Роман Борисевич: «Я в принципе не люблю артхаус»

Самый продвинутый российский продюсер рассказал ВИКТОРИИ НИКИФОРОВОЙ, почему он не считает свои фильмы артхаусными

Имена:  Алексей Попогребский · Борис Хлебников · Василий Сигарев · Николай Хомерики · Роман Борисевич

Продюсер Роман Борисевич привез на «Кинотавр» три последних фильма своей студии «Коктебель». «Волчок» Василия Сигарева взял главный приз и приз за лучшую женскую роль. «Сказке про темноту» Николая Хомерики достался приз за лучшую мужскую роль. А «Сумасшедшая помощь» Бориса Хлебникова оказалась просто очень милой картиной, которой обеспечена зрительская любовь.

В Сочи мы сняли что-то вроде «Кофе и сигарет», только без кофе и сигарет, а также поговорили с Борисевичем о том, собирается ли он снимать патриотическое кино (на эту тему он спорил с Сигаревым в процессе съемок «Волчка») и кто ему нравится больше — Путин или Медведев.

Видео можно смотреть здесь. Ниже — сокращенная стенограмма разговора.

{-page-}

— У меня к вам первый официальный вопрос. Давайте вы немножко расскажете, как вы пришли к продюсерству. Потому что вы тут самый звездный продюсер на самом деле. Вы привезли на «Кинотавр» три фильма, и совершенно очевидно: это фавориты конкурсной программы. Понятно, что они увезут с собой призы, что вы придумали некую новую волну в русском кино, что там говорить. Расскажите, пожалуйста, как вы дошли до жизни такой?

— Честно говоря, наверное, рано пока давать авансы, жизнь — она настолько коварна и жестока... мы предполагаем, а Бог располагает, даже не жюри, а Бог располагает. Про «звездность» это тоже не про меня и, я надеюсь, не про моих соратников... Даже, казалось бы, у нас сыграла Аня Михалкова (Борисевич имеет в виду «Сумасшедшую помощь» Хлебникова), в общем-то достаточно известный человек. И она мне очень близка тем, что это человек абсолютно не звездный, хотя и как человек, и как актриса даст фору, я думаю, большинству звезд «Кинотавра». А как пришел... Просто я с детства любил кино, смотрел все подряд, не гнушался даже смотреть индийское кино…

— Оно прекрасно.

— Да, все, что только можно было увидеть в кинотеатрах. Помню, еще в бытность нашу школьную были абонементы на просмотр. Мои одноклассники брали один абонемент и через день бывали в кинотеатре, а я брал сразу два. Учителя очень жаловались, даже родителей в школу вызывали, говорили: у вас ребенок бездельник, почему он каждый день ходит в кино? Ну, благо, у меня родители были спокойные... Я смотрел, смотрел, в какой-то момент подумал: хорошо бы делать кино. Причем без какой-то определенной цели, поскольку в те далекие восьмидесятые слова «продюсер» никто еще не знал. Мне мама сказала, что, наверное, тебе надо быть директором картин: режиссером ты все равно не потянешь, сценаристом тоже, а вот организовывать умеешь.

А дальше я попал в 91-м работать на Московский кинофестиваль, для начала меня взяли грузчиком. И вот там я посмотрел и Оливера Стоуна, и Гильермо дель Торо — его еще тогда никто не знал. А чуть раньше, на показах в Доме кино, я случайно попал на фильм и ничего в нем не понял, но это было такое впечатление… Это было «Сердце ангела». Я тут вчера сына водил на «Волчок», и он тоже ничего не понял. Но ему было интересно смотреть до конца, и он говорит, что это хорошее кино.

— А почему бы вам не сделать что-то вроде индийского кино, вот вы несколько раз его упоминали — это же действительно прекрасные фильмы. Какой был ваш любимый индийский фильм?

— «Танцуй, танцуй», «Танцор диско» и так далее... В детстве мы их смотрели не по одному разу.

— А сейчас, знаете, канал «Индия» есть на кабельном телевидении, там всё это показывают. И клипы — великолепные просто...

— Я пытался смотреть по одному из каналов индийское кино, там была линейка всех этих популярных фильмов. Нет, к сожалению, это уже не смотрится.

— А я недавно смотрела потрясающую индийскую версию «Белых ночей» Достоевского, фантастическую. Они выстроили декорации — нечто похожее на Париж, и они там тоже время от времени поют и танцуют.

— Наверное, в индийском кино всегда было что-то особенное, что-то совпадающее с голливудским идеалом. Не зря сейчас все «Оскары» взял «Миллионер из трущоб». Там ведь очень осознанно была взята американская мечта — в оболочке индийского кино; они только что не поют и не танцуют. Вот это совпадение и попадание в актеров дало феноменальный результат. Кто бы мог поверить?!

— Ну а как фильм-то? По-моему, не очень, согласитесь.

— Я все равно его отсмотрел и, как и большинство, считаю его достойной картиной. Это кино, которое выполняет четко поставленную задачу, которую ставит продюсер и режиссер. Часто же кино снимают, а потом думают, куда бы его пристроить. Ну не получилась коммерция, ну давайте сделаем подлиннее планы, тогда будет у нас авторское кино. Или давайте что-нибудь выкинем посередине, чтобы было непонятно, и будет у нас практически фестивальное кино. А в случае с «Миллионером из трущоб» что хотели, то получили.

Конечно, какие-то изменения на пути от сценария к фильму необходимы… Даже на своем опыте я знаю, что Боря Хлебников в процессе монтажа выстраивает картину. И «Последний день» Попогребского — это чисто монтажное кино. То есть вы не поймите неправильно: мол, они наснимали непонятно чего, а потом там лепят и думают: получится или не получится.{-page-}

— Ну, в «Последнем дне», как я понимаю, все держится на некоем секрете, который никто не хочет открыть.

— Секрета никакого на самом деле нет, там просто интересная развязка в плане, поскольку это действительно триллер, это чисто жанровый фильм. В этом триллере очень тонко замешана драма. Я надеюсь, что Леша сделает кино настолько искусно, что нельзя будет просто сказать, что это только жанр: это будет очень многослойный фильм. Настолько многослойный, что, я думаю, каждый найдет себе то, что ищет.

— Еще киноманы вам обязаны тем, что после видео вы занялись прокатом и прокатывали прекрасные хорроры. «Звонок» — самый страшный, наверное, фильм всех времен и народов, потом «Пилу» вы прокатывали. Почему у вас столько хорроров было, вы их любите?

— Да, наверное, есть какое-то пристрастие… Ну, во-первых, я в принципе не люблю арт-кино, я всегда обижаюсь, когда на мои фильмы...

— …лепят ярлык «артхаус».

— Да, хотя, конечно, Николай Хомерики — это чистой воды арт…

— А «Сумасшедшая помощь» — нет, это чистой воды мейнстрим.

— Да, просто там такой ритм, это ритм непосредственно его жизни — Боря и в жизни такой, немножко медлительный. Я тоже считаю, что это нельзя называть такой прямо «арт-арт», и «Волчок» в принципе это не арт. Это история, просто она рассказана определенным метафорическим языком, достаточно, на мой взгляд, любопытным. А «Простые вещи» — это уж совсем, мне кажется, снято для людей.

— То есть, несмотря на то что продюсируете вы авторское кино, любите вы хорроры, триллеры и хорошее жанровое кино.

— Ну, как любой, наверное, человек. Смотреть мне интереснее зрелищные фильмы, а снимать другие. Потому что в первом случае я зритель, а когда я делаю фильмы, я человек, который хочет что-то сказать.

— Я вот обожаю хорроры, но почему у нас не получается снять по-настоящему хороший ужастик, чтобы реально мурашки по коже?

— Ну нет у нас вот этой культуры... Я сам сейчас задумался, почему все хорошие хорроры (не «Крики», а действительно настоящие фильмы) всегда проваливаются у нас в России? Зритель, видимо, все-таки не готов испытывать острые ощущения.

— И тем не менее Попогребский снимает триллер?

— Попогребский — это, я надеюсь, отдельное имя в кино, поскольку он не только режиссер, но и психолог, хотя и не любит об этом говорить. И он действительно знает, как снять так, чтобы зритель сделал то или чтобы зритель сделал это.

— Он психолог по образованию?

— Он психолог.{-page-}

— Кто же из ваших режиссеров, собственно, режиссер по образованию?

— Коля Хомерики.

— А вы не боитесь работать с людьми без режиссерского образования?

— Не боюсь, я сознательно, как мне кажется, нацеливаюсь на риски... У этих ребят есть желание высказаться. Для меня это важнее, чем образование. С Борей-то [Хлебниковым] мы познакомились давно, в 97-м году, а кино мы с ним сняли в 2002-м, у нас долгая была история. С Лешей [Попогребским] нас познакомил уже Боря, поэтому риск в дебюте я как бы поделил на двух человек. Дальше, в процессе, они сдружились, и уже стало ясно, что я не ошибся. Что касается Васи [Сигарева], то мне сначала попался сценарий «Волчка», и я захотел его купить. Вася его не продавал, в итоге после долгих боев я поехал к нему в Екатеринбург, встретился с ним и с Яной, с его героиней, мы поговорили, и, в общем-то, они меня не подвели. Ну а с Колей [Хомерики] тоже как-то случайно вышло. Просто Коля позвонил мне (по-моему, это уже был август прошлого года) и говорит: у меня есть сценарий не сценарий, пьеса не пьеса Саши Родионова. Ну, давай посмотрю. Хотя думал, посмотрю и… ну, как обычно. Потом прочитал. Тяжело читалось, но дочитал последнюю фразу, и как-то — раз — и все натянулось. Думаю, надо что-то делать. Коля меня познакомил с Алисой Хазановой, с Родионовым. Про Алису написал: ну, Алиса не актриса, но сняться она может. Я говорю: хорошо, давай попробуем. Попробовали, быстро запустились, в принципе как я себе фильм [«Сказка про темноту»] представлял, таким он и получился.

— А почему про «Волчок» говорили, что было очень много организационных каких-то трудностей в производстве?

— Было, вообще куча. Это самый тяжелый наш проект, ну просто очень тяжелый. Я всегда считал, что то, что происходит внутри группы и на съемочной площадке, за кадром, это все потом через экран транслируется зрителям. А в «Волчке» был сплошной негатив, и я думал, что это может погубить фильм. Но сейчас я уже понимаю, что вот эта вся тяжелая энергия, весь этот негатив только усиливают картину.

— А вы вот проучились два года на продюсерском факультете во ВГИКе, а потом ушли, да? Вам не понравилось там?

— Да нет… причина, на мой взгляд, к сожалению, не во мне.

— Мы на OPENSPACE.RU делали большой материал про ВГИК. Он вызвал скандальный резонанс, хотя мы просто честно написали результаты опроса: что сто процентов студентов ВГИКа недовольны качеством образования. Почему? Вот вы живой пример: вы проучились два года, ушли оттуда и стали успешным продюсером. Что там происходит?

— Ну, я не знаю, как на режиссерском эти проблемы воспринимаются, я с ними не пересекался, но на продюсерском факультете не происходит ничего. Ровным счетом. Там не учат продюсерству. ВГИК имеет только одну очень важную особенность: все-таки это среда, где вращаются люди, которые хотят работать в кино. С Борей, допустим, я познакомился именно во ВГИКе, и, не было бы ВГИКа, непонятно, где был бы сейчас Боря, где был бы я. {-page-}

— А вот вы говорите: звездность нам не нужна, но у нас же в России всегда был культ великих режиссеров. Герман-старший, Александр Сокуров — это же просто мифологические фигуры, вокруг них культ, разве это плохо?

— Ну, культ и звездность — разные вещи. Против культа я не выступал, это раз, а во-вторых, это не то чтобы культ. Просто было признание, причем заслуженное признание. Я не поклонник Сокурова, я просто органически не могу смотреть его фильмы, но Германа я очень люблю. Режиссеру можно снять одну «Проверку на дорогах» и десять картин каких угодно... А дальше, честно говоря, у меня есть ощущение, что его новая картина, «Трудно быть Богом», может быть очень любопытной... Я, конечно, не хочу брать на себя роль какого-то там арбитра, но есть у меня ощущение, что будет любопытно, а что нет. В девяносто девяти процентах случаев эти ощущения сбываются.

— Мы делали опрос на тему кризиса, всяких продюсеров опрашивали, и все были ужасно пессимистичны. А вы в своем интервью были решительным оптимистом, вы говорили, что кризис — это здорово! Опрос был полгода назад. А сейчас вы такое можете повторить? Чем хорош кризис?

— Тем, что мы чуть призадумались, у нас была передышка, и наша компания с новыми силами собирается на будущий год снимать кино. Что будет, я не знаю, но мне кажется, потихонечку происходит небольшая чистка рядов. Радости ноябрь — декабрь не принес, но мне кажется, что дальше хуже не будет. Человек вообще существо, которое приспосабливается, просто он будет поставлен в чуть более жесткие рамки. Сначала он испугался, а потом привык.

— Большая часть бюджета ваших картин — это государственное финансирование, да?

— Ну, Колю Хомерики, к сожалению, у нас министерство не профинансировало, а все остальные — да, конечно. И мне хочется верить в этих режиссеров и в то, что они делают. Мне кажется, это очень важно для страны.

— Для страны это, конечно, важно, но наше государство и страна — это совершенно разные реальности.

— Ну, я, наверное, не соглашусь. Все-таки я человек проправительственный, несмотря на то, что позиция моя часто оказывается критической. Это так, но мы делаем это для того, чтобы общее внимание привлечь к каким-то проблемам. Мы не выступаем никогда против государства. В принципе, во главе государства, мне кажется, стоят сегодня очень грамотные люди.

— Вам кто больше нравится, Путин или Медведев?

— Мне, скажем так, больше нравятся девушки, но…

— А как избирателю?

— Наверное, все-таки Медведев. Но Путин, надо отдать ему должное, очень хорошо подошел на роль премьера, которого у нас на самом деле никогда не было. Мои товарищи с Украины любят говорить, что у нас непонятно, кто президент. А я уверен, что эти… соправители наверняка предвидели всю ситуацию. Два человека всегда могут что-то решить лучше, чем один. Не знаю, по-моему, это решение разруливать вдвоем основные ситуации привело к позитивному менеджменту.

— Ну а как вам нравится инициатива правительства относительно того, что государственное финансирование будет распределяться через четыре кинокомпании? Помните, была такая идея?

— Безусловно, это ни к чему хорошему не приведет. Но поскольку я, узнав об этом, сильно всполошился, то попытался разведать у своих источников наверху, что же там происходит. И я выяснил, по неофициальным данным, что это распоряжение было не совсем сверху. Оно прошло долгий путь и в процессе его упростили несколько раз… но создавалось оно не наверху. Сам я уверен, что, конечно же, не должны быть одни патриотические картины. Хотя они нужны, безусловно. Я сам бы с гордостью их смотрел…

— Вы бы сняли патриотическую картину?

— Если бы у меня был достойный сценарий...

— А о чем?

— Об обороне Севастополя.

— Спасибо.