Просмотров: 7585
Андрей Плахов: «Я и не подозревал, что Рейгадасу дадут приз за лучшую режиссуру»
Наталья Шарапова ·
04/06/2012
Новый программный директор фестиваля «Зеркало» о том, как ему удалось заполучить в Плес нового каннского лауреата. Ну и о том, при чем здесь Тарковский
Имена:
Карлос Рейгадас · Милагрос Мументалер · Эдуардо Нунеш
© Владимир Филонов / Fotobank
Андрей Плахов
На прошлой неделе весенний марафон кинокритиков продолжался VI Международным фестивалем имени Андрея Тарковского — «Зеркало», который в этом году, к явной радости гостей, распространился за пределы Иванова и Юрьевца до города Плес — родины копченых лещей и источника творческого вдохновения Исаака Левитана.
В «Зеркале» образца 2012 года отразился разнообразнейший артхаус — фестиваль не случайно прошел под знаком ретроспектив Нури Бильге Джейлана и
Карлоса Рейгадаса: большую часть конкурсных фильмов характеризовала жестокая расправа с нарративом. Вообще, если бы рецензии писались на киноязыке (о чем в свое время так мечтал Годар), общую направленность фестивальной программы можно было бы лаконично суммировать финальной сценой из «Фотоувеличения» Антониони, когда, казалось бы, все время витающая неподалеку разгадка окончательно ускользает от главного героя, а в руках, как метафора навеки растворившегося смысла, остается лишь воображаемый теннисный мяч.
В программу среди прочих шедевров подобной недосказанности попали блестящий дебют бразильского режиссера Эдуардо Нунеша «Юго-Запад» — фильм-притча о жизни за один день; картина «С четверга по воскресенье» Доминги Сотомайор (призер Роттердамского фестиваля); российский ответ Каннам-2012 — фильм «В тумане» Сергея Лозницы; победитель прошлогоднего кинофестиваля в Локарно «Откройте двери и окна» аргентинского режиссера Милагрос Мументалер и многие, многие другие работы, которые до начала прошлой недели не имели практически никаких шансов на то, что российская публика с ними познакомится. Своими мыслями о судьбах артхауса и значимости фестивалей с НАТАЛЬЕЙ ШАРАПОВОЙ поделился новый программный директор «Зеркала» Андрей Плахов.
— Маленьких фестивалей в последнее время возникает все больше и больше, а зрителей, казалось бы, не хватает даже на обычные фильмы. Нужен ли в этой ситуации фестиваль «Зеркало»?— Сейчас в России фестивали очень важны, во-первых, как альтернативный прокат авторского кино. Ведь нет никакой сети кинотеатров, никакой системы показа неформатного кино. К тому же фестивали создают новую кинокультуру, из которой рождаются новые авторы и проекты. Например, косвенно благодаря нашему другому фестивалю в Ханты-Мансийске («Дух огня») был снят фильм Сирила Туши «Ходорковский». «Зеркало» — еще очень молодой фестиваль, но я уже вижу его позитивное воздействие.
— По какому принципу отбирались фильмы? Шел ли поиск некоей «тарковскости» в конкурсных работах?
Читать текст полностью
— Я много думал о критериях отбора, поскольку в первый раз делал программу этого фестиваля. Имя Тарковского, несомненно, давит своей весомостью и строгими внутренними критериями, так что искать нужно было что-то, что было бы не стыдно сопоставить с этим именем. С другой стороны, я сразу понял, что искать фильмы, полностью соответствующие стандартам и особенностям кино Тарковского в несколько осовремененном варианте, не стоит. Поэтому, например, мы не взяли греческий фильм «Метеора» Спироса Статхулопулоса, который формально отвечает эстетике Тарковского в классическом ее понимании: там действие происходит в монастыре, речь идет о религии, о запретной любви между монахом и монашкой. Причем монахиня еще и русская. Пейзаж очень величественный, древний монастырь, как будто висящий над землей. Но по своему строению фильм несколько архаичен, и поэтому, несмотря на хрестоматийные «тарковские» кадры, он на самом деле далек от Тарковского, который всегда был устремлен к нововведениям.
— То есть отбор шел по степени художественной смелости фильмов?
— В общем, да, Андрей Тарковский, можно сказать, символизирует необычайную смелость в формировании нового киноязыка. Он многое открыл, предвосхитил и по сути сформировал свой собственный язык кино.
— Смотря на программу как на свершившийся факт, вы видите в ней какие-то — возможно, незапланированные — закономерности?
— В конкурсе этого года образовался такой южноамериканский акцент, хотя сознательно он не предполагался. Во времена Тарковского тоже был всплеск такого кино, например, бразильская школа, Cinema Novo. Потом случился затяжной кризис, из которого, мне кажется, южноамериканский кинематограф недавно вышел. И теперь о Южной Америке вспоминаешь сразу, когда речь заходит об авторском кино.
Другая особенность — очень много режиссеров-женщин. Я совсем не сторонник деления кинематографа на женский и мужской. Но бесспорен тот факт, что женщин-режиссеров становится все больше, и перспектива у них немного другая. Раньше кинематограф считался «мужской», физически тяжелой профессией, как профессия летчика. А теперь с этой новой, современной мобильной техникой женщинам гораздо проще влиться в кинематографический процесс. Причем не только в таких регионах, как Франция, Голландия, где эмансипация имеет давние традиции, а также в Южной Америке и Азии. У нас в программе, например, была работа совсем молоденькой чилийской девушки — Доминги Сотомайор, она сняла «С четверга по воскресенье»; или Милагрос Мументалер из Аргентины с «Откройте двери и окна».
— Одним из основных художественных средств отобранных фильмов как будто бы является недосказанность...
— Да, но такой ускользающий сюжет, своего рода нарративная недостаточность, компенсируется наличием вездесущей камеры. Если на экране машина, мы как бы сидим внутри механизма мотора и ощущаем себя этой машиной. В фильме «Откройте двери и окна» камера проникает во все части дома, в каждую щель, тотально исследует всю глубину этого пространства. И сюжет уже дальше строится из таких вот деталей, которые хоть и на поверхности, но говорят очень много о сущности происходящего. В чем, собственно, и состоит отличие этих фильмов от классического кино, в котором смыслообразование строилось по другим канонам.
— Есть ли мировые фестивали, на которые вы ориентировались?
— По идеологии нам ближе всего Роттердамский фестиваль и фестиваль в Локарно: там есть интерес к авторскому кино и по сравнению с Каннами или Венецией присутствует большая гибкость. Мы, конечно, не можем себя с ними сравнивать. Это все-таки очень большие фестивали, с огромной системой, структурой, параллельными программами. Наш фестиваль пока еще очень молодой и в какой-то степени мемориальный, посвященный Тарковскому.
— Кино, которое вы привозите, требует как минимум сильной концентрации зрителя. Как реагирует публика?
— Мне кажется, потенциал российского зрителя использован процентов на пять. Я не верю, что, несмотря на любые катаклизмы, которые действительно происходили с нашей страной, у нас может быть меньшая потребность в таком кино, чем во Франции или в Мексике. Так как фестиваль проходит в двух городах, которые не так уж близко расположены, окончательно высказываться о реакции публики я не могу: я на половине сеансов не присутствую. Могу только сказать, что появление своей аудитории — это дело, требующее времени. Например, ханты-мансийский фестиваль «Дух огня», который мы делаем уже 10 лет, на данный момент сформировал свою определенную чуткую публику и кинокультуру. Это не очень большая, но верная аудитория: студенческая, молодая, интеллектуальная.
— Вопрос, который вам наверняка задавали много раз: насколько вы ожидали такой успех Карлоса Рейгадаса на Каннском фестивале?
— Я не знал и не подозревал, что Рейгадас получит приз за лучшую режиссуру. То есть я читал какие-то прогнозы о его возможной победе, но, разумеется, не подозревал, {-tsr-}что все так сложится и «После мрака свет» попадет «после Канн в Плес». Фильм очень радикальный, причем радикальный совсем в ином ключе, нежели его предыдущие фильмы. Я знаю, у жюри по поводу него были огромные баталии, и очень рад за Карлоса, что все так получилось. Я его знаю давно, с момента, когда писал о нем в книге «Режиссеры будущего». Сам Рейгадас мне тоже неоднократно говорил, что хотел бы приехать. Его всегда очень вдохновлял Тарковский, ему нравится Сокуров, с которым он здесь познакомился лично.
— Спасибо огромное за прекрасную программу, скажите, какие перспективы у появления хоть одной из этих картин в российском прокате?
— Перспективы не очень хорошие. Даже те независимые компании, которые есть в России, ориентируются на уже раскрученные имена. Был Озон, потом фон Триер и так далее. Но Рейгадас достаточно раскрученный, может, хотя бы ему повезет?
