Режиссерский дебют Чарли Кауфмана поверг критиков в недоумение. Это шутка или всерьез? Полный провал или самый гениальный фильм последних лет?
© Централ Партнершип
В оригинале фильм называется «Синекдоха, Нью-Йорк», и по этому поводу демократически настроенные американские кинокритики уже успели излить всю желчь и досаду. «Название должно быть всегда понятно среднестатистическому придурку, — возмущался влиятельный блогер Джефф Уэллс, — и оно, конечно же, не должно быть таким, что язык сломаешь». Но месседж Кауфмана совершенно понятен — «синекдохой» он разом отсек всех среднестатистических придурков и обеспечил высокий образовательный ценз своей аудитории. Многим критикам это понравилось — они припомнили университетские курсы литературы и философии и уснастили рецензии на Кауфмана именами Борхеса и Бодрийяра. Но вот наши прокатчики этого не учли, и что случится с человеком, который шел отдохнуть на новую американскую киношку, а попал на фильм Чарли Кауфмана, я просто не могу себе представить.
© Централ Партнершип
Читать текст полностью
То есть поначалу, наверное, ему даже понравится. Первые полчаса — это коллекция обаятельнейших мелочей из жизни симпатичного драматурга в исполнении очаровательного Филиппа Сеймура Хоффмана. Драматург волнуется по поводу пьесы, которую ставит; переживает из-за отношений с женой, которая говорит про него гадости на сеансе у психоаналитика и отказывается прийти на премьеру; кормит завтраком дочку и смотрит с ней мультик, герой которого подозрительно похож на него самого. Время от времени его охватывает приступ ипохондрии, и он находит у себя все болезни, мыслимые и немыслимые. Снято и сыграно все это сочно и точно, просто загляденье. Еще интереснее становится история, когда драматург начинает как бы проваливаться в собственные фантазии. Он представляет себя в Берлине, куда уезжают его жена с дочкой, — и вот он уже в Берлине. Он расстроен, и ему представляется, что дом, в котором он находится, охвачен пламенем. Со временем начинает твориться что-то странное: жена с дочкой, кажется, только что уехали, но нет, говорят ему, ты не видел их уже год.
© Централ Партнершип
Кульминацией «непоняток», как выражается писатель Бушков, становится присуждение герою какого-то раблезианского гранта на постановку его пьесы. Драматург арендует нечеловеческих размеров ангар, начинает строить там кусочек Нью-Йорка (здесь зритель «с полным высшим» имеет шанс вспомнить, что синекдоха — это литературный прием, когда часть обозначает целое), приглашает актеров. И вот тут действие приобретает гигантский размах и одновременно начинает сползать в мучительную бессмыслицу.
Пьесой, которую герой собирается ставить, должна стать его собственная жизнь. Актеры и актрисы играют его близких людей. Выстроенные интерьеры воссоздают реальные. Грань между фантазией и реальностью истончается на глазах. В какой-то момент зритель перестает понимать, что перед ним: сцена из жизни героя, игры его воображения или эпизод из пьесы, которую он ставит. Идут годы — драматург занимается своим проектом всю жизнь. Идут минуты — фильм Кауфмана тянется больше двух часов. Людям на экране явно интересно, а вот люди в зрительном зале испытывают неприятную ментальную тошноту — чувствуешь себя словно подвешенным в невесомости, где не существует никакой системы координат.
© Централ Партнершип
Любому зрителю Кауфмана ясно, что «Нью-Йорк, Нью-Йорк» — фильм не про театр, а про ту сложную, постоянно меняющуюся, лгущую, изворачивающуюся, выворачивающуюся наизнанку картину мира, которую каждый из нас пишет в своем мозгу. Это постоянная тема Кауфмана-сценариста; про это он сочинил и «Адаптацию», и «Вечное сияние чистого разума». Естественно, что Кауфман-режиссер взялся за тот же гуж.
Критикессу Стефани Захарек (salon.com) изрядно раздражает манера Кауфмана сплавлять в сценарии вымысел и реальность: «…заговаривая о вещах по-настоящему трудных и болезненных, он в то же время не забывает похлопывать себя по плечу, восхищаясь собственной виртуозностью». Но в «Нью-Йорке…» этого самолюбования как раз нет. Кауфман говорит о вещах трудных и болезненных — о старости, болезни, одиночестве и страхе смерти — и пытается предельно честно воссоздать процессы в мозгу своего героя, постоянно переписывающего собственное существование.
© Централ Партнершип
Он настолько честно решает эту задачу, что в какой-то момент его фильм становится полным бредом. Это замкнутая на себе саморазрушающаяся структура, где порой призраками мелькают очаровательные идеи. Впрочем, приговаривать «Нью-Йорк…» все равно не хочется. Когда режиссер, к тому же дебютант, с таким великолепным презрением относится ко всем условностям мейнстрима, это само по себе здорово. Главный штатовский критик Роджер Эберт уже объявил фильм Кауфмана шедевром и, похоже, был вполне искренен. Возможно, «Нью-Йорк, Нью-Йорк» надлежит смотреть не один раз. Возможно, его надо смотреть каждый день, из года в год, всю жизнь напролет. И тогда ты поймешь, в чем же был тайный смысл этого головокружительно эгоцентричного проекта.
Смотреть галерею полностью
Другие материалы раздела:
Михаил Ямпольский: «Кино всегда больше, чем просто кино…», 06.04.2009
Евгения Лавут. Михалков открыл охоту на ведьм, 02.04.2009
Александр Гордон: «Это все какая-то гниль, абсолютная», 01.04.2009
Простите, но, может быть, не стоит говорить от лица зрителей? Может быть, в рецензии, подписанной Вашим именем, стоит говорит от лица себя? Может быть, хватит обобщений?