Анна Старобинец: «Установка такая: жри свой попкорн и смотри на бабульку в домике»

Возможна ли сказка в отсутствие реальности и как из «Книги мастеров» по сценарию Анны Старобинец получился фильм-неврастеник?

Имена:  Анна Старобинец

Сказка «Книга мастеров», выходящая в широкий прокат, — первый проект студии Disney, снятый в России, для российского рынка, с российскими актерами (от Леонида Куравлева до дебютантов) и по мотивам русского фольклора. Главный герой сказки — юный камнерез Иван (отголоски бажовского цикла), который полюбил дочь Каменной княжны. Ради своей любви и спасения мира он должен выдержать некоторое количество испытаний.

К сожалению, на домашнем поле русский фольклор сыграл с Disney нехорошую шутку — в том смысле, что (см. народную поговорку) первый блин получился комом. О том, почему это случилось, а также о причинах невозможности сказочной истории в нашем кино рассказала писатель Анна Старобинец, соавтор сценария «Книги».


— Вы ведь давно имеете отношение к кино? Ваши рассказы не раз хотели экранизировать.

— У меня почти все рассказы купили. Это дело приятное, поскольку я получала 50% от дохода издательства, но до экранизации ни разу так и не дошло.

— Видимо, пока было денег много, брали про запас.

— Самая удивительная покупка — компания Бондарчука купила повесть ужасов «Переходный возраст», про муравьев в голове у мальчика. Где Бондарчук и где муравьи? По легенде его жена пришла в книжный магазин «Москва», случайно увидела книжку, прочла и захотела сыграть главную роль. И он, как правильный муж, сразу же приобрел права, но потом занялся «Девятой ротой». Хотя дошло даже до написания сценария. Писал Миша Брашинский. Надеюсь, ему тоже заплатили. Остальные рассказы покупали свободные художники за небольшие деньги, в надежде когда-нибудь сделать арт-проект. В последнее время киноправа покупать перестали.

— То есть с этой стороны у вас не получилось зайти в кинематограф.

— Я заходила с разных сторон. Мы с моим мужем — и временами соавтором — Александром Гарросом неоднократно писали сценарии каких-то сериалов для телеканалов. Нам заказывали то русский «Лост», то русского «Доктора Хауса». Есть несколько серий, написанных и оплаченных, но все это умерло с кризисом.

{-page-}

— То есть кризис отбросил наше телевидение еще дальше от премиальной аудитории?

— Аудитория этого даже не заметила. Не успела получить плоды забот телевизионщиков, которые действительно были: «Мы создадим такое! Русское, качественное!» Но все это не осуществилось.

— Что заказчики вкладывали в понятие «русский Lost»?

— Имелось в виду качество. Предполагалась актерская игра, красивая киношная картинка, спецэффекты. Использовалась сама матрица «Лоста» — флешбэки, структура, устроенная по тому же принципу. У нас не было авиакатастрофы, и люди не сидели на необитаемом острове, но был некий уединенный интернат для странных детей. На Урале. В горах.

— И вот — Урал. Как вы оказались автором сценария «Книги мастеров» — фильма по мотивам уральского фольклора, сделанного студией Disney специально для российского рынка?

— Мне предложили подумать над идеей некоей сказки для компании Disney. Я знала, что это что-то вроде конкурса, но не знала, кто остальные участники, сколько их. Я написала некий синопсис, отправила его на тот адрес, который мне дали, и довольно быстро получила удивительную реакцию, что всё в порядке.

— В чем была идея?

— Речь шла о прекрасном сказочном проекте в духе Терри Гиллиама и Тима Бёртона. Не совсем правильно говорить, что первоначальная история была лучше или связнее, чем то, что получилось в итоге, — она там просто была. У персонажей имелись определенные мотивации, все как-то серьезнее подавалось. Не было похоже на «В гостях у сказки…», где от актеров не требуется игры.

— Ну почему же не требуется. Вот каменный воин в исполнении Артура Смольянинова — в нем есть надрыв…

— Интересно, как в фильме вылезают жерди первоначального замысла — местами действующие лица начинают демонстрировать очень сильные эмоции. У меня это был один из самых интересных персонажей. Он по ходу действия переставал быть зомби, понимал какие-то важные вещи — такой страдалец. А так он остался немного одинок со своими страданиями. Вообще, все персонажи были более объемными. Скажем, главная героиня… Она была наполовину ведьма, днем вела себя очень злонамеренно, колдовала, рушила заборы, а ночью забывала все, что делала днем, и имела какую-то человеческую сущность. Не могла колдовать, была совершенно беспомощной и доброй. Ночная, она любила главного героя.

— Вы, по-моему, просто перемудрили. Фильм-то для широкой аудитории.

— Есть довольно известная сказка Андерсена «Дочь болотного царя», где практически то же самое — и ничего, многие миллионы жителей земного шара ее прекрасно поняли. Собственно, оттуда и взят мотив.

— Вы не видели «Звездную пыль»? Она похожа на «В гостях у сказки…» и неплохо прошла в России…

— Мне она не очень понравилась — такая антисказка с картонными персонажами и вытащенной волшебной основой. Любая сказка подразумевает некий алхимический процесс, там в какой-то момент чудо должно выработаться. А в «Звездной пыли» из этого картона ничего не рождается. Мне казалось, что наш юный зритель уже довольно сильно обкормлен англосаксонскими сказочными моделями, он смотрел и «Поттеров», и «Властелина колец» и не захочет принять советскую в-гостях-у-сказочную модель. Устарели формы подачи, они слишком театральны, у современного зрителя уже нет той способности абстрагироваться от происходящего на экране. Современная история затягивает внутрь, с головой.

— Мне кажется, понятие условности настолько изменилось, что сказка стала возможна только в контексте реальности, как в «Гарри Поттере» или в «Дозорах» — вот есть обычный город, а вот щель в стене, и там такое...

— Конечно, если бы мне дали полную свободу в придумывании сюжета, я бы не уральский фольклор брала за основу.

— Возможно, именно уральский фольклор хорошо ложится на англосаксонскую модель — ведь традиционный герой русской сказки сидит на печи, не развивается. А на Урале были мастера.

— Да, герой русской сказки плохо сочетается с протестантской моделью, которая подразумевает работника. Камнерез в нее легко встраивается, а богатырь, который пролежал тридцать лет и три года на печи (и в итоге она разрушилась под его весом), совсем туда не подходит. Другое дело (американцы вполне могли не знать), что отечественному зрителю и читателю скучно становится, когда он про этот уральский, бажовский фольклор слышит.

— Точно. Сказки Бажова всегда были наказанием.

— Естественно. Говорят, Бажов выступил с этим «фольклором», когда у него возникли некоторые проблемы с властью. Многие считают, что он жил в XVIII или XIX веке, но «Малахитовая шкатулка» была написана в 1939 году. Он пытался стать пролетарским писателем. Рассказал ли ему это все дедушка Слышко, якобы носитель посконной русской мудрости, или не рассказывал, науке неизвестно.

— То есть уральский цикл — посторонний черенок, привитый к дереву русского фольклора?

— Да. Существует реальный уральский фольклор, он очень интересный, но камнерезов там мало. Всё скорее связано с подземными народцами, охотниками и ворожбой. «Чудь белоглазая» — откуда-то из тех краев… Уральский же народ — вогулы, недаром у Иванова они фигурируют в «Сердце Пармы».

— В «Книге мастеров» есть каменные воины — ардары.

— Не знаю, что это за слово. Не я его придумала. У меня были вогулы — небольшой, уцелевший с древних времен отряд, который много веков назад попал под злые чары Каменной княжны. Баба-Яга тоже изначально уральский персонаж и по национальности вогулка. Особенности ее быта (частоколы из костей, избушки на курьих ножках) объясняются просто: уральские финно-угры выбирали для своих святилищ поляны в лесной чаще и окружали их частоколом с насаженными на колья черепами жертвенных животных. В центре поляны располагался священный амбарчик размером с тумбочку, установленный на столбах, чтобы не залезли дикие звери. В амбаре помещалась деревянная кукла, одетая в национальную одежду — «ягу». Вот что обнаружили русские колонизаторы, пришедшие на Урал. Кроме того, сработал страх, который вызывала у них мифическая Золотая Баба, несшая христианам золото и смерть. Получилась злая Баба в яге, Баба-яга. Кстати, Яга — не детский, грубый персонаж, она постоянно выражается нецензурно и является носителем низовой культуры.

— Был еще такой хороший фильм «Город мастеров», про пролетарскую революцию в сказочном мире.

— Видно, что авторы фильма поставили цель пропылесосить абсолютно всю аудиторию. «Город мастеров» — придет отец семейства, шутки из «Шрека» — придут шестнадцатилетние...

— Шутки, как в «Шреке», вы придумали?

— Я себе действительно позволила парочку, но у меня это было в таких, как мне казалось, осторожных дозах, прививочных. В итоге получился Петросян.

{-page-}

— Может быть, просто не надо было обращаться к фольклору? Взяли бы бекмамбетовскую модель, «удивительное рядом»…

— Мне не кажется, что это совсем мертворожденная идея — возродить жанр русской сказки с фольклорными персонажами. Стоило ли с этого начинать? Я не уверена. Сам по себе материал очень богатый, пренебрегать им глупо — там потрясающие сложившиеся персонажи, если под другим углом на них посмотреть, без кокошников и сиропа. Я бы, конечно, начала с другой истории: волшебство, которое вступает во взаимодействие с реальностью. Другое дело, что с реальностью тоже проблемы. Современность нашими кинодеятелями совершенно не освоена. Для того чтобы ее снять и показать, надо для себя как-то понять, что происходит. Что это за пространство? Москва, например. Вот вчера ездила в какую-то, извините, жопу. В Москве так много непознанных мест — пустыри, огни, сваи торчащие. Есть фактура для любого жанра. Почему ее не используют? Только в фильме «Пыль» я узнала что-то, чему я верю. Как-то им удалось отколупнуть кусочек реальности. Сказка — результат многовекового развития. Она, по-моему, последней должна появляться в линейке кинопродуктов. Если есть игра с реальностью, то подразумевается, что реальность — это что-то понятное, очевидное для всех. И уже можно дальше в нее вводить ирреальность.

— С чего же начинать голливудским студиям, которые сейчас начали делать здесь локализованный продукт? Казалось, что вот Disney со своим опытом сейчас придет и точно сделает круто…

— Мы начинаем с середины — с чем должны войти на наш рынок внешние силы. Ввиду отсутствия внутренних сил об этом говорить очень сложно. Наши кинематографисты не могут осмыслить, обработать происходящее. Кто-то пасется на советских лугах, кто-то высасывает из пальца... Вот фильм «Русалка», тоже сказка. Ничего вроде бы против не скажешь. Нормальный сюжет, местами трогательно. Но во что это все погружено? Я еще могу поверить в какой-то заповедный Крым. Но город — это не Москва, я тут живу всю жизнь. Какая это Москва?

— Там есть серые новостройки, в которых героиня оказывается сразу после переезда в столицу.

— Есть кадр, да. Он призван показать шок гастарбайтера от большого города. Это не реальность — это секундное восприятие испуганного человека. Дальше видно, что они хотели как раз того, о чем мы говорим. Реальность, и в нее вплетены ниточки волшебства. Авторы хотели добиться определенного сдвига, но нельзя двигаться от того, что рассыпается.

— А вы знаете, как зафиксировать реальность?

— Те несколько продюсеров, которые хотели меня привлечь к работе над сериалами, говорили: «Да, пусть будет мистика, но мы хотим узнаваемых людей, узнаваемые места». Я вам скажу: что-то не то уже на стадии придумки имен — я это замечаю не только по себе. Очень странные имена у людей в сценариях, обычно это клички: Пит, Брэд, не знаю. Начинаю придумывать имя персонажа. Продюсеру же какая реальность нужна? С современными активными, опять-таки протестантскими людьми — дизайнеры, программисты, бодрые молодые люди. Начинаешь придумывать. Кто он, Петя? Дизайнер Петя? Это же ужасно. Какая реальность вообще?

— Жуть. У нас даже ничего называемого нет. А что, этот дизайнер, он вообще существует?

— Конечно, в реальности существуют дизайнеры. И наверное, среди них есть Пети. Но если переместить их в кино, получается черная комедия. Черную комедию про дизайнера Петю я готова в порыве вдохновения написать за неделю.

— Есть же еще режиссеры, которые не нашу действительность воспроизводят, а киноманскую. Как Тарантино.

— В том-то и дело, что у Тарантино за этой киноманией чувствуется мертвая хватка американской реальности, она в каждом слове персонажей. Держит их за горло, диктует условия.

— Вы еще написали роман по «Первому отряду». Тут обратная ситуация: русские люди со своей идеей (тоже фольклор, кстати, только советский) пришли к японскому режиссеру-аниматору. Почему у них получилось?

— Я могу несколько причин назвать, почему получилось. Первое, и самое главное — интеллектуальный уровень создателей. Миша Шприц и Леша Климов — умные и тонко чувствующие люди, которые очень долго думали, прежде чем начать делать. В фильме все выглядит простым и легким, но там настоящая культурология. Если поговорить со Шприцем, он вам расскажет про сходство советских тоталитарных схем с синтоистскими. Сначала было произведено какое-то осмысление, найден интересный стык. Вторая причина — другой тип ностальгии педалируется. В «Книге мастеров» такая установка: ты сюда пришел, жри свой попкорн и смотри на бабульку в домике — когда ты был совсем маленький, там было похоже. «Первый отряд» тоже предлагает зрителю что-то вспомнить. Но обращается не к условным павловским рефлексам, а к настоящей ностальгии. Которая есть.

— По реальности, которую можно определить.

— Да. По конкретике. По точкам силы несуществующего государства. Третья причина успеха — мультипликационная форма, которую Шприц и Климов, как люди со вкусом, выбрали идеально. Это всё к той же теме невозможности показать реальность в кино. Зритель не готов серьезно воспринять, а создатель продукта не готов серьезно показать ни-че-го. Между ними — ироническая пленка. И если это мультфильм, то нормально, о-кей. А если игровой фильм — сразу неискренность, перегиб. Мне кажется, то, что получилось у Disney, —большая упущенная возможность. Клише вылезали постепенно, они тоже хотели чего-то хорошего, новаторского в начале, а получилось…

— А что получилось-то?

— Получилась помесь «В гостях у сказки» с «Властелином колец». Такое попурри, я даже «Ералаш» там заметила. Получилось что-то очень озабоченное. Вот, предположим, я вам хочу понравиться. И я надену брюки со стрелками советского образца, а на ноги я надену ботинки с пуговицами прикольные, потому что мы же с вами всё понимаем и сидим в этом кафе. Говорить я с вами буду, постоянно переходя на английский. Потому что я же не знаю, что вам на самом деле нравится. Мало ли что? Я буду подмигивать, дергаться. И произведу впечатление неврастеника. «Книга мастеров» — такой фильм-неврастеник. Он прямо не знает, через какую щель залезть. Вот тебе и «Ералаш», и «В гостях у сказки». А хочешь, все будет круто? Вот тебе «Властелин колец». Вид на гору, вид с горы. А вот спецэффекты. Хочешь хорошие? Вот хорошие. Хочешь плохие? Вот плохие. Все, что угодно, по цене билета.