«Подмена» Клинта Иствуда

Что такое новый фильм американского режиссера — трагедия или циничная манипуляция?

Имена:  Клинт Иствуд

ЗА
Мур Соболева

Честно говоря, идея закрывать фестиваль независимого американского кино «Амфест» масштабным фильмом с Анджелиной Джоли в главной роли представлялась несколько странной. Но, как оказалось, более логичного фильма для церемонии закрытия и представить себе невозможно. Суперзвезда Иствуд и символ голливудского гламура Джоли сделали вместе такое независимое и мощное кино, до которого никакому «мамблкору» не допрыгнуть никогда.

The True Story — это титр вместо стандартного «основано на реальных событиях». В марте 1928 года лос-анджелесская мать-одиночка Кристин Коллинз, работающая супервайзером в телефонной компании, уходит из дому, оставляя девятилетнего сына Уолтера одного. Сегодня суббота — по субботам Уолтер не учится, а Кристин нужно на работу. Придя домой, она обнаруживает, что сына нет; она звонит в полицию, но полиция принимает такие запросы только через 24 часа после предполагаемого исчезновения ребенка, потому что дети, вы же понимаете, имеют обыкновение убегать из дома. «Но Уолтер бы так не поступил», — возражает Коллинз. На том конце телефонной линии устало вздыхают: мэм, все родители так говорят.

Это только начало. Если бы эта история не была так ужасающе реальна — сценарист Джей Майкл Стражински через каждые пять-десять страниц печатного текста вставлял фотокопии газетных новостей и судебных документов, — Иствуда наверняка обвинили бы в нагнетании драматизма, бессовестной эксплуатации темы и притягивании фактуры за уши. Его и так уже обвиняют: нельзя же так со зрителем, это же запрещенные приемы.

Но нельзя было бы в том случае, если бы Иствуд все это придумал для «Оскаров» и собственного развлечения. Стражински, газетчик, переквалифицировавшийся в сценариста, на эту историю наткнулся случайно — его бывший источник в муниципалитете позвонил с сообщением, что в городском совете собираются сжигать архивы, и среди этих архивов он нашел нечто, что Стражински должен увидеть. Внимание муниципального чиновника привлекли приготовленные к сожжению протоколы дела Коллинз, — дела, которое стало национальной сенсацией, но через какое-то время поблекло и отошло в небытие, когда его сменили другие будоражащие кровь преступления, на которые горазд Лос-Анджелес. О Коллинз все забыли, кроме нескольких криминальных репортеров, специализирующихся на историях из прошлого. «Я просто хотел напомнить и почтить то, что сделала Кристин Коллинз», — говорит Стражински.

Один мой коллега, с которым мы созвонились минут через десять после окончания фильма — раньше как-то не хочется разговаривать, если честно, — сказал, что, несмотря на всю мощь иствудовского кино, он не рекомендовал бы его никому. Я бы, напротив, рекомендовала этот фильм всем и каждому, включила бы его в образовательные кинопрограммы для взрослых. О «Подмене» нельзя рассуждать в категориях «понравилось» или «не понравилось»: не может нравиться (или не нравиться) Библия, гроза или вечерние новости; это факт жизни. «Подмена» — это такой же факт жизни, кусок правды, каким-то невероятным образом попавший на экран. Нельзя сказать, что почти что два с половиной часа, которые идет «Подмена», пролетают как одно мгновение. Это крупное во всех смыслах этого слова произведение; оно давит, заполняя собой время и пространство вокруг, но пошевелиться или даже просто перевести дыхание не дает все свои почти что два с половиной часа.

Иствуд, ставший мастером экшена, еще когда не родилась большая часть нынешних рецензентов и зрителей «Подмены», сейчас держит зал одними крупными планами, где половина лица почти всегда оказывается в тени, одной музыкой (которую пишет сам, к слову сказать), одной панорамой улицы, снятой сверху и чуть сбоку. Его минималистичное мастерство настолько отточено, что не бросается в глаза. Иствуд, нигде не впадающий в драму и крик, весь фильм снимает в приглушенных серо-коричневых тонах, через дождь, через зернистое стекло дома Коллинзов; единственное яркое пятно — это накрашенные карминно-красным губы Джоли. Помада ей не идет в привычном понимании этого слова, подчеркивая излишне крупные черты лица под круглой шляпкой, и Джоли оказывается абсолютно на своем месте — не знаменитостью, попавшей в центр голливудской постановки, а реальной женщиной Кристин Коллинз. Эта работа, наверное, лучшая на сегодняшний день в ее карьере — роль, ни на секунду не дающая сопоставить эту женщину с какой-то далекой героиней обложек; роль, в которой нет ни капли фальши. Джоли в интервью говорит, что, прочитав сценарий, она ужаснулась и отказалась, потому что не хотела переживать то, что переживает ее героиня, не хотела себе представлять, что нечто подобное может случиться с кем-то из ее детей. Но история ее так и не отпустила; она говорит также, что ей особенно интересны реакции других матерей. Это вопрос личного опыта, и ни одна актриса, даже самая выдающаяся, у которой детей нет, наверное, не смогла бы так сыграть — прожить — роль Кристин Коллинз. Да простит меня любезный читатель за такой шовинизм, но люди бездетные почувствуют этот фильм — на физиологическом уровне — совершенно иначе, нежели те, у кого дети есть.

Очень хотелось бы говорить об этом кино так же, как оно снято, — без пафоса и не впадая в раж. Сказать, что это фильм не о материнской любви, и не о борьбе человека с системой, и не о проблемах государственности, и не о безысходности жизни. Что фильм — обо всем этом и о гораздо большем и что, как в любом великом произведении, каждый найдет в нем что-то свое. Очень хотелось бы, чтобы это не звучало напыщенно, но для того, чтобы так говорить, нужно, наверное, быть пожилым американским джентльменом и что-то такое знать про жизнь. Иствуд, серьезный и беспощадный, как всякий пророк, с каждым новым фильмом демонстрирует все более чистый нравственный камертон — не ударяясь ни в маразм, ни в морализм, демонстрируя четкие идеи и тем не менее оставляя свободный финал, не стараясь завершить и объяснить судьбу каждого из героев. Не закончить трагедию в некотором смысле даже еще более жестоко, чем эту трагедию показать. Когда финал очевиден, то понятен и вывод, и выход. Но Иствуд этого не делает — поэтому «Подмена», наверное, даже более глубокое произведение, чем его предыдущая «Малышка за миллион»: здесь в конечном итоге все оказывается как в жизни — по-настоящему.