«Что, если режиссер окажется сумасшедшим?»

Режиссер Эдгар Бартенев и продюсер Светлана Кучмаева о том, как они делили фильм «Голуби при потоках вод»

Имена:  Светлана Кучмаева · Эдгар Бартенев

На открывшемся в понедельник архивном фестивале «Полка. Освобожденное кино» режиссер Эдгар Бартенев выступил перед журналистами с официальным заявлением: его фильм уже в наши дни положили на полку.

Читать!

• 4 года с OPENSPACE.RU: Best of the Best
• Юровский об опере «Мастер и Маргарита»
• Заветные желания наших авторов и коллег
• Сергей Жадан. Ворошиловград
• Лена Катина: «Эти песни надо петь пожизненно»

Режиссера, ученика Алексея Германа, отстранили от работы над полнометражным игровым дебютом, лентой «Голуби при потоках вод». Продюсер компании «Валдай» Светлана Кучмаева объяснила отстранение Бартенева от монтажа и озвучания фильма тем, что он не укладывается в сроки. ИВАН ЧУВИЛЯЕВ попросил режиссера и продюсера изложить свою версию событий.


Эдгар БАРТЕНЕВ

Я надеялся (и мне было обещано продюсером), что в декабре прошлого года мой фильм «Голуби при потоках чистых вод» будет запущен в производство. Но реальный старт случился 1 марта 2011 года. Всего лишь месяц подготовки, месяц съемок, потом монтаж. А 18 июля, когда практически был закончен монтаж, меня уволили. Причина — «не держу сроков». В итоге перед Минкультом продюсер будет отчитываться 90-минутной монтажной болванкой, к которой я не имею отношения, которая была озвучена без моего участия. Я же хочу фильм, за который мне будет не стыдно перед зрителем.

Представление о костяке съемочной группы сложилось где-то в середине ноября. И 1 декабря ничто не мешало стартовать. Но дальше начались заминки и оттяжки. То продюсер во Франции по делам, то где-то еще. То, мол, нужна надежная административная команда в Питере, а ее нет. Потом появились претензии по сценарию. Точнее, не по сценарию, а по количеству страниц и форме записи. С Кучмаевой (хотя ведь она продюсер) ни разу не было никакого обсуждения истории, которую она взялась продюсировать. Ее все всегда устраивало, кроме количества страниц. По поводу первой версии, поданной на господдержку, она говорила, что надо расширить, по поводу второй, окончательной, — что сократить. Единственный раз, после того как я попросил уточнить, что, с ее точки зрения, называется сценарием, Кучмаева выслала мне по электронной почте трехстраничную рецензию на сценарий, написанную редактором кинокартины, которого я не знаю. Рецензия была комплиментарной, а несколько критических замечаний — несущественными. Сама Кучмаева ни разу не вспоминала про эти замечания и тем более никогда не настаивала на том, что их следует учесть.

Экспертиза показала, что реализация сценария будет стоить порядка 30 млн рублей. Меня это вполне устраивало, так как общий бюджет фильма должен был составлять около 36 млн рублей. Но Кучмаева говорила, что она таких денег никогда не найдет и что Министерство культуры РФ выделило на кинопроект гораздо меньше объявленной по лоту суммы в 25 млн рублей. Она называла мне и моим коллегам сначала сумму в 21 млн рублей, потом в 19 млн, а к январю 2011 года — в 16 млн рублей, а потом говорила, что и этих денег у нее нет и что спасти положение может лишь сопродюсер, поиском которого она активно занимается.

Однако не прошло и двух недель, как все закончилось. Кучмаева не оформляла письменного договора с исполнительным продюсером и требовала в качестве условия для начала работ и заключения договоров законченную смету подготовительного и съемочного периода. Коллеги терпеливо ей объясняли, что смета не может появиться до окончания подготовительного периода — в ней должны учитываться все реальные расходы. На что Кучмаева говорила и писала, что она работает как-то по-другому.

В итоге в середине февраля она вызвала меня в Москву и поставила перед фактом: если я хочу снять кино, то приглашенных мной людей на картине не будет, право выбора всей администрации и творческого коллектива она оставляет исключительно за собой. И это свое обещание сдержала: на съемочной площадке у меня было очень мало соратников и единомышленников.

Подготовка к картине, естественно, денег стоит. И шести месяцев препродакшна, как прописывается в государственных контрактах, в наше время практически не бывает. Но изначально была устная договоренность с продюсером, что подготовительный период будет длиться как минимум три месяца. Однако в реальности продюсер внесла свои волевые правки. Вместо шести месяцев подготовительного периода — один, вместо двух месяцев съемочного периода — один месяц. Неполноценная поспешная подготовка и съемки в экстремально сжатые сроки, естественно, увеличивают длительность и трудности монтажно-тонировочного периода, это понимает любой профессионал.

Я спрашивал об официальных сроках с самого начала взаимоотношений. Мне отвечали: «Фильм нужно сдавать в конце года». Я, мой оператор и звукорежиссер так и планировали: что все лето я буду заниматься монтажом, а с конца августа начнется работа над звуком и цветокоррекцией.

Вся ситуация — типичный лохотрон. Я не первый, с кем так поступили в «авторском кино». И не последний, если это не остановить. Почему мои коллеги так взволновались всей этой историей? Да потому что таких историй мильон! А я просто первый, кто заговорил об этом вслух.

В моем случае — я подписал заведомо кабальные договоры, потому что не было выбора. То есть, собственно, выбор был: не снимать кино. Режиссеры часто оказываются в подобных ситуациях. Я ввязался в эту ситуацию бесправия, но — гну свою линию.

Мне, как автору идеи, сценаристу и режиссеру, выносившему свое кинодитя, безусловно, хочется элементарной справедливости.

Поэтому не знаю, есть ли шансы спасти кино. По крайней мере есть очевидная возможность создать прецедент. Потому что кино в России — действительно убивают. Моя ситуация — лишь единичное описание механизма уничтожения национального кинематографа, который сущностно должен все-таки опираться на художников, а не на бабло.

Есть три кита: сценарий, режиссер, продюсер. Киты должны быть одной породы. Особенность текущего российского кинопроизводства — режиссер во власти интересов продюсера, причем в самом крайнем выражении: режиссер — крепостной. Это я всегда понимал и сейчас прекрасно понимаю на собственной шкуре. Собственно кинопроизводство начинается с выбора продюсера. Выход — самому становиться продюсером — не для меня: нет таких способностей, даже если это жизненная необходимость.

Если быть самим собой, то я согласен с Кьеркегором: «Люди стали слишком объективными, чтобы обрести вечное блаженство: ибо вечное блаженство состоит именно в страстной, бесконечной личной заинтересованности. И от этого отказываются, чтобы стать объективными: объективность выкрадывает из души и ее страсть, и ее “бесконечную личную заинтересованность”». Я, пока сам не оказался внутри производства своего «авторского» фильма, не понимал, что же, черт побери, происходит с кино в России. А теперь у меня гораздо меньше претензий к коллегам.

Ну, осталась претензия одна: фигли прогибаетесь?


Светлана КУЧМАЕВА

Действительно, у нашей компании «Валдай» имеет место конфликт с режиссером Эдгаром Бартеневым, с которым мы работали над фильмом «Голуби при потоках вод». Причина его — сорванные сроки производства картины. Мы режиссеру пошли навстречу, отдали ему копию фильма, чтобы он мог работать над монтажом дома. Несколько раз срок сдачи окончательного материала переносили, но он все равно не успевал.

То же самое было с подготовительным периодом: причиной всех отсрочек был сценарий, объем которого нас не устраивал. Потому что деньги от Министерства культуры мы получили на полтора часа, а сценарий получался на два с половиной, пришлось его сокращать.

И тут мы пошли Бартеневу навстречу, предоставили ему ассистентов. Да и в процессе съемок тоже все было не слава богу: режиссер в материале просто закопался, делал слишком много дублей, актеры и члены съемочной группы уставали уже повторять все по нескольку раз. Да и «полезного» материала снял он в итоге больше, чем было условлено. Надо было резать — на сроках это тоже сказалось не лучшим образом.

А финансовых причин конфликта нету, он происходит только из-за того, что сорваны сроки.

Поймите, это не авторское кино, а дебют. Бартенев над фильмом работал слишком долго — как писатель. А кино — это не литература, это производство, надо такие вещи понимать профессионалу. Мы пошли ему навстречу: и в смысле подбора актеров, и в смысле группы, согласились на оператора-документалиста. И сейчас я понимаю, что нельзя было, конечно, ему отдавать копию и позволять монтировать дома. Надо было загнать в монтажку студии, и пускай бы там работал. Поймите, я никаких конфликтов не хочу, я даже готова делиться в разумных пределах: сделать свою версию, продюсерскую, на те деньги, которые есть на производство фильма в Минкульте, и позволить сделать Бартеневу свою версию… Можно найти частного инвестора, например, с телевидением попробовать договориться, оно, может, будет готово вложиться…

В договоре, между прочим, есть такая строчка: окончательная версия монтажа фильма остается за продюсером. Это стандартный пункт. Ну а что, если режиссер окажется наркоманом или сумасшедшим, а продюсер этого вовремя не понял? Тогда есть только один выход — пользоваться этим пунктом договора. ​