Ситора Алиева: «Необходима модернизация мозгов»

Программный директор «Кинотавра» о конкуренции с европейскими фестивалями, новых задачах кинокритики и особенностях городской инфраструктуры Сочи

Имена:  Наталья Нусинова · Сергей Лаврентьев · Ситора Алиева

— Давайте начнем с концептуального вопроса. Как «Кинотавр» сейчас переживает свой довольно странный статус главного кинофестиваля страны, на котором фактически нет обычного зрителя — только представители индустрии?

— Да, обычный зритель у нас — на площади. Я хочу сейчас напомнить, что «Кинотавр» был заявлен и придуман как конкурс двух параллельных программ — кино для всех и кино не для всех. Со временем от этого пришлось отказаться. Наверное, тогда это действительно было правильно, потому что набирать картины для двух полноценных программ становилось все сложнее и сложнее. Но сейчас, как ни странно, я бы возвратила отдельный конкурс коммерческого мейнстрима — так как фильмы для широкой аудитории действительно снимаются и тоже требуют серьезной экспертизы.

— А вы набрали бы сейчас достойных картин на два конкурса?

— Я бы постаралась. Вы знаете, вопрос качества сегодня уже, как ни странно, для меня вторичен, гораздо важнее анализ самого кинопроцесса. Кинокритики сегодня должны быть эстетическими маяками и очень подробно и дотошно заниматься тем, что называется интеллектуальным контекстом, — темами, эстетикой, способами рассказа истории. Необходима новая стратегия критического восприятия, интеграция критика в кинопроцесс: как эксперт, как профессионал, он должен и может влиять на режиссеров, вести с ними диалог, указывать автору на его ошибки или достоинства, определять повестку дня — а не просто освистывать конкурсантов на пресс-конференциях. Вообще делать репрезентативную программу — это одно, а показывать только идеальные картины — это совершенно другое. Это две абсолютно разные реальности, два типа фестиваля. «Кинотавр» всегда показывал реальную ситуацию, какой бы она ни была, ту, которая существует на данный момент. Программа этого года отражает все позитивные и негативные процессы киноситуации в стране, все влияния — а их немало: и телевидение (стереотипность сериального мышления), и то, что называется современным искусством (размываются границы между документальным и игровым), и быстро меняющиеся технологии… Мне кажется, происходит медленное движение к зрителю — авторы перестают только самовыражаться и снимают более понятные публике истории, оставаясь на территории своего авторского кинематографа. Хороший пример такого движения — фильмы Бориса Хлебникова «Пока ночь не разлучит» и «Я тебя не люблю» Павла Костомарова и Александра Расторгуева. Даже Светлана Баскова, чье кино всегда считалось авангардным и радикальным, делает шаг навстречу зрителю — оставаясь в рамках своей стилистики и метода, конечно. Или один из дебютов этого года — «Дочь» Александра Касаткина и Натальи Назаровой: абсолютно европейское по духу кино, поднимающее вновь актуальные сегодня вопросы любви и веры, но снятое при этом на чисто российской фактуре.

Но если посмотреть всех победителей фестиваля «Кинотавр» за 22 года, вы увидите, что это очень достойные ленты. Например, именно благодаря «Кинотавру» когда-то прозвучал фильм «Брат». Этот фильм не имел телевизионной поддержки, он не рекламировался, но при этом собрал громадную кассу. Благодаря кому? Фестивалю и кинокритикам.

— Но ситуация с «Братом» — или с так называемой новой русской волной — это все-таки ситуация каких-то общих надежд, оптимизма по поводу перспектив отечественного кино. Сейчас же постоянно говорят об обратном — зрительской апатии, снижении посещаемости российских фильмов. Насколько в такой, не самой благоприятной, ситуации приз, полученный на «Кинотавре», может повлиять на прокатную судьбу? Никто ведь уже не ждет никакой «новой волны».

Читать текст полностью — «Новая волна», или «новые тихие», существует, они активно работают в российском кино последние десять лет, их награждают, и они известны в мире. И фестиваль этого года мы сделали, сознательно выделив эту генерацию: вы видите часть из них в конкурсе, а другую часть — в жюри. Мы их свели, и сегодня одни судят других. Ситуация немного жесткая: председатель жюри — Владимир Хотиненко, а коллегами по жюри основного конкурса станут два его ученика — Николай Хомерики и Александр Котт (восемь лет назад, никому не известные, они состязались за приз в короткометражном конкурсе «Кинотавра»).

А на индустрию мы влияем вот таким образом — мы помогаем всем тем, кто финансирует кино, отмечая талантливых, перспективных, ярких. Конечно, мы не можем гарантировать нашим конкурсантам миллионные сборы, но тем не менее 13 из 14 конкурсных картин «Кинотавра» прошлого года были в российском прокате, часть из них демонстрировалась в «Закрытом показе» на «Первом канале», а далее — вечная жизнь в интернете. Но одной из приоритетных задач фестиваля мы видим по-прежнему открытие новых имен. К фестивалям первых (дебютных) фильмов в мире приковано не так много внимания, как к Каннам, Берлину, Венеции. Но ведь именно на кинофестивале в Роттердаме в свое время впервые заговорили о Кристофере Нолане, который десять лет назад представлял там свое малобюджетное кино «Преследование» (Following). Именно Роттердам открыл обладателя «Пальмовой ветви» Апичатпонга Вирасетакуна, и именно там состоялись мировые премьеры таких известных лент, как «Мать и сын» Александра Сокурова и «Романс Х» Катрин Брейя. Меня восхищает смелость фестиваля, который характеризует свою программу и свои фильмы как «странные», «больные», «уморительные», «поэтичные», «дерзкие» — это всего лишь некоторые из множества эпитетов, которыми награждают дебютные фильмы.

Но вернемся к нашему родному кино. Говорить сейчас о крахе, кризисе, смерти русского кино… пока еще рано. Да, мы ушли от безупречно выстроенной индустрии советского кино, да, не сумели выстроить ясную, современную, прозрачную систему кинопроизводства.

На наших глазах меняются медианосители, посчитать и сопоставить, сколько людей смотрит русское кино в интернете, по-моему, очень сложно. Мы плохо знаем интеллектуально-эстетические пристрастия молодого зрителя — нам известно только, что он ходит смотреть американские фильмы, и всё. В любом случае следующей приоритетной задачей фестиваля являются поиск и формирование аудитории.

Я считаю, что в России необходим еще один кинофонд (смеется). Фонд поддержки именно молодого, талантливого, честного продюсирования (этим когда-то очень успешно занималась французская организация CNC, которая в начале 1990-х в рамках специальной программы субсидировала молодых продюсеров, занимавшихся сопродукцией с Россией). Честно говоря, надоело смотреть, как кино делается формально, для решения материальных задач продюсера. Если перед нами будет две одинаковые по качеству картины, мы сделаем свой выбор в пользу независимого инди-проекта. Такие фильмы у нас были в конкурсе в прошлом году, будут и в этом. Они могут, конечно, вызывать споры, вопросы, какое-то недовольство, но этот подход абсолютно честен.

— Вот вы говорили о Роттердаме, но он проводится зимой, до «Кинотавра», и дорогу ему вроде бы не переходит. А насколько велика конкуренция со стороны других летних фестивалей — Канн, Венеции, Локарно, ММКФ, наконец? И насколько вообще оправданно стремление российских продюсеров протолкнуть свой фильм на западный фестиваль, даже если шансов взять что-то у него почти нет?

— Желание продюсеров попасть на западный фестиваль сегодня очень понятно. Это другая платформа, другой контекст, это глобальное информационное покрытие, а значит — аудитория автоматически расширяется до международной. В Россию картина возвращается уже с хорошим капиталом. Конкуренция, конечно, есть. Венеция не хочет показывать после «Кинотавра», так как наш фестиваль освещают крупнейшие международные киноиндустриальные издания — Variety, Screen International и The Hollywood Reporter; они хотят, чтобы премьерная пресса на их фильмы появлялась только в контексте их фестиваля. Например, фильм «Океан» был изъят из программы Венецианского фестиваля после появления рецензии на него в Variety. Я провела в России более двадцати международных кинофестивалей и тесно работала с FIAPF (Ассоциация кинопродюсеров мира). Согласно ее регламенту, локальные фестивали не мешают большим. Хочется напомнить, что Каурисмяки и Альмодовара показывают в Каннах уже после национального проката в родных странах. Однако на дебютантов, увы, это правило и положение дел не распространяется. Но иногда огорчает изначально неправильная фестивальная политика российских лент — как, например, произошло с фильмом Николая Хомерики «Сердца бумеранг». Премьера фильма состоялась на ММКФ. Картину не приняла критика, ее не наградило жюри, а мы и МКФ в Локарно на этот фильм надеялись. Все шансы получить приз в Сочи у нее были.

— То есть ситуация вырисовывается абсурдная: будучи индустриальным фестивалем, «Кинотавр» мог бы давать старт русскому кино на международном рынке, потому что в Сочи присутствует индустриальная пресса. Но именно индустриальность «Кинотавра» и не позволяет ему это делать.

— Нет, позволяет. Мы можем дать старт «фестивальному международному кругу». Это и есть условный «прокат». Да, если говорить о международной рыночной жизни фильма, то для этого нужен конкурс трех главных мировых фестивалей и желательно приз. Но «Кинотавр» сегодня является главным лоббистом русского кино в мире. И я хочу подчеркнуть, что четыре фильма «Кинотавра» — «Портрет в сумерках», «Мой папа Барышников», «Громозека» (конкурсная программа) и Generation P (внеконкурсный показ на площади) — имеют на сегодняшний день активную международную жизнь.

— А насколько велико давление продюсеров на отборочную комиссию?

— Оно, конечно, есть, хотя и в интеллигентных рамках. Но обиды — в случае отказа с нашей стороны — бывают. Продюсеры, к сожалению, иногда слишком много обещают своим инвесторам. Получив отказы от крупных киносмотров, они приходят к нам. А уж услышав «нет» здесь, они недоумевают, полагая, что их фильм точно не хуже тех, что показывают в Сочи…

— Но сейчас-то у продюсеров существует четкая фестивальная стратегия?

— Вы говорите о нормальной европейской, американской и азиатской ситуации, где очень опытные продюсеры и случайных людей крайне мало. Здесь профессию понимают единицы, я подчеркиваю, десять человек, мы все знаем их имена. Только они имеют продуманную стратегию на всех этапах жизни фильма — от зарождения самой идеи до ее воплощения и точечной, серьезной работы со зрителем. В качестве примера посмотрим на прошедший год по двум направлениям нашей современной киноиндустрии — высокое искусство и коммерческий мейнстрим. Локомотивами первого направления выступили «Елена» и «Фауст», второго — «Высоцкий. Спасибо, что живой» и мультфильм «Иван-царевич и Серый Волк». За каждым фильмом стоят высокий профессионализм и продуманный аналитический подход. Но, к сожалению, стратегия большинства продюсеров хаотична, суетлива, поверхностна. Сейчас у нас за кино отвечают две институции. Вероятно, им нужно быть более избирательными и аккуратными по части выбора проектов.

— Но одна из этих институций, причем самая мощная и эффективная, занимается исключительно большим коммерческим кино. Вам не кажется, что вся эта стратегия Фонда кино — большие деньги для больших картин — заведомо проигрышная? Не в коммерческом, а в политическом смысле. Возможно, национальное кино скорее должно развиваться, наращивая количество: маленькие картины, маленькие расходы, точечное продвижение?

— Компании-мейджоры уже обозначены. Вы правы, они действительно должны работать с разными типами фильмов. Я не очень понимаю, что такое патриотическое кино. Оно, к сожалению, получается несколько местечковым. Но имиджевые проекты — исторические ленты, экранизации — должны иметь место, как в любой большой национальной кинематографии.

— В чем проявляется эта местечковость?

— Создатели не всегда понимают, что такое современное кино, где его место, в чем его задача, кому оно адресовано. Все работают по постсоветской схеме, которая себя изжила. Мы чудовищно старомодны. Технологии развиваются быстрее нас. Необходима модернизация мышления, мозгов. Налицо полное непонимание быстро меняющегося современного контекста и чудовищная закрытость. Мы очень медленно открываемся миру. Возьмем, к примеру, прошедший Берлинский кинорынок. Америка была представлена 27 компаниями, Великобритания — 23, Европа — 31. Мы, увы, пока не можем с ними конкурировать, хотя в нашей индустрии крутятся немаленькие деньги, но они, к сожалению, большей частью «неоправданны», безотчетны…

— Давайте поговорим про приятное — побочные авторские программы-ретроспективы. Что будет в этом году?

— В этом году будет три программы. Первая — «Летний вечер в Сочи», ретроспектива фильмов Карена Георгиевича Шахназарова, которая будет проходить на огромном экране на площади. Вторая — «Кино обетованное» — в ней будут представлены картины, посвященные израильским кибуцам. Израильское кино сегодня на подъеме — четыре номинации на «Оскар», много международных наград, более сорока пяти сопродукций с разными странами мира. Для меня это образец грамотно построенной индустрии, где государство замечает каждого молодого, талантливого режиссера. Обе эти программы подготовил Сергей Лаврентьев. Третья ретроспектива, подготовленная киноведом Натальей Нусиновой, посвящена Году культуры Германии в России, в ней представлено короткометражное немецкое кино за последние шесть лет (в частности, будут показаны самые новые короткометражки, посвященные модному велосипедному движению). Ретроспективы «Кинотавра» за последние десять лет, такие, как «Вестерн под красным знаменем», «Мюзикл под красным знаменем», «Шпионы под красным знаменем» (все три — авторские программы Сергея Лаврентьева. — OS), успешно прокатались по миру, и для нас это большая честь.

— А вы не планируете движений в сторону выхода на зрителя, может быть, какие-то спецпрограммы в Москве, какие-то интернет-показы?

— В первую очередь нам бы хотелось все это делать именно в Сочи. Но там, увы, нет кинотеатров. Конечно, образцом городского фестиваля для меня остается Торонто, где все продюсеры, в том числе и российские, тестируют свое кино на обычном зрителе: каждый продюсер — я подчеркиваю, каждый — может проводить показы для простой аудитории, приходить в зал, а зритель, в свою очередь, может еще и общаться с автором фильма после показа.

— Да, но Торонто — это культурная столица, а Сочи....

— Да, город надо окультуривать. Необходим кинотеатр на время фестиваля для самого обычного, анонимного зрителя с пляжа, а не для коллег, не для индустрии, не для прессы. Там можно обкатывать конкурсное кино. Таким{-tsr-} образом, постепенно воспитать кинолюбителя. Уверена, что зрителя можно найти везде.

— А в план реконструкции Сочи не входит строительство новых кинотеатров?

— Надеюсь, что входит. Сочи — город специфический, один из самых длинных (географически протяженных) в мире, и там вообще очень тяжела логистика культурной жизни. Например, человек живет в Адлере или Лазаревском, а в кино надо ехать в центральный Сочи. Я недавно там была и поняла: чтобы посмотреть фильм, надо потратить целый день жизни и одну тысячу рублей, а это для сочинцев — огромная сумма...