Валери Донзелли: «Рак – грустно, развод – грустно. А я говорю: не грустно!»

Автор картины «Я объявляю войну» о том, как спасти своего ребенка и сделать из этого веселый фильм

Имена:  Валери Донзелли

​Француженка Валери Донзелли спасла собственного сына от редкой формы рака и сняла об этом веселое кино (с собой и отцом

Читать!

• 4 года с OPENSPACE.RU: Best of the Best
• Юровский об опере «Мастер и Маргарита»
• Заветные желания наших авторов и коллег
• Сергей Жадан. Ворошиловград
• Лена Катина: «Эти песни надо петь пожизненно»

ребенка Жереми Элькаймом в главных ролях). Картина «Я объявляю войну» (подробнее — здесь), выдвинутая от Франции на «Оскар», на этой неделе выходит в наш прокат (половина средств, вырученных от продажи билетов и DVD кинокомпания-дистрибьютор «Каравелла» передаст фонду «Подари жизнь!»). ИННА ДЕНИСОВА позвонила Донзелли в Париж.


— Здравствуйте, Валери, можете говорить?

— Давайте только быстро. Я должна сделать с сыном уроки. Пятнадцать минут вам хватит? У меня просто сегодня единственный выходной, и нужно побыть мамой. Переделать все по дому. Я как-то сама, без домработницы, так что дел куча.

— Почему вы решили рассказать всем такую личную историю?

— Я не хотела рассказывать личную историю, я кино хотела снять. Что-то принципиально отличное от моего первого фильма «Королева дурочек». А еще я хотела снова поработать с Жереми, и, чтобы долго не искать сюжет, мы рассказали нашу историю любви.

— Но это также история болезни вашего сына Габриэля?

— Ну да, было в моей жизни такое испытание. Я подумала, что было здорово рассказать о нем через призму любви двух людей.

— То есть любовь важнее для сюжета, чем болезнь?

— Болезнь вообще только повод к разговору. Я не собиралась снимать кино про рак. В фильме почти нет болезни: вы видите ее через страх родителей, но вы не увидите детей, обмотанных проводами и трубками. Зато в кадре постоянно находятся мужчина и женщина, которые обнимают и поддерживают друг друга.

— Героев зовут Ромео и Джульетта. Любите Шекспира?

— Ну, я хотела, чтобы все поняли, какая мощная у них любовь. Настоящая. Я сначала думала, как их назвать, тыкала пальцем в небо: может, Поль и Виржини? А Жереми предложил Шекспира. Сказал: «Тогда мы обязаны будем показать самую что ни на есть реальную любовь». В общем, мы старались.

— Тем более грустно, когда герои расстаются.

— Люди все время хотят погрустить. Рак — грустно, развод — грустно. А я говорю: не грустно! Когда любовь заканчивается, ты ведь можешь и не терять человека, правда? Если захочешь, конечно. Я вообще не понимаю, зачем все так норовят расставаться и не общаться. Вы же близкие люди — значит, вы в состоянии перевести отношения на другой уровень.

— То есть вам с Жереми было не сложно работать вместе после развода?

— Вообще не сложно — как будто мы не прекратили отношения, а они продолжаются, но в другой форме. Во-первых, мы уже снимались вдвоем. И нам обоим очень хотелось еще раз сыграть вместе. Во-вторых, я просто не могла бы пригласить никого другого — это наш личный опыт, мы пережили эту любовь и болезнь сына. И мне хотелось еще раз разделить с ним оба переживания.

— И сейчас вы снимаете еще один фильм — тоже с Жереми?

— Да, он называется «Рука об руку» (Main dans la mains). Это фильм о расставаниях и о разводе.

— Тоже личная история?

— А вот и не угадали! На этот раз вообще нет. Хватит мне уже про личное.

— Вашему сыну Габриэлю десять лет. Он хорошо себя чувствует?

— Да, у него все хорошо, без рецидивов. Последняя сцена, когда доктор говорит «Вы здоровы» — моя благодарность врачам. Во Франции, как выяснилось, гениальная медицина, которую принято ругать, но я могу только превозносить.

— Вы показали болезнь сына, смеясь, — почти комедия получилась.

— Знаете, почему? Потому что я с этим соприкоснулась. Когда горе становится личным, оно как бы и не трагедия вовсе, а проблема, которую просто нужно быстро и сосредоточенно решать. Если горе не чужое, а собственное, тебя никто не осудит за то, что ты смеешься. Я вообще часто смеюсь, при разных обстоятельствах. Поэтому и историю повернула так, чтобы можно было посмеяться. Во Франции болезнь — это табу, религиозный культ. Молятся на нее. Что? Рак? Ах — и тут же серьезное лицо и брови домиком. Рак? Как вы смеете улыбаться! А я смею. Я не понимаю, зачем молиться раку. Лучше считать его ничтожеством и смеяться, потому что ты сильнее.

— Вам самой сложно было играть себя в картине о своем опыте?

— Я боялась выглядеть слишком эмоционально и пережать с пафосом. Мне некомфортно командовать, быть шефом огромной кинематографической бригады, я скорее актриса, чем режиссер. Но в этом фильме, пожалуй, именно актерская работа была сложнее всего. Я сыграла Джульетту только потому, что никто бы не сделал это так, как я, это мой опыт. Мне было важно, чтобы все было как в жизни, поэтому я и снимала настоящих врачей. Я и профессора Сант-Роза (онколог Института Густава Руасси, лечивший Габриэля. — OS) уговаривала сыграть, но он отказался, сославшись на то, что он плохой актер. Зато он дал на съемки свой халат, свою секретаршу и разрешил снимать в своем кабинете. Во второстепенных ролях заняты очень хорошие актеры, известные в узких кругах: например, Анн Ле Ни, сыгравшая доктора Фитусси.

Мне хотелось, чтобы все выглядело правдоподобно: фильм снят на фотоаппарат Canon, только финал, когда появляется реальный Габриэль, десятилетний, — на пленку 35 мм.

— А ребенок, игравший маленького Адама, тоже болен реально?

— Нет, я не настолько жестока, чтобы снимать больного ребенка. Нам и здоровых-то не очень охотно давали. Сначала хотела снять ребенка друзей, но поняла, что не стоит рисковать дружбой. Не каждый родитель выдержит ежедневную восьмичасовую смену. Сезара, играющего маленького Адама, нашла моя кастинг-директор: через блог его матери, она там вывесила фотографии. Им, оказывается, часто предлагали сняться в кино, но они упорно отказывались. Согласились, только когда я рассказала историю.

— У вас есть еще дети?

— Да, Ребекка. Ей четыре с половиной года. Она тоже дочь Жереми. Я пока больше не вышла замуж. (Ребекке, которая хнычет в трубку) Ребекка, это журналист, у нее французский не родной, ей и так сложно, можно, ты не будешь нам мешать, и мы поболтаем еще немножко?

— Простите за личный вопрос, но вы с Жереми расстались потому, что эти отношения не выдержали тяжести ситуации?

— Нет, не поэтому — тяжесть как раз выдержали. Есть и другие причины для расставаний: например, конец страсти. Мы все-таки были женаты восемь лет. И сейчас любовь осталась с нами, но в другой форме.

Почему-то у людей часто принято делать так: отношения мертвы, а они до конца жизни остаются вместе. Я за живые отношения. Я и кино снимала не про смерть, а про жизнь.