадцати лет. И мы снимаем кино для аналогичного подростка. Продюсер идет на поводу у зрителя, потому что хочет заработать. Публика в кинотеатрах, да и вся ситуация изменятся, только если государство возьмется за ум. Произойдет это не раньше чем через несколько лет. Сначала государство должно понять, что главное — дети, что их нужно кормить качественной материальной и духовной пищей, что они должны расти не на криминальной улице и учиться в нормальной школе с учителями, которые не бедствуют... Страна, где нищенствует учитель, вообще не имеет права на выживание.

— То, что называется артхаусом сейчас, вы как оцениваете?

— Я слышал такое слово, но не могу понять его этимологию. Артхаус. Хаус — дом. Арт — это искусство. Ну и что?

— В частности, этим словом принято обозначать противовес мейнстриму, попкорновому кино, о котором вы говорите.

— Это не противовес. Это то же самое, только нечестное. Вот и все. Та же пакость, еще более вонючая, этот артхаус. Я уже не могу видеть эту живопись современную, эти селедки бесконечные, вытянутые уродливые дебильные лица... А они же ничего иного на Западе уже не понимают. Если мы заговорили о живописи — вы думаете, у нас существует школа пейзажа? У нас кто-нибудь может написать пейзаж так, как писали Коровин, Серов, Куинджи, Репин, Шишкин, Федор Васильев? Никто! И все сразу — в артхаус.

— Ну а как же, новое время — новые формы.

— Какие «новые»? Я недавно был в Париже, огромная очередь на «малых голландцев». Крохотные миниатюрки, написанные тонкой кисточкой, — кто это может сейчас сделать? Даже художников таких нет. Сейчас полотно — огромное! Потому что все это рассчитано на новых русских. Для больших патио, для огромных залов. Гигантское полотно, а на нем что-то в необычном ракурсе, с вытянутыми лицами... В общем, что-то а-ля Пикассо или Матисс. Ничего своего, абсолютно.

— Может быть, просто разрыв поколений сказывается? Ведь еще в V веке до нашей эры писали: «Молодежь не понимает старших, делает странные вещи, и куда все катится, непонятно...»

— И это тоже, конечно. Но для того чтобы я так рассуждал, есть и объективные причины. Например, наша страна пережила две тяжелейшие революции за последние 20 лет и нравственную революцию. Более-менее недавно была еще нормальная школа — ну лет тридцать назад, так точно. Нормальные учителя, у которых было призвание быть учителем. Мужчины-учителя. Вчера еще парень с девушкой могли по улице гулять спокойно, целоваться всю ночь. А сегодня даже на улице нельзя показаться человеку с неугодным для этой шпаны разрезом глаз или цветом кожи. Вчера еще все читали книжки, у людей были великие духовные педагоги — сегодня же все сидят в интернете, не знают, с какого конца книга открывается, не знают запаха переплета. Все стало другим! Вчера еще все понимали музыку, а сегодня ничего, кроме ритма! Молодые люди даже простую мелодию уже не ловят, только ритм, как туземцы. А еще кольцо в нос и бой тамтамов — всё! Меня одна девица искренне и удивленно спрашивала: да неужели вам нравится, неужели это может нравиться, имея в виду Чайковского, Бетховена, Моцарта...

— Сейчас как раз хотят больше уроков физкультуры ввести в школе — за счет других предметов, естественно...

— Да. Была великая шахматная держава. Весь мир изучает шахматы. Индия, Китай — все играют в шахматы. Шахматы изучают в школе, потому что они развивают мышление, мозг начинает работать, развивают память, а память — это вечная молодость. А у нас сегодня не знают, как фигуры ходят! В бывшей шахматной державе, где играли все, вся страна играла, везде — в таксопарках, в научно-исследовательских институтах, на бульварах, в самолете, в поезде, всюду! Сейчас никто не умеет даже двигать фигуры.

— А почему же так мало снимают детского и юношеского кино сейчас в России? Если вообще снимают.

— Снимают, но мало, а если и снимают, то его никто не прокатывает. Я вот, например, потратил полгода жизни, снимался в потрясающем детском фильме, назывался он «Радости и печали маленького лорда». Кто его видел? Потрясающая картина, потрясающая! Он и на экранах-то не был толком. Может, и был, всего в двух кинотеатрах, потому что кто его пойдет смотреть? Ни рекламы, ничего... Сегодня, чтобы заставить пойти посмотреть детский фильм, нужно столько же денег, сколько и на взрослый. Во-первых — чтобы снять, а во-вторых — на рекламу. Недавно в прокат вышел мой фильм «Пассажирка» — кто на него пойдет? Один плакатик на всю Москву! Здесь-то нам Лужков помог, а в Смоленске, Калининграде, других городах не будет и плакатика, никто не пойдет на это кино, никто! А на «Маленького лорда» нужно было те же 5—10 миллионов долларов — только на рекламу. Так что... никакого детского кино у нас не будет, как не будет детской литературы. И чем быстрее мы все это поймем, тем быстрее государство перестроится.

— Что должно произойти, чтобы государство взялось за ум?

— Оно не возьмется. По крайней мере, в обозримом будущем. Потому что я еще даже и намека не слышал на понимание главной проблемы. А главная проблема — дети.

— А с правительством Москвы отношения у вас хорошие?

— Хорошие. С Лужковым мы, можно сказать, одной крови. Я его понимаю. Он понимает меня.

— Что будет к следующему «Кинотавру», ваш прогноз?

— Я на следующий «Кинотавр» просто не поеду, мне этого вот так хватило! Я столько нахлебался этого дерьма, сидя в кинозале, что сказал — нет. Если вот это и есть новое кино, то я проживу на старом. Лучше посмотрю два раза «Я шагаю по Москве», чем буду глядеть этот изворот и пакость, «Волчок» какой-нибудь...

— При всем при этом молодых режиссеров зовут на международные фестивали, высоко оценивают их работу...

— Пра-авильно! Потому что это специальный поток кинематографа, рассчитанный на западные кинофестивали. Потому что западные интеллектуалы, которые сидят в залах фестивалей, хотят видеть Россию такой, какой они себе ее представляют, — невежественной, грубой, агрессивной, дикой азиатской страной! Это они и видят, потому что в таких фильмах все герои — дебилы!