Михаэль Главоггер: «Интервью стоит намного дороже, чем секс»

Австрийский шок-документалист об обстоятельствах съемок своего нового фильма «Слава блудницы» и особенностях национальной проституции

Имена:  Михаэль Главоггер

Вынужденно констатируем: большая часть европейского документального кино (и не только про животных) — само занудство и хандра. Слепленные на гранты, печальные,

Читать!

• 4 года с OPENSPACE.RU: Best of the Best
• Юровский об опере «Мастер и Маргарита»
• Заветные желания наших авторов и коллег
• Сергей Жадан. Ворошиловград
• Лена Катина: «Эти песни надо петь пожизненно»

как смерть, затянутые, как пытка колесованием, эти фильмы претендуют на беспристрастное изображение жизни, но оказываются гораздо скучнее, чем самая незавидная жизнь. Картины Михаэля Главоггера — совсем другое дело: они показывают яркий, красивый, шокирующий, наполненный событиями мир мегагородов («Трущобные прогулки»), люмпен-пролетариев («Смерть рабочего») или дешевых проституток. Главоггера иногда ругают за то, что он возвращает в документалистику предвзятый, субъективный взгляд. Но мы вслед за итальянской критикой 60-х будем называть это «заинтригованным глазом». ПЕТР КОСОВО встретил режиссера на кинофестивале в Тампере и поговорил с ним о мондо-документалистике, Элеме Климове и, разумеется, секс-андерграунде «третьего мира».


— Whore's Glory посвящен повседневной жизни проституток в странах «третьего мира» — понятия не имею, как вам удалось проникнуть в этот закрытый, криминализованный мир. Подозреваю, у вас были серьезные трудности ...

— С криминалом обычно легче всего договориться — это только вопрос денег. Власти — совсем другое дело. Например, когда мы снимали часть про тайских проституток, официальные органы постоянно оказывали давление на наших местных ассистентов и персонал — я-то иностранец и все равно уеду рано или поздно, а им там дальше жить. Из-за этого многое из снятого не вошло в фильм — я чувствовал личную ответственность перед нашими тайскими помощниками. Король как раз тогда заявил, что в стране официально отсутствует проституция, — а я снимаю про нее фильм... В результате все вышло вполне по-азиатски — мы с полицией обменивались взаимными комплиментами и извинениями три года, а тем временем что-то успели наснимать.

— Многое не вошло?

— Да, конечно: например, кусок, где тайская девушка в подробностях описывает мировую карту членов — там десятки описаний. Король был бы не в восторге от такого и отыгрался бы на наших друзьях, так что пришлось вырезать эту часть. Без нее, я заметил, в фильме потерялось что-то важное, анатомическое. Но мы были утешены в Мексике: на нашу удачу, одна из дам произнесла шикарный монолог на эту тему.

— Как вам удалось так разговорить их? Женщины этой профессии вроде бы привыкли держать язык за зубами...

— Конечно, это так — но в этом мире у всего есть цена. Там за все надо платить, и интервью стоит намного дороже, чем секс. Кроме того, мы всегда ориентировались на Энди Уорхола — каждый человек хочет получить свои 5 минут славы, и во время съемок постоянно кто-то врывался в кадр: «И я, и я хочу что-то еще рассказать...» В Бангладеш мы пообщались более чем с 600 проститутками — в фильм вошли только те, кто сам хотел, чтобы их истории были показаны.

Фрагменты фильма Whore's Glory


— Во время съемок у вас возникало желание как-то помочь этим женщинам, изменить что-то в их жизни, повлиять на ситуацию или вы придерживаетесь отстраненной позиции, как на канале «Дискавери»?

— Нет, не стоит все это смешивать. Со многими из героинь у нас сложились дружеские отношения за время съемок — да и вообще за все годы, пока мы делали «Трущобные прогулки» (Megacities) и «Смерть рабочего» (Workingman's Death), в моей жизни появилась куча знакомых по всему миру. Я езжу в гости к некоторым из своих героев постоянно, крещу их детей и прочее. Но я никогда не пытался запускать рекламную кампанию вокруг моих фильмов, будто они нацелены изменить жизнь на планете. Это всегда нечестно — если вы хотите действительно помогать людям, идите в политики или в гуманитарные организации волонтером. Один режиссер снял популярный фильм против распространения огнестрельного оружия в США — в реальности это позитивно сказалось только на его кошельке, ни одним стволом меньше не было продано в Америке из-за его кино.

— Вам часто ставят в упрек, что вы создаете новый «мондо-кинематограф» вслед за Джакопетти и Каварой. Что вы, как и они, в ущерб отображению реальности стараетесь шокировать и привлечь интерес зрителя к искусственно смоделированным ситуациям, утрированным в угоду эмоциональному эффекту. Я лично обожаю мондо, на мой вкус, эти «объективные» документалки, которые все снимают сегодня, просто безумно скучны...

— Нет, серьезно, меня все продолжают спрашивать про Джакопетти, но клянусь: я не смотрел его фильмов. Вот уж после этого раза я обещаю наконец точно их посмотреть. Но, действительно, мое мнение остается прежним: документальное кино, каким его многие хотели бы видеть, — то есть простая фиксация череды событий — возможно только в отношении войны или, допустим, футбольного матча. В любой другой ситуации герои всегда знают, что в данный момент снимается кино, — они неизбежно начинают играть. Глупо после этого настаивать, что вы снимали реальность с точки зрения ангела-хранителя. Исключение — скрытая камера, но я никогда ее не использовал, на мой взгляд, это непозволительное нарушение этики.

Любое документальное кино — это реальность, пропущенная через сознание режиссера, она не может не быть субъективной. Один из моих любимых фильмов — «Иди и смотри» режиссера Климова. Это как раз то, что я делаю, — иду и смотрю, являюсь предвзятым, заинтересованным свидетелем приключения.

— Спросим прямо — вы ведь иногда используете постановочные съемки?

— Кстати, в Whore's Glory нет ни одной — это классическая документалка. Но в двух других частях трилогии они есть. Например, в Megacities есть сцена, когда чернокожий джанки обворовывает гомосексуалиста в гостиничном номере, — разумеется, мне не удалось бы снять эту сцену вживую. Но я проводил неделю за неделей на улице Нью-Йорка в компании этого парня и его клиентов — под конец я знал уже о них все, до их мельчайших привычек. Главное — никогда не просить людей сделать то, что они бы не сделали в своей обыденной жизни — да у них бы никогда и не получилось сыграть такое. При этом всегда найдется человек, который сам скажет или сделает в кадре что-то самое важное, интересное — и это будет выглядеть естественно.

Во всех своих фильмах я всегда специально оставляю моменты, когда посреди какой-нибудь сцены герой вдруг косится на камеру — это означает договор: между ним, мной и вами. Что мы все понимаем, о чем идет речь. Где бы вы ни снимали, любая сцена на кухне — здесь всегда есть этот договор между нами.

— Почему вы выбрали именно Таиланд, Бангладеш и Мексику для съемок? В Европе дешевых проституток со всего света не меньше.

— С самого начала я был привязан к религиозной теме. Три конфессии — три культуры продажи самого дорогого товара, которым обладает религиозная женщина. Конечно, мы могли бы сделать часть про каких-нибудь девочек по вызову в Вене, но я не очень представляю, что здесь можно снять, кроме собственно секса. А в этих странах мы погружаемся в специфический контекст с первого кадра. Например в Бангладеш, в ультраортодоксальном обществе, тот райончик, который мы снимали, — это фактически единственное место сексуальной активности людей. Он — структурный антипод всему остальному обществу, его полная противоположность. В частности, здесь установлен матриархат — власть управлять и наказывать принадлежит женщинам, «матушкам», которые, впрочем, являются для многих из девушек настоящими матерями. Там нет сутенеров. В Таиланде я впервые увидел такую практику: проститутка сама выбирала себе клиента; в Мексике мы сняли крестьян, которые приехали за дамами верхом — их лошади трусили по улицам «красных фонарей» вслед за машинами других клиентов. Приехать за женщиной на коне, на машине — это местный бытовой архетип, его мне и интересно увидеть. Я хотел снять фильм о быте — все мои фильмы на самом деле о быте, об обычной жизни, даже когда вам кажется, что на экране происходит нечто шокирующее. Например, в Workingman's Death, во время съемок на массовом забое быков в Нигерии, все участники действа были шокированы только одним — почему я снимаю самый обычный процесс их повседневности. А я стоял посреди моря крови и думал: «Как же это красиво!»

— Кстати, об обычной жизни: вы снимали некоторые фрагменты Megacities и Workingman's Death на территории СНГ, в 1998-м и 2005-м соответственно. Вы почувствовали какую-нибудь разницу в повседневной жизни людей, сравнивая «конец мрачных 90-х» и «период экономической стабилизации»?

— О черт, все стало еще хуже! В центре Москвы самые дорогие магазины, которые я когда-либо видел, а в деревнях все давно перешли к натуральному обмену. Мы снимали в Донбассе — так там люди действительно обменивают антрацит на яйца — я даже не ожидал, что все настолько плохо.