Сеульский фестиваль анимации-2008. Часть вторая

Открыта тайна сериала «Симпсоны». К ней ведет северокорейский след

Открыта тайна сериала «Симпсоны». К ней ведет северокорейский след

Достоевский продолжается. Во-первых, классика впечатлило бы обилие церквей. Как и в Токио, адреса в Сеуле очень условные. Знаешь, как твой квартал называется, ну и хватит с тебя. Гостиницу уже ищешь по памяти. И главный ориентир — парк или церковь. Фишка в том, что христианская религия в период японской оккупации всячески притеснялась. Быть католиком или протестантом означало быть диссидентом и считалось очень крутым. Благородный ореол диссидентства религия несет и до сих пор. Католическая церковь причислила к лику святых и мучеников больше ста корейцев — учитывая размеры страны, это, по-моему, достойно Книги рекордов Гиннесса. В общем, верить в христианского бога здесь весьма статусно — это означает, что ты образованный, ориентированный на Запад и политически активный гражданин. Тем более ничто не мешает после мессы в соборе зайти в конфуцианский или буддистский храм и вознести молитву другим богам.

Они католики, это многое объясняет. Вот помните, какая странная развязка у фильма Old Boy? Герой проболтался о том, что его одноклассник с сестрой сожительствуют. А одноклассник ему потом мстит всю жизнь с непередаваемой жестокостью. Мы, люди нерелигиозные, с трудом понимаем, из-за чего такой гибельный сюжет заварился — ну подумаешь, инцест, дело житейское. Но Пак Чхан Ук специально, выезжая на Запад, пояснял, что для корейских католиков это грех ужасный, смертный, непростительный, недаром главный злодей в фильме так боялся, что об этом узнают.

Во-вторых, благодаря корейцам все время попадаешь в какие-то сомнительные ситуации в стиле Федора Михайловича. Может, это от религиозности их, но все тут себя ведут чисто как милосердные самаритяне. Стоит на секунду остановиться в классической позе туриста, тупо переводя взгляд с мятой карты на окружающий пейзаж, как к тебе выстраивается очередь жаждущих помочь. Грехи, что ли, они так замаливают? Помогают активно, привлекая к процессу всех прохожих и уличных торговцев. Но если тебе нужно что-то такое совсем заковыристое и граждане действительно не знают, где это находится, вот тут начинается тихий ужас. Корейцы в пояс тебе кланяются и просят прощения за то, что не помогли и город свой типа плохо знают. Ты, конечно, багровеешь от смущения и пытаешься кланяться в ответ. Но получается с непривычки плохо — недостаточно низко и в пояснице соответствующей гибкости нет. В результате чувствуешь, что сделала что-то противное на манер Грушеньки: «А вот с тем и оставайтесь, Катерина Ивановна, что вы мне ручку целовали, а я вам нет». Нехорошо, воля ваша. Неловко.

Несмотря на проблемы с Японией, экс-оккупанты представлены на SICAF обширно, и им действительно есть чем похвастаться. Звезды фестиваля — Шухей Морита и Масахиро Андо. Это авторы соответственно «Свободы» (Freedom) и «Меча незнакомца» (Sword of a Stranger) — главных хитов SICAF. С ними проводят встречи, их аниме объединяют в специальный ночной показ, и билеты на этот сеанс, начинающийся ровно в полночь, уже не купить.

А еще вне конкурса показывают лучшие японские короткометражки этого года, участвовавшие в Japan Media Arts Festival. Пока лучше всех в этой программе смотрелась галлюциногенная экранизация «Сельского врача» Кафки (Franz Kafka's A Country Doctor). Коджи Ямамура нарисовал абсолютно живое, дышащее пространство. Здесь снежный сугроб шевелится и превращается в веко, веко приподнимается, из-под него выглядывает огромный глаз. Глаз закрывается, снег наваливает сугробы выше, между сугробами прыгает фигурка сельского врача — пляшущая, покачивающаяся на ветру, словно язычок пламени. Из домика выходит старушка, приближается к нам, ее замотанная платком голова растет, растет — и превращается в домик. Ухо — это дверь. В дверь залетает маленькая ведьмочка на помеле — только что услышанная сплетня.

Манера Коджи Ямамуры близко напоминает «Шинель» Юрия Норштейна. В этом черно-белом мирке, который штриховой техникой рисуется, кажется, прямо у нас на глазах, есть несомненное сходство с Петербургом. И снег точно так же засыпает все следы. Вот наши критики не перестают бранить классика за то, что он годами свой неведомый шедевр не может закончить, но оказывается, его уже можно не заканчивать. Даже отрывки, которые Норштейн не раз показывал, на мировую мультипликацию уже повлияли необратимо.

В японской программе есть и более традиционные формы мультипликационной жизни, например роботы. Очень стильный робот путешествует по кишкам инопланетного монстра в «Потерянной утопии» (Lost Utopia) Мираи Мицуэ. Веселенькие роботы на колесиках попадают на необитаемый остров и пристают к меланхоличной горилле — «Горящее сафари» (Burning safari) Венсана Опети.

Корейские товарищи пока по этой части отстают. При Чон Ду Хване им категорически запрещено было рисовать роботов и всякие ожившие машинки. Диктатор полагал, что «очеловечивание механизмов порождает вредные иллюзии» у подрастающего поколения. Мультипликаторам оставалось довольствоваться котиками и зайчиками и утешаться, что на Севере цензура еще строже.

Кстати, о Севере. Дело в том, что в закрытой и заповедной социалистической Корее существует достаточно сильная школа анимации, возникшая, как нетрудно догадаться, еще под советским влиянием. Зарабатывать сотням севернокорейских мультипликаторов особенно нечем, а навыки у них отличные. Вот они и шабашат по западным заказам. Большая часть из них приходит из Европы, французское телевидение особенно старается. Но недавно пекинский корреспондент Asia Times, поговорив со знакомыми продюсерами, выяснил сенсационную новость. Оказывается, для работы над классическим сериалом «Симпсоны» сотрудники Disney привлекали и северокорейских мультипликаторов. А как же эмбарго и всякие запреты на сотрудничество, установленные для американских фирм? «Ну, видите ли, — объяснил корреспонденту продюсер, — если заказ на анимацию делает не головной офис Disney, а его парижский филиал, то это как бы уже и не американская фирма». По-моему, это замечательный факт. Ну неслучайно же этот сериал так издевается над американским образом жизни и мысли. Я не удивлюсь, если узнаю, что «Симпсонов» рисуют в Ираке, Иране, Аргентине и на Кубе. Да ведь среди авторов и русский эмигрант есть. Может, это вообще подпольный проект мультипликаторов, борющихся против американского господства, так сказать, изнутри? Ведь гениальная идея — внедрять свои антиамериканские ценности в таком невинном жанре, как мультяшный сериал. А может, вообще этот проект родился в подвалах Лубянки и «Союзмультфильма» еще в 80-е, а теперь выстрелил и на пару с «Аль-Каидой», борется против «империи зла»?

Самым классным японским мультфильмом в программе второго дня стала лента Хитоши Такекио «После того, как в школе наступит полночь» (After School Midnight). В классе в застекленном шкафчике стоит муляж человека с наполовину снятой кожей. В шкафчик забирается паучок. А муляж страдает арахнофобией. Он вырывается из шкафчика и начинает носиться по школе, пытаясь прогнать зловредное насекомое. В процессе он рвет на себе кожу, выдирает внутренние органы и бросается ими в паучка. Желудок он забрасывает на ветку дерева, сердце — куда-то под шкаф, а глаз застревает между половицами, и скелет пытается вытащить его с помощью пылесоса. Развеселое кино.

Ссылки

• Cеульский фестиваль анимации