«Шапито-шоу» – как это было

Создатели фильма делятся с ОЛЬГОЙ ШАКИНОЙ воспоминаниями, переживаниями, страхами и восторгами

Имена:  Екатерина Герасичева · Максим Кузьмин · Марина Потапова · Сергей Лобан

Накануне премьеры «Шапито-шоу» режиссер Сергей Лобан, продюсер Екатерина Герасичева, сценаристка Марина Потапова и Максим Кузьмин, дистрибьютор фильма, собрались в редакции OPENSPACE.RU, чтобы понять, что вообще произошло с ними и с «Шапито» за долгие шесть лет работы над картиной.


— Для всех создателей «Шапито-шоу» фильм оказался мощным первым опытом. Для вас это первый опыт кино с бюджетом, для Максима это первый опыт проката. Как это поменяло ваши взгляды на жизнь и вообще что вы в связи с этим чувствуете?

Сергей Лобан: Важно, что это первый опыт не только для нас, но и для всей группы: все люди, которые работали над фильмом, не были специально под это заточены. То есть они все специалисты — но в других областях. Мы их привлекали, потому что это наши друзья, которым мы доверяем, с которыми нам удобно работать. Каждый — чемпион в своей области, но при этом они работали, например, рабочими на площадке. Вот Саша Вяткин, который был у нас рабочим, — очень крутой жонглер, которого приглашают в Cirque du Soleil. Другой рабочий, ассистент художника Женя Кудревич, — архитектор, по его проекту строится дача Медведева. Маша Миронова — ассистент по актерам и хлопушка — известный журналист, сценарист и фотограф. Просто мы боимся людей четко структурированных и профессиональных, жестких и бескомпромиссных — потому что мы сами жесткие и бескомпромиссные. Единственные профессионалы, которых мы не учли, — это наши московские осветители. И они нас полностью уничтожили! Для меня весь этот свет олицетворял жесткую авторитарную машину подавления любых творческих возможностей. Я был уверен, что мы этот процесс быстро освоим и развернем в своих интересах. А он нас подавил — и в первое время очень сильно. В какой-то момент мы даже впали в отчаяние. В Крыму выяснилось, что мы очень сильно переоценили свои возможности. Казалось, что все это нереально снять за такие деньги, за такое время, с таким темпом. Короче, мы терпели крах, и если бы не кризис… все бы всплыло, вся наша несостоятельность. А как мы себя в связи с этим чувствуем? Да как обычно.

Марина Потапова: Ну представь себе, что ты всю жизнь пек блины и у тебя неплохо получалось — а тут тебя на хлебозавод поставили.

Екатерина Герасичева: А мне кажется, что я за это время переползла из жонглеров-друзей в московские осветители. То есть я давно знала Сережу и его друга Лешу (Алексей Левин, ассоциативный продюсер фильма. — OS) и никак не мыслила себя продюсером — да и не собираюсь продолжать этим заниматься. Я, скорее, не продюсер, а человек, который по чистой случайности имел под боком инвестора. В своих решениях я опиралась только на интуицию: когда Сережа с Лешей приехали к нам на дачу вести переговоры, я даже еще не видела фильма. Но вот мы как-то поговорили с ребятами, и я, хоть и не являюсь профессиональным жонглером и не пеку блины, взялась за это, ну вот и все. У меня не было никаких продюсерских амбиций, просто хотелось помочь. «Пыль» я, кстати, не люблю.

— Вы заранее понимали, что это будет такое затратное кино?

Лобан: Я помню, вначале мы планировали бюджет в 100 тысяч долларов. И мы такие: «Ну да, нам-то за сто тысяч все это снять — раз плюнуть!»

Потапова: Но в этом сценарии еще не было самых дорогостоящих сцен: шапито и всяких телесъемок.

Лобан: Изначально вообще не было никакого шапито. Была просто поездка к морю. Быстренькая, незатратная, снятая DV-камерой, в лучшем случае с какой-то насадкой.

Потапова: Нам казалось, что все эти истории достаточно компактны. Все снимается одним человеком, нет никакой съемочной группы, ничего нет, и актеры все бесплатные. И, исходя из этого, весь наш бюджет — это билеты...

Лобан: ...и чай.

Герасичева: А откуда тогда взялись зарплаты и все остальное?

Всеобщий хохот и оживление.

Герасичева: Нет-нет, я не в плане наезда, мне просто интересно, как это все зарождалось. Потому что когда ты пришел, ты пришел с конкретной цифрой, она была рассчитана. Я помню, что сумма, хотя и была большой, складывалась из каких-то щадящих слагаемых. Мы с Сережей проходили по каждому пункту, и в какие-то моменты я говорила: «Но, ребята, надо будет и что-то поесть, давайте еще добавим. А вот здесь же нельзя ведь платить семь копеек, давайте заплатим восемь!» Тогда я поняла, что они режут на всем. Но в результате получалось много, как и положено в полноценном кино. Хотя эта смета была какая-то... к человеку жесткая.

Лобан: Чего мне хотелось избежать в фильме — так это того, чтобы люди принимали в нем участие на энтузиазме. Потому что в таком случае они обслуживают амбиции режиссера и людей из группы. И все равно, конечно, получилось так, что все делали в три раза больше, чем им платили. Они все равно были участниками проекта, они были внутри, они все болели.

Потапова: Было просто очень страшно переходить к такому настоящему кино. Мы до конца никогда не верили, что это происходит с нами. Ни на съемках, ни когда мы приехали оттуда.

Герасичева: Что вы такие серьезные дяди и тети, которые снимают настоящее кино?

Потапова: Да, и что у нас такие взаимоотношения. С этим приходилось свыкаться по пути. Такие истории, с деньгами связанные...

Лобан: Да, то, что это все связано с грандиозными деньгами, для нас немыслимыми, — это, конечно, приводило в ужас. Два миллиона долларов! Раньше у нас были бюджеты в районе трех-четырех тысяч.

Потапова: А еще в ужас нас приводило то, сколько стоит съемочный день.

Лобан: А у нас ведь и актеры — не совсем актеры. Вот Мамонов — с ним все очень непросто. Приходит он на ночную съемку — и уже светает, а мы понимаем, что у нас ничего нет вообще! А эта съемка стоит 20 тысяч долларов, потому что там кран. В кои-то веки мы решили его задействовать, потому что кран стоит до хрена... И все это стоит — а он просто не может, не хочет, не понимает, что от него требуется. Просто катастрофа — тебя парализует само сознание того, что ты бессилен. И такое происходило регулярно — и у многих ребят. Потому что каждый очень хотел, чтобы все было хорошо, чтобы не было провала на его посту. Я уверен, что у Кати была такая же ситуация. Для всех это первый опыт, и все в первую очередь сомневаются в себе, в своей состоятельности. Но это круто.

— А когда пришло ощущение того, что эта история — взрослая?

Герасичева: Я хорошо помню этот момент перехода, соприкосновения со взрослостью, которая потом все равно пропала. Это было не про деньги, это было, когда та же непонятная сила, интуиция, которая убедила меня взяться за все это, сказала мне, что фильм должен быть короче. И тогда мы начали бодаться с Серегой и с Мариной. Я говорила, что должно быть короче, что мне очень не нравится последняя часть. А они мне отвечали: «Нет, это правильно». И вот тогда я начала выскакивать, знаете, как такая неопытная мать, и кричать: «Но... но уроки же надо делать! Но... я же тебя рожала, в школу водила, и вообще я тебя обедами кормлю!» И я пыталась проверещать Сереже истерическим голосом, что я вроде же деньги заплатила.

— «Ты мне ничего не должен, но...»

Герасичева: Да-да. Тем более что он и вправду мне ничего не был должен — у нас была изначальная договоренность, что хоть я и являюсь этим (переходит на шепот) продюсером, но я даю им абсолютный карт-бланш, потому что иначе это не имело смысла. И вот когда мы договаривались в том духе, что «вы делайте что хотите», — это для меня была подростковая история. А потом, когда я поняла, что мне хочется чего-то другого, и пыталась этого добиться, убедить ребят, что раз я плачу деньги, то, наверное, я тоже имею право что-то сказать, а они мне возражали: «Нет, мы будем делать так» — вот это был как раз травматический, взрослый опыт.

Лобан: А меня все время не покидало ощущение паники. Да и сейчас еще не отпускает. И чувство, что ты взрослый, все равно не пришло. В какой-то момент мне стало ясно, что фильм — это вещь, которая растет сама и сама себя двигает. Я понимал Катино желание сократить фильм — но знал, что у меня просто нет на это ресурсов. Все что мог — я сделал и больше не могу сдвинуться ни влево, ни вправо. Ни на шаг. Это не какая-то блажь или мои амбиции — просто физически не могу.

— А что происходит с гигантским количеством людей, которые принимали участие в съемках? Они до сих пор болеют за судьбу фильма?

Лобан: Все следят. Шапито же вырастает за фильм в некий мир — и они до сих пор чувствуют себя частью этого мира.

Ссылки

• Василий Корецкий. Кто есть кто в «Шапито-Шоу,» 18.01.2012
• Мария Кувшинова. «Шапито-шоу», 27.06.2011